Касаясь ромашкового ветра

— Где-то посередине мира есть ромашковое поле. Хотя, может уже нет, я не знаю. Вернее, не уверен. Признаюсь, что был там в последний раз, когда мне было шестнадцать, ведь тогда я часто приходил в подобные места. Наверное, потому что только ромашки слушали меня внимательно, лишь тихо покачивая своими маленькими головами. Мне часто нужно было проветриться от всего, что со мной происходило и я бежал по этому полю, приминая к земле белые цветы. Тогда ромашковый ветер трепал мои волосы и шептал на ухо, что все наладится. Мой бесплотный друг замечал абсолютно все и рассказывал мне истории, которые собрал отовсюду, где был. Например, как он нырял среди тропических лилий так же, как сейчас с легкостью свистит среди ромашек. Как он поднимал легкую шелковую волну в холодных морях, шутливо разбивая ее о борта кораблей. Мой единственный приятель каждый раз смешил меня тем, как рассказывал про городских певиц, которым он подпортил прически на ковровых дорожках. Это было очень забавно, ты знаешь? А посреди поля было раскидистое дерево, под которым я частенько сидел на закате, и однажды, когда ветерок нырнул в крону, я полез за ним, не обращая внимания на царапины от шершавой коры. Когда я долез, я увидел то, что он хотел мне показать: все небо залилось огненной краской, заботливо прикрывая персиковой полупрозрачной шалью каждую ромашку на поле. Мы лежали на достаточно широкой и крепкой ветке, способной выдержать и меня, и ветерок (пусть в нем было нечего держать), и любовались закатом. Я вытянул руку, чтобы поймать уходящий луч и все-таки поймал его на кончиках своих пальцев. Тогда я почувствовал тепло, словно сам себе поймал кусочек солнца, который мгновенно впитался в мою кожу. Тогда началась наша история, а у ветра появилось имя. Я назвал его Люций, потому что прочел, что это имя означает «солнечный свет». Признаюсь честно, из всех подарков Люца, я ценю теплый солнечный луч больше других несмотря на то, что он дарил мне что-то каждый день. Я привык говорить о нем, как о чем-то невесомом, как будто ненастоящем, но он с каждым днем становился все более реальным. Порой, мне казалось, что вот он, рядом сидит и читает со мной книги под нашим раскидистым деревом. Каждое его дуновение я воспринимал, как легкий вздох скучающего человека, а когда он перелистывал страницы я и вовсе убеждался в этом. Я говорил с ним, как с другом, а он слушал и больше мне в мире ничего было не надо. И люди мне были не нужны. Мы жили душа в душу. Да, это было мое лучшее лето, где был я, Люций и ромашки. Он забирал меня из дому, куда привезли меня родители, чтобы я подлечился летом. Я от природы не был таким уж здоровым, особенно в шестнадцать, поэтому мою бабушку очень радовало, что я столько времени провожу на улице. И каждое утро я носился по полю и ловил на себе прохладные рассветные лучи, а Люций словно наперегонки летел рядом со мной, задевая цветы вокруг нас. Он был насколько прекрасен в движении, что мир умолкал. Из тысячи порывов ветра, его можно было узнать по резвой игривой мелодичности. Подхватывая разноцветные лепестки, украденные с дач, серые перья ворон и дорожную пыль, он нес их вдаль, поднимая ближе к облакам и снова резко опуская вниз. Мы забежали дальше за поле, в рощу, где мой друг показал мне кристально-чистый ручей, в котором блестели камешки и стекла, обточенные водой и временем. Я опустил руку в холодную воду и достал парочку. Это был его второй подарок. Мне тогда очень захотелось искупаться, и я без раздумий бросился в воду, забыв обо всем. Вода манила и тянула меня, я поддался, а он не успел меня остановить. До сих пор помню, как Люций разглаживал мои кудри своим нежным теплым прикосновением, заботливо просушивая каждую из них. Я закрыл глаза, поддавшись его ласке и пытался прислушаться к нему, в надежде, что он скажет мне что-то. Он лишь продолжал гладить меня по голове, трепать волосы и сушить мою одежду. Люций знал, что бабушка не одобрит мое внезапное появление в мокрой рубашке и штанах и будет еще долго расспрашивать, что произошло. Забота. Вот, что я нашел в нем. Вот чего мне не хватало. Он был по-дружески ласков ко мне, терпел все, что не терпели другие и наверное, любил меня в ответ настолько же, насколько его по умолчанию любил я. Моя юность цветет ромашками. После моего спонтанного купания я все-таки заболел, но даже тогда он меня не бросил. Мама с папой звонили сказать, чтобы я оставался дома. Еще