найду ли я тебя, когда закончится вечер?

когда чужая рука, поднесла сигарету к губам в отражении мутной лужи, олег впервые за весь вечер обратил внимание на свои развязанные, словно черви, шнурки. он, словно добиваясь лишнего внимания собеседника, начал нелепо стучать влажными от дождя носками кед. шнурки же, поддавшись чужим махинациям, вертелись, словно гремучие змеи, разбрызгивая повсюду талую воду. в том числе, и нагло попадая каплями на чужую обувь. англичанин на это лишь выдохнул нервные клубки дыма из носа, и оставив сигарету тлеть меж губ, присел на корточки перед надменной инфантильностью. иногда рома задумывался о том, что олег им просто манипулирует, крутит жопой перед его носом, словно чарует чем то. в итоге, получает все, что только хочет и требует. рома это осознает всей своей ранимой душой, но все равно готов взвалить к ногам савченко все, какие есть, горы золота, цветов и рубинов. да что только тот пожелает. контрабандой самый лучший сорт снега вывезет тому под пятки. рома знает, что за этим миловидным и родным архетипом, вуалью скрыто совсем не что-то чудовищное. всего лишь какие-то жалкие кости, да органы. и он бы расцеловал каждую косточку, что сейчас так даёт этому тщедушному тельцу держать себя в равновесии. из одержимых мыслей внезапно вывела дотлевшая до фильтра сигарета, она секундным жаром обдала нижнюю губу. сащеко только недовольно шикнул и резко выбросил ее куда-то в мокрую траву. – ты мне шнурки то завяжешь, герой с дырой? и в хиханьки да хаханьки от своего же каламбура узкого. англичанин лишь вопросительно посмотрел снизу вверх на того, вскинув брови. нахмурился. смутился то ли от такой плоскости, то ли от смеха усладой для ушей. но шнурки все же завязал. олег стал наблюдать за каждым вдохом и выдохом второго. рефлексировал родные повадки, особенно, когда тот выгибал пальцы о скамейку, нервничая. – че пялишь на меня, как будто я обосрался?, - старший сел рядом, плечом к плечу, показывая всю свою натурную фривольность и невозмутимую дерзость. но внутри себя он боялся, когда тот так внимательно анализировал его. будто искал какие то недостатки, которых пиздецки много. рома их видит. которые ведь гнилью и с говном. по ногам, рукам, костям. и рома с этим живет. но мама говорит, что дерьмо всегда к деньгам. олег попялился с недоумением ещё около пяти секунд на того, рьяно опустел в лице и отвернулся, смотря куда-то в лужу. – влада мозг мне ебет., - кудрявый прозвучал удручающе. видно, что то, о чем он говорит, действительно его достало. он скосил лицо в выраженном недовольстве и топнул носком по воде, вызвав волны панельных домов в отражении. англичанин же в этот момент с одной стороны был рад, что олег смотрел на него, просто задумавшись. что он ничего не понял, о чужой привязанности и болезни. но с другой стороны, любой разговор или упоминание той самой влады в словах олега, чертовским злом разливалось по вене. словно плутовка гера. – вот скажи, какая разница какое масло в салат лить? льняное или оливковое, блять?! в чем разница?, - олег нервно заерзал, пытаясь удержать в себе порыв физической активности, от чего локтем слегка лягнул старшего в руку. влада была его девушкой. сащеко же сразу ощутил больше разгоряченную чужую на солнце кожу, чем толчок с локтя. таким разъярённым, в глазах англичанина, он был всегда нестерпимо славным. – это не твои проблемы, что у неё орторексия какая то. забей хуй и делай как хочешь. олег застыл на несколько секунд и сразу же сморщился от тёплого луча солнца, упавшего ему на рябое лицо. он взглянул роме в глаза, все также скалясь от света. – думаешь? тогда ты тоже делай, что хочешь, другого шанса может и не быть.,- младший все также сохранял зрительный контакт. как всегда, своим томным взглядом, чуть ли не гипнотизируя сащеко. ещё бы секунду взгляда этого латентного педро, и рома прямо сейчас бы сиганул с крыши от любви неимоверной. но он прерывает все прелюдия, и с полным рвением совсем опрометчиво целует кудрявого. сащеко полноценно погружается в чужой омут, как в некую фрустрацию. ловит лбом гладким стеклянные "розочки". любимые цветы савченко. но алчно отстраняется, когда чувствует сильный напор в грудь. – ты чего?!,- он соскачил со скамейки с неким отвращением. – совсем с ума выжил, наркоман?!,- олег отрывисто вытер губы тыльной стороной руки, все также не прекращая отходить от лавки. англичанин пытался подойти к тому со всей аккуратностью в шагах. – прости...это..это было помутне... – не подходи ко мне больше, блять! и убежал. куда-то в глубь двора. в совсем противоположную сторону от дома. рома лишь смотрел вслед, как чужие пятки сверкали, и ощущал на губах вкус отчаяния. олег оставил за собой только кислую асфиксию на устах. и сладкий взгляд, который завтра же вызовет желание сигануть с крыши от неимоверной любви.