pretty please

У Мобэя был настолько красивый профиль, что Шан Цинхуа капал слюной, глядя на него. Он пялился, уже не думая о том, что это вообще-то заметно, любовался, не веря своей удаче, которая позволила ему не просто находиться рядом, но и иметь возможность прикоснуться к прекрасному. Цинхуа был волен сесть ближе, чтобы разглядеть это идеальное лицо и шею получше, мог потрогать мягкие губы пальцами и не получить за это пиздюлей. Он часто тянул к нему свои руки, гладил лицо, чтобы через минуту начать целовать холодные щёки и мягкие губы. За ним наблюдали, и Мобэй легко улыбался, следуя взглядом за каждым прикосновением и облизываясь так, что губы, увлажнённые и манящие, требовали поцелуя. Однако демон никогда не спешил и ждал, когда Цинхуа надоест гладить его, следил, слегка прищурив глаза от любопытства. Он держал свои руки на талии или бёдрах Цинхуа, как бы заявляя права на этого парня. Это было достаточно волнительно и приятно. Северный король был слишком хорош собой, и Шан Цинхуа едва ли не рыдал, когда просыпался раньше него и бесконечно смотрел. Его руки нервно тряслись, а сердце билось так быстро, что хотелось вырвать его из-за нестерпимой боли. Когда Мобэй просыпался и мягко улыбался ему, Цинхуа не знал, куда себя деть, и просто отводил взгляд, но Мобэй уже поймал его, словно зная, что Цинхуа смотрит на него спящего, как настоящий извращенец, и королю нравилось это, как и алые горящие щёки смущённого Цинхуа. Он клал ладони на них, гладил, приятно охлаждая голову, остужая кипящий разум, а потом трепетно целовал, и Цинхуа действительно плавился в прохладных объятиях. В первое время Цинхуа переживал, а потом ему стало похуй. Он привык. Мобэй привык. Цинхуа мог сидеть на его коленях часами, если бы ему позволяли, и ласкать холодную гладкую кожу кончиками пальцев, проклиная и восхваляя себя за создание этого порочного демона. Мобэй замирал точно статуя, такой же твёрдый и холодный, но иногда легонько улыбался или смотрел в ответ. От его тяжёлого взгляда жар охватывал лицо, а затем спускался вниз, к животу и бёдрам. Просто сидеть на твёрдых коленях быстро становилось сложно. Мобэй переставал молча наблюдать, позволяя Цинхуа трогать себя, начинал ласкать в ответ, касаясь так, что колени дрожали. Сильные руки вели от колен вверх по бёдрам, но вскоре уже властно сжимали их, мяли ягодицы, и Цинхуа тонул в глубоких поцелуях, окончательно теряя голову. Цинхуа всегда было мало просто смотреть. Он словно зачарованный каждый раз улыбался, как умалишённый и бесконечно пьяный ласкал своего короля взглядом, думая о том, что совсем скоро коснётся его губ своими, руки Мобэя разом разведут его колени, и Цинхуа наконец почувствует его силу, крепкий запах и твёрдое возбуждение, потеряется в ощущениях, позволяя делать с собой что угодно. Им обоим нравилось всё, до чего они бы не дошли в постели, а иногда и за её пределами, но в последнее время у Цинхуа развилась почти нездоровая мания. Он смотрел на любимый прямой нос и шумно дышал, вспоминая, как совсем недавно смущался, когда Мобэй ставил его на колени, заставляя прогнуться в спине, и долго влажно вылизывал. К хорошему быстро привыкаешь, вот и Цинхуа почти перестал стесняться столь открытой позы, даже осмелел, и сейчас думал лишь о том, как бы покрепче сжать эти идеальные уши своими бёдрами. Цинхуа безумно хотел сесть Мобэю на лицо, но молча вынашивал свои желания, зная, что Мобэй не откажет ему — он ещё как согласится, и тогда Цинхуа точно умрёт. Не нужно было искать подходящий момент — Цинхуа мог попросить его об этом в любое время. Он мог сказать о своем желании как в постели, так и во время прогулки, и тому было бы всё равно, что они не за закрытой дверью — Мобэй содрал бы с него штаны за секунду, раздел догола и удобно устроился хоть в снегах, хоть под деревом на пике Аньдин. Они бы точно распугали всех вокруг, а потом Цинхуа потерял бы рассудок из-за замысловатых движений чужого языка и пальцев. Цинхуа не знал, чего именно боялся: