за горизонтом

1. мёртвое солнце мерцает в её руках — разлитая в ладонях горная река игриво переливается радугой перед её глазами; она опускает руки, без единого изъяна и знакомой родинки у указательного пальца, — и маленькое озеро разбивается вдребезги. как зеркало. эбигейл знает наизусть своё отражение: тяжёлый измождённый взгляд, кожа, прожжённая до костей, — и грязь, язвой растёкшаяся по изогнутой спине. здесь же всё до безумия по-другому — для уилла. ради уилла. эбигейл судорожно дотрагивается до исчезнувшего рубца под воротом рубашки. сглатывает вязкую слюну, нащупывая под напрягшимися пальцами бьющуюся на шее сонную артерию и наглухо затянувшийся шрам. уилл бросает блесну в воду; выхватывает грустным [сочувствующим, обвиняющим себя] взглядом [не]живую эбигейл — успокаивающе улыбается ей уголком губ. «счастливой девочке с лучезарными глазами». он не заметил. не заметил. — не клюнула? — интересуется он. «клюнула», — с пугающей убеждённостью заявляет эбигейл и ощущает хоровод мурашек, пробежавшихся вдоль хребта. затем — в замешательстве нахмурив брови — укрывает взор от грэма и смотрит на мокрый рыболовный крючок. — нет, — с милостивым вздохом хоббс позволяет уплыть выскользнувшей из её рук жертве, — в этот раз победа за вами. — мой улов, — уилл улыбается, — так же мал, как и у тебя. и мы, — говорит, — не соревнуемся. эбигейл удивлена [глупо.]. эбигейл переплетает пальцы вокруг рукояти удочки. шум танцующей реки оглушающе нарастает в её ушах, неудержимо и разрушающе. от него неистово веет холодным воздухом, движущимся в будто бы обожжённые стужей лёгкие; эбигейл старается от этого абстрагироваться. — вы же всю жизнь, должно быть, рыбачите. с местом не повезло? — не всю жизнь, — усмехается грэм. — сейчас она… не хочет попасться. — вы же здесь хозяин. уилл с угасающим смехом на губах заставляет себя поднять взгляд на тут же смутившуюся эбигейл. с тоской опускает его. с болезненным осознанием. — основа рыболовства, — уилл рассеяно скребёт по деревку, — это хитрость. не будь приманка им так интересна, они бы… не бросались… прямо на остриё. — что же изменилось? — разгадали ход. — а вы не сумели. уилл застывает. — не сумел. 2. эбигейл замирает, проводя пальцем правой руки по незаточенному лезвию кухонного ножа: от него пахнет мёрзлой свежестью, железом (вкус ощутимо густеет на языке) и — хоббс глубоко вдыхает — обещанием будущего. всего один шаг, одно движение. она в нерешительности вглядывается в металлическое зеркало. разгоревшиеся зрачки расширены: адреналин, бурлящий в крови; потухшие сухие губы стянуты в крепкую тугую струну; щекочущие кожу нервы, связки, щуплые мышцы, сухожилия — всё вздёрнуто будто в верёвку, вытряхнуто до исступленного воя опустения. ганнибал незримым защитником стоит позади, и от него разит за километр уверенностью и неуязвимостью. эбигейл утопает в его могуществе. эбигейл позволяет ему управлять собой. эбигейл не колеблется. руки ганнибала удивительно гибкие окутывают её — не спугнуть бы, будто думают — и подталкивают. она уже не дрожит, ужас отступает, и она держит в руках нож. разбитая однажды чашка должна разбиться вновь, знаменуя её перерождение. жест — резкий, кроткий, недрогнувшей рукой — будто избавляет её от удушающих насущных мыслей; будто развязывает узел, красовавшийся путами на её шее, и она может дышать, дышать — жадно, жадно, жадно дышать. — получилось. на кончиках пальцев сосредотачивается весь её мир: только ими она чувствует, только ими ощущает окружающее — иллюзорные иглы, которыми мама когда-то штопала ей колготки, будто поддевают холодную кожу, в неутолимых попытках прощупать её нервно скачущий пульс. тук-тук-тук-ту- эбигейл прикладывает ладонь к раскрытой ране под шарфом и одёргивает руку: у неё кровь, бог милостивый, у неё- — всё хорошо. — ганнибал приобнимает её, напрягшуюся, испугавшуюся. ведь… всё и правда в порядке. тук. тук. эбигейл улыбается [слабо и облегчённо]: нет никакой крови. эбигейл улыбается [благодарно] ганнибалу — тому, кто умело держит её на плаву. не даёт утонуть, захлебнуться мутной водой. ганнибал является для неё чем-то фундаментальным, пусть и выдуманным — тем, в ком она так нуждается.  