они долго извинялись, что снова не приедут на мой день рождения. Жаль, что я родился летом… Я бы променял свое четырнадцатое июня на пятое февраля, к примеру, ну или хотя-бы на двадцать третье мая. Родители обещали прислать мне букет цветов, но они не знали, что теперь мои любимые цветы – ромашки. Да, в итоге они прислали гордые красные розы, и душевно поздравили меня, но это все не то. Я был больше рад влетевшим в окно полевым цветам, пусть и пытался это отрицать. Родители любили меня, а я их недостаточно. Возможно, я хотел, чтобы они тогда бегали со мной наперегонки и сушили мне волосы? Сейчас сложно сказать. Я знаю одно: я им очень благодарен, ни смотря ни на что. Я провел всю неделю дома с жуткой температурой и кашлем. Пришедший врач, хмурясь пробормотал что-то невнятное и посоветовал соблюдать постельный режим. Я чувствовал себя слабым и однажды утром мне стало сложно встать с кровати. Полувековые ставни окон моей комнаты были крепко захлопнуты и прикрыты тяжелыми гардинами, сквозь которые не проходил свет. Мне было очень одиноко. Настолько, что даже книги, обыкновенно увлекавшие меня, не представляли для меня никакого интереса. Я молча отворачивался к стене и снова бросал взгляды на окно. Снаружи был мир, который я никогда не любил. Может, потому что мне было шестнадцать, а может потому, что я неправильно смотрел. Я бы не стал даже пытаться на него смотреть, если бы не Люций. Он умел показать прекрасные мелочи, которые люди никогда не видят. Сейчас я думаю, что секрет ветра в том, что он не человек. Люди слишком заняты, чтобы видеть что-то маленькое, но без маленьких деталей мир становится скучным и однообразным. А ветры живут веками, облетая мир тысячи и тысячи раз, каждый день открывая новое и неизведанное. Ветры ни к чему не привязаны. Я решил спросить у Люция, что его держит со мной и почему он просто не улетит куда-то к северным морям. Мы с ним не общались уже три дня и с каждой прошедшей минутой я все больше чувствовал себя виноватым перед ним. Он создан, чтобы быть свободным, но тратит время на меня. В пределах времени и пространства для него один человек – наверняка был пустяком. Я плакал тогда, впервые за многое время, а он, наверное, почувствовал это. Ставни распахнулись, запустив терпкие запахи вечернего ромашкового поля. В небе загорались первые звезды, на которые загадывают желания влюбленные пары. Сизые облака прикрыли луну кокетливой шалью, слегка скрывая ее ледяной свет. Я, пошатываясь встал с постели подошел к окну, до конца раздвинув гардины. Мне хотелось приблизится к луне поближе. Даже луна была ближе и понятнее Люция. В ответ на эти мысли я получил лишь ласковый порыв ветра, который высушил мои слезы и освежил бледное лицо. Люций предлагал бежать, а я не отказывался. Мне порядком надоело сидеть в своей комнате и закапываться в себе. Я тихо прошел по коридору до лестницы. Дом был тихим, словно заброшенным. - Спишь в заброшенном доме? – тихо прошептал он, шурша гардинами. Его голос становился крепче и осмысленнее, он не казался мне выдуманным, и я больше ни на минуту не мог усомниться, что Люций существует. Я тихо и слабо рассмеялся, на носочках пробегая по пыльному ковру в коридоре. Со стен на меня осуждающе смотрели портреты моих родственников. Их мальчик дружит только с ветром. И этот мальчик не сможет объяснить, что ветер бывает ласковым другом. Настолько ласковым, что человек на это не способен. Он распахнул перед мной дверь, и я увидел прекрасную ночь. Стоя босиком на крыльце, я смотрел вдаль, как глупые лирические герои фильмов. Слишком романтично, чтобы быть правдой, но все, что я здесь пишу – лишь моя крепкая память. Люц звал меня вдаль, к лесу. Мимо спящего ромашкового поля, мимо дерева, мимо речки в роще. Здесь я не был никогда. Сосны тянулись кудрявыми макушками к загадочным звездам, мои ноги не чувствовали боли от колючей упавшей хвои и шишек. Я шел за ветром, слегка покачиваясь от сонности и слабости. Светлячки, словно земные звездочки, полыхали на уже далеком лугу. Сумерки и правда пришли очень быстро, как мое счастье. Я бы хотел, чтобы рассвета не было. Ночь – самое тихое время, а счастье любит тишину. Он показывал мне чудеса, одно за другим. Считал ли он меня чудом? Я видел в отражении пруда, к которому он меня привел, белого, полупрозрачного призрака с большими глазами. Я знатно исхудал тогда, это было для меня новостью. Я был каким-то неземным и невесомым. Ненастоящим. Из