удовольствия или того, что у него были такие желания. Он смотрел на красивое лицо Мобэя и думал, как бы здорово было сесть на него. У него наверняка не выдержат колени, если дойдёт до дела, но Цинхуа не мог забыть чувства, когда Мобэй вёл носом между его ног, перехватывал губами яйца, щекоча, а потом присасывался к внутренней стороне бедра, с громким хлюпаньем отрывался и вёл языком глубже. Обычно Цинхуа стоял на коленях или лежал на спине, и в первом случае его ноги не держали, зато помогала рука Мобэя. В случае, когда он лежал на спине, раскинув ноги или устроив их на плечах Мобэя, было проще, но тогда он видел сытое мокрое лицо демона и мог кончить лишь от этого зрелища. Сев ему на лицо, Цинхуа точно умер бы — моментально. Мобэй подолгу игрался с ним, растягивая и подготавливая, потому что член у него был немаленький, а Цинхуа при жизни такие видел только в порно. В какой-то момент Шан Цинхуа решил, что Мобэю просто нравится мучить его, и, скорее всего, он был прав. Он пытался сдержать стоны, хватался за простыни и подушки, тянул чужие волосы от переизбытка чувств, а Мобэй, не прикасаясь к себе, мучая его языком и пальцами, рычал и мурлыкал, сжимал его бёдра до синяков, но был таким довольным. Поэтому было страшно признаваться ему. Шан Цинхуа с радостью впервые опустился перед ним на колени и попробовал его на вкус, но даже с его уровнем наглости не мог отпустить себя. Ледяной лорд не всем подряд задницу вылизывает — это такая честь! Но он все равно продолжал вынашивать своё желание, которое непомерно росло, стоило поцеловать Мобэя или случайно заметить, как кончик его языка быстро появляется и исчезает между губ, оставляя блестящий влажный след. Шан Цинхуа облизывался, фантазируя и представляя, как кончит лишь от римминга, но рот открыть не мог.

***

И в какой-то момент стало совсем невыносимо. Они лежали в покоях Мобэя и обнимались. Мобэй часто молчал, особенно когда уставал, а Цинхуа и не лез, зная, что попросту не выдержит трахаться каждый день. Поэтому они лежали: Мобэй, казалось, уже засыпал, а Шан Цинхуа снова засмотрелся, иногда прикрывая глаза и про себя ругаясь, снова думая об этом, но затем поднимал веки, видел профиль Мобэя и становилось хуже. Он мучился, зная, что его мечте уж очень легко сбыться, но боялся, смотрел и матерился. — Что-то случилось? — спросил Мобэй, не глядя. Хватка его руки на плече Цинхуа стала сильнее. — Все хорошо, — пробубнил Цинхуа, плотоядно облизнулся. Невыносимо! Мобэй открыл глаза и посмотрел на него, единожды моргнул, чуть повернулся, притягивая плотнее. — Ты так вздыхаешь… — начал он и качнул головой, нахмурился. Цинхуа громко цокнул и попытался сгладить грозную морщинку между его бровями. — Да все хорошо! Правда! — Кого мне следует убить? — сразу сказал Мобэй, и Цинхуа от испуга подскочил на месте, разом садясь и скидывая чужую руку. Он поймал тяжелый решительный взгляд, отчего напрягся ещё сильнее. Однажды Шан Цинхуа сказал, что на него наехал Лю Цинге, так Мобэй стоял на пороге спальни через секунду. Его удалось остановить с огромным трудом. Как стоило действовать сейчас, Цинхуа не знал, подозревая, что следовало признаться. Они бы давно сделали это, если бы кое-кто был чуточку смелее. Мобэй всё ждал ответа, сел сам и потянулся, словно был готов вскочить в любую секунду и идти пиздить несуществующих обидчиков Цинхуа. Это было даже мило, если бы Цинхуа не обижал сам себя. Цинхуа подумал, что было бы здорово, если бы Мобэй реально его пизданул. — Яхочусестьтебеналицо, — разом выдохнул Цинхуа, тихо говоря себе под нос. Мобэй нахмурился сильнее — нихрена не услышал. Или притворялся? — Повтори. Цинхуа снова вздохнул, посмотрел сперва на дверь, в которую так хотелось убежать, затем — в высокий потолок, потом опять на дверь. Сердце забилось чаще, разум затуманился, а перед глазами все поплыло. Ему так было стыдно! Мобэй был слишком терпеливым — ему стоило выбрать кого-нибудь получше! После этой мысли Цинхуа выпрямился. Ну уж