правильной деталью в её разрушенном устройстве мира. — теперь мы всегда будем рядом друг с другом? и… уилл? — да. тук-тук-тук. — всегда вместе, — у эбигейл в голове гулко барабанят мысли и эмоции [надежда, надежда, прощение, надежда, вера, доверие, глубокое-глубокое доверие, утешение и угнездившийся на периферии страх перед неизвестностью]. ганнибал тепло треплет её по щеке. — всегда. и паззл встаёт на своё законное место, а за его пределами — вальсируют разруха и пустота. тук. 3. эбигейл кладёт руки на угловатые колени, улыбается устало и удивительно любяще: смотрит в лицо своему отцу. в её [уже не] хрустальных бирюзовых глазах — унылая лужа на ухабистом асфальте, потухшая душа. тут... так уютно. ступни увязают в густой разрастающейся траве, мерно, в такт ветру коренящейся в сторону. опьяняющая нежность окружающей природы — раньше они с мамой и папой ужинали в лесу, рядом с хижиной, и розовощёкая эбигейл, с заразительным хохотом промчавшись по округе, лежала, зарывшись в опавшую листву. приятно-приятно-приятно-приятно. но эбигейл бездействует. щиколотки щекочет невесть откуда взявшийся кипарис, тянущийся к её щёкам, но эбигейл даже не замечает: только отца. между — праздничный стол с сгнившими овощами и фруктами, нетронутыми, не удостоенными внимания: главное блюдо с минуты на минуту будет подано. а пока — в переполненном до краёв бокале терпкое вино, которое будет испито до дна — густое, мерзкое до безобразия, с расползшимся в воздухе металлическим привкусом. редкостная гадость. но рот так и норовит всю её проглотить. напротив эбигейл, на длинном столе, увядает бегония, в худом вытянутом сосуде, осушенная, неухоженная — умирает уродливой. но эбигейл видит в этом красоту, поэтому протягивает руки к бездушному углю и — монохромным фейерверком к небу. эбигейл удовлетворённо приподнимает уголки губ, но отец, мраморная скульптура, не реагирует: ни единой мысли, ни единой эмоции не проскользнуть без его позволения на его лице. — ужин? — уверенный, грубоватый тон — приказ, разрубивший тишину. — неподалёку. — кто? эбигейл наигранно тянет время в раздумьях, уже зная — кто, зная — как. — тот, кого так усердно пытаются поймать, — размытый, безóбразный ответ — вольность, которую эбигейл никогда бы себе не позволила. гаррет джейкоб хоббс предупреждающе вскидывает бровь, за строгостью скрывая удовольствие, разливающееся в жилах — жертву, умело скрывающуюся, ждёт уважение, в священном акте убийства что будет выражено. — и которого… так и не поймают, — будто смакует догадку, умиротворённо говорит эбигейл. хоббс не отводит взгляда, но удивлённым не выглядит. за пределами их застолья — укутанный во тьму гигантский лес, с рядами нестройных деревьев, кустарников и трав, с падальщиками-исполинами, над ними кружащимися. эбигейл почему-то хочется рассмеяться. всё вокруг дрожит, и в сюрреалистический мир врывается раненный рёв подстреленного зверя — из чащобы. никто из них ни встаёт, ни кидает мимолётный взгляд. невозмутимость и триумф. границы размываются, будто зрение вдруг стало хуже, и истираются до трещин. — уилл. немощный олень [с рвано вздымающейся грудью] с глухим хрустом ломает под собой сухие сучья и трескучие листья, упав неподалёку от эбигейл и уилла.   