нас двоих я наверняка больше походил на призрака, наверное, это его волновало. Люций не дал мне замерзнуть от прудовой ночной прохлады, окутывая воздушным одеялом. Я вернулся домой к утру, потому что мы засиделись, болтая обо всем. Рассвет застал нас врасплох, игриво подглядывая золотистыми лучами из-за широких сосен. Так прошел мой лучший июнь, часть которого я бессмысленно потерял в болезни. За ним, легко касаясь меня, как ветер, пролетел июль. В тот месяц я выучил, что ромашка раскрывается к шести утра и старался просыпаться вместе с ними. Люц поддерживал меня в этом и каждый раз, когда я снова просыпался вовремя, он иронично аплодировал мне зелёными сочными листьями кроны моего любимого дерева. Смешно. Ведь ему не нужен сон. Я бы на одной волне с лесом. Я не боялся темных чащ, потому что у меня был защитник. Вскоре я стал своим, так что олени мирно приходили попить из холодного ручья, когда я был совсем рядом. Я мог петь с птицами и играть с волчатами, во мне пробуждалось что-то очаровательно дикое, я любил это. Вернее всего сказать, что мой июль был очаровательно диким. В начале августа мне пришло письмо, что для меня нашли новую школу, где я могу жить, но мне придется хорошо подготовиться к моим экзаменам. Я проводил кучу времени за книгами, изредка выбираясь на нагретую крышу, чтобы читать там. Люций ревновал, вырывал страницы из моих книг, обижался и снова возвращался потрепанным и виноватым. Я хотел бы попросить прощения у него за все рассветы и закаты, что он встретил без меня. Я приручил дикий ветер и не смог даже уделять ему достаточное количество времени. Но мне шестнадцать, и я бесчувственный. Особенно к тому, в чем я был виноват. Я собрал вещи к сентябрю и уехал не попрощавшись. Только оставил на крыше книгу по именам, раскрытую на имени «Люций». Дерево на поле сбросило пару листьев и обиженно швырнуло их в окно автобуса, а ромашки скорбно нагнулись ниже к земле. Я уезжал без единого слова, только тихо шептал: - До свиданья, друг мой, до свиданья… Он не слышал меня. Точно не слышал, но приходить к нему и прощаться было бы слишком нагло. Я не хотел еще раз ранить беднягу, мы слишком отдалились за последнее время. Я хорошо учился летом и поступил. Директор отметил мои знания поведения животных, предположив, что я кучу времени потратил на изучение зоологии и психологии животных. Я усердно работал, но все никак не мог завести друзей среди блестящих и безупречных детей. Они слишком славные. - Тебе наверняка легко это дается, да? – завидуя, говорил Тим, разглядывая мой табель. У него были проблемы с учебой, потому что он художник, а значит непоследовательный. Этот парень начал работать в флористическом бутике в прошлом году. В вкусе ему не откажешь. В нем было что-то от Люция – безбашенность и нежность, дикость и радость. Мы так и не смогли с ним поладить, наверное, из-за Анны. Анна – прекрасная девушка, умеющая держать себя. В меру строгая и расчетливая, но в то же время милая. Я никогда не видел такого цвета глаз, как у нее. Они чайно-карие, ровно под цвет ее локонов. Она холодна, но зато я к ней относился очень тепло и надеялся однажды растопить ее сердце. Наивно, но привычно для подростка. Я мечтал о ней, когда гулял ночью. Пару раз меня даже ловили, потому что у нас в школе это запрещено, но я просто не мог избавиться от привычки. Анна видела меня с балкона и даже улыбнулась мне, гуляющему под ее окнами. На ее день рождения я хотел подарить ей цветы, поэтому обратился к Тиму, чтобы он подобрал мне что-то. Так что я сбежал из школы на выходные и зашел к нему. Повсюду стояли вазы, ведра и горшки с цветами, а над всем этим великолепием красовалась вывеска «Ромашковый ветер», которая напомнила мне о Люции. Все вокруг пахло цветами, метры пестрых лент свисали из всех шкафчиков, яркая и пастельная бумага лежала на столе вместе с ножницами и зажигалкой. За этим столом стоял парень, крашенный в белый с зеленой прядью. На нем был желтый растянутый свитер, клянусь, я летом носил такой же. Он поднял на меня свои ярко-цитроновые глаза, горящие озорной искрой. - А, я не представил тебе…Это Люций, чудесный парень, неделю назад приехал. Даже название нам новое придумал, представь! Вы должны подружиться, я уверен… Я перестал слушать Тима и только смотрел на Люца, не отрывая взгляда. - Милый свитер, Люц…- пробормотал я, опуская глаза. - Взял у тебя в комнате. Ты не против? Мне он всегда нравился. - с усмешкой ответил