нет! Хренушки! Он прочистил горло и посмотрел на Мобэя, смело вскинул подбородок, но в ту же секунду растерялся, вспомнив, какой Мобэй красивый. Король смотрел ему в глаза, дожидаясь ответа, стал напряжённым, как сдавленная пружина. Он был готов подняться на ноги в любую секунду, и Шан Цинхуа с болью в груди и штанах осознал, что его возбуждает такой властный и злой Мобэй. Он уже совсем ебанулся. — Никого не нужно убивать, — начал он издалека, чтобы разогнаться. Мобэй расслабился, но хмуриться не перестал. — Я хочу кое-что. Уже долгое время. Казалось, его вышвырнут из замка в метель — настолько было сложно сказать. Он так долго подбирал слова, думал, как бы так сказать, чтобы его поняли, но не пришлось произносить того, что он уже говорил. Цинхуа ощущал себя полным тупицей. — Я хочу… хочу сесть тебе на лицо, — разом выпалил Цинхуа и шумно выдохнул. Он сказал это! Теперь Мобэй вскинул брови, удивлённо потрогал собственную челюсть и нос. — Зачем? Шан Цинхуа часто забывал, где он находится. На самом деле, для него оба мира стали гармоничным слиянием — возможно, дело было в том, с кем именно он общался. Конечно, Мобэй не понял его! Но об этом Цинхуа даже не подумал. В его голове все было так: он говорит, Мобэй удивляется, но тут же раздевает его и тянет за бёдра на себя, разводит ягодицы широкими ладонями и ебёт языком. Ему было так сложно признаться, а теперь, оказалось, нужно было еще и объяснить! — Ну, понимаешь, — протянул Цинхуа, смущаясь. Ему давно перевалило за пятнадцать, но он реально стеснялся. Обычно Мобэй просто брал и делал, и не нужно было произносить ничего вслух или просить. Цинхуа же привык к таким словам, но лишь на листе текстового редактора или бумаге — когда писал свой роман много лет назад. А сейчас ему стоило сказать всё, глядя в глаза, попросить о постыдном, а в конце пережить реакцию Мобэя. — Я… мне нравится твоё лицо, — продолжил Цинхуа. Здесь стоило действовать как с пластырем — быстро и разом. — Ты очень красивый — самый красивый из всех, кого я знаю. И я ужасно хочу снять штаны и сесть на твое лицо. Я хочу, чтобы ты вылизал меня так, как делаешь всегда, чтобы держал меня за задницу, а я орал, сжимая твою голову бёдрами. Хочу почувствовать это. Щёки горели огнём, а дыхание сбилось где-то на середине речи. Он отпустил это всё, но сердцу в груди было тесно, и член привстал. Мобэй тяжело смотрел, переваривая информацию, сжимал свою одежду цепкими пальцами и часто облизывался. Он тоже был возбуждён? У Цинхуа уже голова кружилась. — Что ещё? — спросил Мобэй. Цинхуа пожал плечами. У него не осталось сил и слов, чтобы сказать что-то ещё. В комнате стало так тихо, что можно было услышать собственное дыхание. Мобэй, недолго думая, начал раздеваться. Молча. Шан Цинхуа окатило жаром, и дыхание сбилось. Колени сами разъезжались, и он попытался стянуть с себя тряпки, но Мобэй снова оказался быстрее. Цинхуа опрокинули на спину и придавили к кровати за мгновение. Мобэй жадно целовал его, крепко обнял и раздвинул ноги, мял бедро одной рукой, второй зарываясь в мягкие волосы, чтобы распустить их. Они планировали просто поваляться, а потом поспать, но все снова вышло из-под контроля, и вот Цинхуа уже задыхался под тяжелым телом, дрожал от каждого приятного прикосновения и легкой прохлады, стоило Мобэю раздеть его. — Я не знаю, правильно ли понял тебя, так что можешь направлять, — шепнул Мобэй ему в губы, задержавшись. Он долго смотрел на лицо Цинхуа, что-то искал в его взгляде, а затем едва заметно улыбнулся и начал опускаться ниже, зацеловывая шею. Цинхуа уже не думал, решив, что ему подойдёт любой вариант, где Мобэй вылизывает его, а Мобэй привычно не спешил, сперва разогревал и целовал. На самом деле стоило признаться раньше, но, возможно, тогда его бы не трясло от одной-единственной мысли. Его сейчас не просто трахнут языком — Мобэй будет лежать под ним, держать за бёдра, впечатав пальцы в нежную кожу до синяков, а его шикарный длинный член окажется перед Шан Цинхуа. Скулы