Белый гиацинт

Аннет без двух месяцев восемь. У нее самая лучшая в мире мама, милый братишка и два выпавших молочных зуба. Она положит их под подушку, а утром найдет какой-нибудь гостинец от доброй феи — ленту для волос, яркие деревенские бусы, или пряник, подозрительно похожий на мамину выпечку. Аннет, однозначно, самый счастливый ребенок в мире. Аннет одинадцать с половиной. У нее уже нет мамы, и она сама приложила к этому руки. И до сих пор не может это себе простить. Сжимает виски, до крови впивается ногтями в кожу, вспоминает тихий голос мамы, угасающий, больной взгляд и тяжелый, с низким грудным хрипом родной голос, просящий избавить от боли. И не прощает-не прощает-не прощает. Она бы с удовольствием ушла за ней вслед — трав в лесу всегда достаточно, но у нее есть Вильям. Вильям, который ее ненавидит всей душой. Но который не выживет без нее. И Аннет живет ради него, загоняя боль и ненависть поглубже, чтобы до ночи они не мешали ей собирать травы на базар, убирать в доме, накрывать спящего братца одеялом, обрабатывать ему синяки и порезы и тайком печь пряники — у него все еще выпадают зубы. Сама она их не ест — они слишком сильно напоминают те, что готовила мама. Аннет несчастна, но ей как-то плевать. Аннет девятнадцать. Вильям уже взрослый. Жестокий и равнодушный. Вильям так и не простил смерть матери ни ей, ни миру. Но они все еще живут рядом, держась друг за друга, как выжившие после кораблекрушения. Вильям ловит зайцев в лесу, а она собирает травы. Вильям теперь очень красивый юноша, и Аннет с ужасом замечает мечтательные взгляды пришедшей из города Эйры. А вскоре и сама влюбляется в городского умельца, создающего поразительные маски. И тот отвечает ей взаимностью, нежно касаясь уставших рук. Аннет начинает думать, что счастье все же есть. Аннет почти двадцать. Лавка ее любимого сгорела, а вместе с ней деньги, материалы и все, что у него было. Аннет как-то все равно. Он жив, он рядом с ней — и это главное. Она вовсе не против, если в их с Вильямом лесной хижине появится еще один жилец. И Аннет остается рядом с ним, помогая привыкнуть к жизни с повязками на лице, крепко держа за дрожащие руки. А потом повязки снимаются — и она видит чужое лицо. Чужое, но все еще родное. Просто привычные черты сильно изуродованны. И глаза смотрят все с той же нежностью и обожанием. Но Аннет все равно отшатывается, пытаясь прогнать из головы внезапно зазвучавший там хрилый голос умирающей матери. И убегает, практически видя, как ее хрупкая надежда на счастье разбивается на десятки блесящих осколков. Двадцатый день рожения Аннет не встретила. Все произошло как-то быстро — арест, пытки, суд. Заикающаяся Эйра и колеблющийся Вильям на скамьях свидетелей. И ее все еще любимый рядом с ними. Эйра не смотрела на нее. Вильям взглянул лишь раз, но там было все. И ненависть, и любовь, и мстительность, и раскаяние за предательство, которого он еще не совершил, но совершит, когда договорит ее подруга. Все еще подруга. Но суд был намного больнее, чем пытки. Потому что ее любимый не сводил с нее глаз. И в них были лишь ненависть и боль. А потом она умерла. Это было долго, больно и стыдно. Толпа свистала, радовалась и кричала, и лишь три лица были бледны и неподвижны. Аннет хотела много всего им сказать. Пожелать счастья подруге, извиниться перед братом и любимым…Но могла только громко кричать от боли, срывая голос. Но попала не в нежные объятия мамы, а в какое-то место, из которого она могла лишь наблюдать за происходящим среди живых. Невозможность упокоения — как не очень приятный бонус от их с ребятами общего проклятия. Аннет была мертва уже четыреста лет. Она знала всё, но ничего не могла сделать. И это было худшим наказанием за все, что она сделала. Она слышала плач Эйры, потерявшей злополучный колодец и крики ее умиращего сына. Она видела сделку Вильяма с Фавном и всех убитых им детей. Она видела цирк уродов и бывшего создателя масок, который стал его директором. Она замечала, как все трое утрачивают человеческий облик, превращаясьь в монстров намного страшнее тех, про которых им с братом рассказывала мама. Но вот Эйра и Вильям наконец обрели покой. А неугомонная девочка, которая помогла им в этом, выросла в прекрасную женщину. И внезапно даже для самой Аннет призвала ее в мир живых. Аннет хотела смеяться, плакать и нести всякий бред. Но вместо этого подошла к нему, взяла за руки, заглянула заглянула в усталые глаза и сказала то, что хотела все эти годы. -Я хотела извиниться. Спустя четыреста лет после смерти, Аннет все же стала счастливой.