мой друг. Он стоял передо мной - совсем настоящий, такой, каким я хотел его видеть. Я не мог поверить и мне было бесконечно стыдно. - Если это загладит эту вину хотя бы наполовину…Бери, конечно бери. - в надежде на прощение улыбнулся я. Он улыбнулся мне в ответ и начал собирать цветочную композицию. - Вы двое…Кхм…Знакомы? – смущенно пробормотал Тим, потирая затылок. - Типо того, знаешь…- коротко ухмыльнулся Люц - Тебе собрать ромашки, как ты любишь? - Это для лучшей девушки в мире... Сделай его максимально красивым, пожалуйста… - Ну конечно же! – он подмигнул и его лицо рассветила улыбка. Через пять минут он протянул мне букет и приложил к нему чек. У него был прекрасный голос. Такой, каким я его представлял. Он был таким нежным и даже в облике человека не потерял своей лучистости. Маленький лучик солнца в моей жизни. Я был пригрет им и чувствовал себя снова нужным. - Люц, мы должны встретиться. Я смогу все объяснить, клянусь. Я ценю тебя, как никого, ты видишь? - Честно сказать… нет. Но мне достаточно того, что я могу тебе что-то дать, а в ответ…мне не нужно. Я оплатил чек и написал на нем свой адрес. - Приходи вечером. В восемь. Анна была в восторге от его букета, так что даже пригласила меня на студенческую вечеринку, где я признался, что она мне нравится, а она в ответ. Я был счастлив как никогда и буквально летел в комнату, окрыленный ее «люблю». Я вбежал в комнату и затаив дыхание замер. Три часа ночи. Приоткрытое окно, на полу лежал мой растянутый желтый свитер, черные джинсы и чек с адресом. Он ушел во второй раз и в этом случае навсегда. Я плакал весь вечер, но на этот раз он не пришел. Не пришел он и через неделю, через месяц, через год. Я больше его никогда не видел. Гуляя в вечерней тишине и каждый раз, когда я видел солнце, я вспоминал о нем. Даже не знаю, предначертаны ли были наши встречи или для них нужна красная книга. «Красная книга наших встреч: вымирающие». Я люблю думать об этом. О нем, как о подарке судьбы. Люций приходил ко мне, возможно он должен был что-то сказать, о чем-то предупредить? Я уже не узнаю, но и этот вопрос меня мучал недолго. Я благополучно забыл и начал строить свое счастье. Отучился на географа, ходил на выставки с Тимом, был весел и не оглядывался назад. Теперь я женат на самой прекрасной девушке в мире и у нас растет лучшая в мире дочь – Вероника. Она с самого детства любит природу и все, что с ней связано. Когда ей было три она рассказывала, будто говорит с ветром. Анна, конечно, сказала, будто это глупые сказки, но я внезапно понял, о чем она говорила. Я очень боялся, что Люций станет мстить мне через Нику, поэтому постоянно смотрел за ней, но чем старше она становилась, тем чаще рассказывала истории о том, как на контрольной ей прилетел листок с правильными ответами, о том, как сильный поток ветра сбил с ног хулигана, о том, что ей не нужен фен и ветер сам сушит ее волосы. Анна водила ее к психологу, который сказал, что это недостаток внимания, а я не смог заступиться за нее. Повел себя как трус. Может, поэтому Люций, окончательно разочаровавшись во мне, теперь опекает Нику. Он говорил, что ему главное отдавать…А в ответ…ему ничего не нужно. Вчера нам в окно занесло оторванный из какой-то старой книги листок, на котором было напечатано: «Люций, что значит «солнечный луч» - человек с этим именем будет верным другом и спутником, который никогда не бросит в беде» Я собираю вещи уезжаю в деревню сегодня. Он будет ждать меня там, под нашим деревом, на ромашковом поле. Если оно, конечно, еще есть. Люций не прячется больше в городе, для него каменные джунгли – худшее, что может быть. Он назначил мне встречу, и я не опоздаю на этот раз. Мы снова сбежим ночью, искупаемся в реке и будем двумя влюбленными в лето дураками. Я буду таким, каким меня сделал он. Хотел бы я, чтобы Анна и Ника по-настоящему знали тебя. Мое письмо предназначено для Вероники. Если когда-то ты снова услышишь ветер, то обязательно поздоровайся и передай привет от папы. Стань моряком, как ты хотела, не слушай тех, кто скажет, что сил не хватит. Ты у меня очень сильная. Я буду в порядке, обещаю. Любимая! Береги Нику, потому что я не знаю, когда вернусь из своих поисков. Не сердись на меня, что я уезжаю и не скучай сильно. Передавай Тиму, что я привезу ему каких-нибудь книг, если он хочет. Теперь вы знаете все. Я не знаю, ищу я его или себя, но мне это необходимо. Мой поиск начинается. Искренне ваш, Цветочек.