сводило от желания ощутить тяжелый член на собственном языке. Ему вдруг захотелось, чтобы Мобэй под ним ещё и стонал, вгрызался в его бёдра, но продолжал влажно вылизывать его задницу и яйца. Шан Цинхуа хотел, чтобы ему сделали больно, а затем нежно извинились парой мягких мокрых движений, парой поглаживаний. А потом выебали. Мобэй быстро справился с его одеждой и извернулся, оказавшись между ног Цинхуа, лег на спину и потянул его за бёдра на себя. Цинхуа не знал, как они придут к такой позе, представляя, как ему придётся смущённо садиться верхом сразу на лицо, но он не успел издать и звука, как Мобэй уже был под ним и гладил его колени, тычаясь носом в ягодицу. Глаза невольно заслезились, стоило ощутить прохладное дыхание горячей задницей. Мобэй не спешил, молча трогал и тяжело дышал, а Цинхуа замер, не зная, куда деть руки, сложил их замком на груди и следил за тем, как Мобэй под ним раскидывает ноги, а его возбуждение становится твёрже. Во рту снова скопилась слюна, которую хотелось размазать по члену Мобэя собственным языком. Цинхуа склонился чуть ниже, коснулся его ладонью и с опозданием понял, что, нагнувшись, раскрылся сам. Послышался тихий низкий стон, переходящий в рычание. Цинхуа снова забыл, как дышать. Мобэй оказался довольно стойким и терпеливым, и в этом была большая проблема. У Цинхуа не было столько сил, как бы он не старался. Его продолжали дразнить: мяли ягодицы, разводя их в стороны, дули на анус, давили пальцами, но не входили. Казалось, что вот сейчас начнется, но Мобэй снова что-то придумывал, коснулся его входа влажными пальцами и вошел одним на фалангу, двинул им. Цинхуа коротко захныкал. Возбуждение становилось болезненным. — Тебе действительно нравится такая поза? — зачем-то спросил Мобэй, но ответить не дал. Он крепко ухватил Цинхуа за бедра и надавил, вынуждая сесть прямо на жадный рот. Шан Цинхуа вскрикнул, хватаясь за собственное колено. Он почувствовал юркий скользкий язык между ягодиц и задрожал, протяжно застонал, а Мобэй принял это за согласие, поэтому продолжил. Демон несильно шлепнул его, и Цинхуа подскочил на месте, чуть приподнялся, и тогда Мобэй принялся целовать его между ног, чередуя губы, язык и зубы, то кусая, то всасывая нежную натянувшуюся от давления кожу, то вылизывая трепетно сжимающуюся дырку. Он снова тёрся носом чуть ниже копчика, ухватил губами яички и всосал одно, перекатывая во рту языком. Нравилась ли Цинхуа такая поза? Он вновь ответил громким стоном и вскриком, когда ничего не понимающий Мобэй принялся с рыком вылизывать его, тихонько щипая за ягодицу и тут же поглаживая. Шан Цинхуа было невероятно жарко даже после холодных поцелуев. Он закусил губу, чувствуя этот охуенный контраст температур, сжался, когда в него полностью вошёл один скользкий палец, а язык Мобэя очертил контур ануса, там, где палец входил внутрь. Поцелуи переместились на бёдра, немного успокаивая, но Цинхуа вновь подкинуло на месте от боли, вдруг сменившейся острым удовольствием, когда Мобэй выкрутил пальцы, попадая прямо по простате. Колени не держали, и Цинхуа не знал, за что ухватиться, начал склоняться, но его подняли одним хлестким шлепком. Мобэй ухватился за его бёдра сильнее обеими руками и принялся активнее работать языком. Он был везде. Теперь его язык входил внутрь. Язык был мягче пальцев, но не доставал глубоко, однако так Мобэй иногда задевал его нежную кожу зубами или терзал губами, мял бёдра, вжимая зад Цинхуа в своё лицо. Цинхуа сжал его голову, стиснул коленями, несколько раз пытался ухватиться за реальность, чтобы тоже насадиться ртом на член Мобэя и ответить лаской, но каждый раз таял, становясь бесформенной массой, которая может лишь стонать и кричать. Это было слишком хорошо. Цинхуа не мог лечь, раскинув ноги, не мог упереться лбом в кровать. Он сидел, поплывшим взглядом смотрел на сильное тело под собой и кричал. В какой-то момент он понял, что двигается сам, пока его держат руки Мобэя. Он не давил, именно удерживая, пока