бок кровит, кровит, кровит. и он умирает, умирает, умирает. — уилл, проснитесь! — мир трясёт, как в лихорадке, и уилл растерянно озирается по сторонам. — он зовёт тебя, отец, — эбигейл дарит ему на прощанье безмятежную улыбку, — он рядом. уилл пробуждается. он рядом. 4. [хоббс] эбигейл так презренно рада предстоящему побегу и смущена присутствием [не]похоронившего её уилла; из-за того её изнурённое лицо иссечено страдальческой гримасой от уха до уха и рот так стиснут, будто его владелица готова с минуты на минуту расплакаться. сознание её грезит о свободе, и её ничуть не занимают мысли об алане, да, ничуть — в голове её ни слова не пролетает, помимо мечт о безоблачном счастье [а на задворках совести грызёт её грех до мозга костей]. и надежда её такая жалкая, что аж тошно. эбигейл бежит что есть сил от произошедшего. потому что не знает, что ей делать. и сама понимает, как это глупо. она ждёт; и ждёт, целиком захваченная отчаянием, вся дрожа — ни искры страха, лишь пламя предвкушения, тушимое ветром расстерянности. её взгляд цепляется за багрянцевые брызги на рубашке и лице ганнибала, в тусклом свете вырисовывавшееся неестественным желтушным цветом. но она не боится их, она не боится его. так ведь? её участь — преподносить честь своему благодетелю; и нет ничего ничтожнее ужаса. так ведь? её будто молнией ударяет, когда живот уилла чернеет под ножом ганнибала, и что-то не так, что-то случится. подозрения подкрадывается не в мозг, но в тело — что-то неладно: всё замерзает, как в лёд заковано, и не тает, немеет, гибнет — разом и безоговорочно. рассудок её пуст на рассуждения, но что-то подсказывает ей: это конец. это- — начало. она тянется к нему по мановению его руки — эбигейл благоговеет перед ганнибалом [потому ли, что, чёрт побери, выбора нет], и прикосновения его как услада для неё, ходящего трупа, как наказание для её издохшей души. он живой, безудержно живой, она чувствует — отчего ощущает и себя настоящей. потому что с ним она знает, что ей делать. она помнит это отчётливо. такое же движение, с той же безнадёжностью, абсолютно той же — но лектер ей не отец. и это место — не её дом. осознание происходящего так пронзительно и всё же так размыто, что эбигейл только и думает, что о невыносимой боли и нехватке воздуха в уставших дышать лёгких. и о том, что нет ничего, чего бы она не смогла простить ганнибалу. нет ничего. за окнами хлещет, как сумасшедший, дождь, так же, как бьющая струёй кровь извивающейся девушки, будто бы сковывая их, замедляя пути отступления. голос разбитого уилла зовёт её издалека, но не достигает — и потому он бессмысленнен. она утопает в мягких приливах кровавых рек под разрозненный грохот бесчинстующей грозы, который её не интересует. тепло ладоней уилла едва ли её исцелит, но она неповоротлива и нескладна, и умирать с кем-то приятней. уилл лишь перенёс дату её вознесения на небеса (хотя кто знает куда, сейчас ей явно закрыт путь наверх), и рано [не поздно] ей суждено было расстаться с земной жизнью. и блуждает в её разуме мысль: «так будет лучше». стены растекаются перед глазами в безбрежный алый океан, и эбигейл думает, что наглотается им, так или иначе. всё плывёт, как будто она на борту неуправляемого корабля в шторм; берег за градом капель — за линией горизонта, и ей не добраться, нет, не добраться. эбигейл корит себя за упование несбыточными мечтами — такая, как она, не имеет на это никаких прав. её отец дожидается её уже очень долго… она должна была понять, что не заслуживает, ничего не заслуживает… конечно же, так лучше не будет… уилл ускользает от взгляда… как же он похож на пса, попавшего под ливень… хочется… жить… бам, бам, бам. бам. бам! тьма успокаивает. и не выпускает из объятий. 5. — прошу, прости меня, что не сумел сберечь тебя от этого мира, эбигейл, прости. тихий голос ганнибала успокаивает… ганнибал не смеет выпустить её из объятий… — прости.