Цинхуа осторожно двигал тазом, проезжаясь дыркой по носу и губам Мобэя, желая скорее кончить, ощутив в себе что-то большое и длинное — например, член своего короля. Вместо этого он нетерпеливо стонал. Мобэй завёл руки ему за спину и приятно гладил, чуть надавил и снова начал лизать, громко причмокивая. У Цинхуа заболели ноги, но он видел член Мобэя прямо перед собой и знал, что найдёт в себе силы оседлать его и трахнуть. Он потянулся вперед, обхватил ствол ладонью, облизав её, и заскользил по нему, несильно сжимая у основания. Цинхуа услышал низкий стон, а затем почувствовал укус прямо у яиц. Ладонь со спины пропала и уже вжималась в бок, а пальцы другой растягивали Цинхуа, пропуская между собой язык. Клацнули зубы, и Шан Цинхуа дёрнулся вперёд, падая на Мобэя, ложась на него, оттопырив задницу. Мобэй присосался к основанию его члена, повёл губами, куда мог дотянуться, а затем вернулся, растягивая мягкий вход. — Хочу тебя, — не выдержал Цинхуа, хватаясь за чужие колени. — Хочу твой член. — Он приподнялся и обернулся, наконец-то видя Мобэя, и едва не кончил. Длинные темные волосы растрепались, и пара тонких прядей прилипла ко лбу и чуть влажным щекам, а мокрые от слюны губы припухли. Но Мобэй улыбался: довольно, по-блядски, немного устрашающе. Он ухмыльнулся и потянул Цинхуа обратно на себя, не слушая ни криков, ни мольбы. — Расслабься, — сказал он. Цинхуа испугался. Пальцы внутри двигались жестко и быстро. Мобэй снова шлёпнул его и резво развернул к себе лицом, сразу беря его член в рот. Так стало сильно хуже! Теперь Цинхуа видел его лицо и растянутые на члене губы. Его хотелось безжалостно трахнуть в рот, схватить за волосы и отодрать в горло, что Мобэй и требовал, а Цинхуа невольно выполнял, желая кончить и ему в рот, и на лицо. Он толкался в узкое горло, держась за длинные волосы и простыни, двигал бёдрами так, что колени заныли. Член выскользнул изо рта, и тогда Мобэй чуть приподнял его, поддерживая под бедра, и потянул вперед, снова скользнув языком глубже. Цинхуа выгнуло в его руках, когда губы коснулись нежных складок, а затем плавно вернулись и обхватили его истекающую чувствительную головку. Мобэй иногда смотрел на него, продолжая трахать пальцами. Цинхуа все не отпускал его волосы и двигал бёдрами, выл, чувствуя, что осталось совсем немного. Пальцев было недостаточно, но вид такого Мобэя нереально возбуждал. Цинхуа окончательно потерял голову и искусал губы в кровь, но не останавливался, толкаясь глубже и быстрее, намотал спутанные волосы на кулак, бормоча что-то, что сам не понимал. Он не знал, сколько в нем пальцев, но они давили так приятно и правильно, а чужой рот уже казался горячим и довольно гостеприимным. Он почти кончил, когда всё разом прекратилось. Он удивленно смотрел на Мобэя, но тот снова молча улыбался. — Сука! — не выдержал Цинхуа, но заткнулся и замычал, когда его уронили на бок, а затем уложили на живот, заставив прогнуться в спине и приподнять задницу. — Ты же не думаешь, что я тебя так просто отпущу? — спросил Мобэй. Он хрипел, и это было чересчур сексуально. Это было слишком. Цинхуа был готов разрыдаться, однако его опять нежно гладили, успокаивая, при этом не трогали ни член, ни дырку. — Откуда у тебя столько сил? — глупо спросил Цинхуа, когда его ягодицы осторожно развели. Он вновь почувствовал чужое судорожное дыхание задницей и довольно улыбнулся. Мобэю тоже было нелегко. — Я могу мучить тебя хоть всю ночь, — ответил демон, задыхаясь, — хоть несколько ночей. Для тебя я найду силы. — Лучше бы трахнул, — протянул Цинхуа и подался бедрами назад, как будто насаживался на член, сделал так несколько раз, привлекая внимание. На пике возбуждения он разом терял всякий стыд, а потом выл в подушку, вспоминая, насколько развязался его собственный язык. Но его королю всё нравилось. Мобэй наградил его несколькими шлепками, заставив шипеть и прогибаться. Он прижался грудью к его спине и дунул в ухо, лизнул его, потерся членом о задницу, показывая, как сильно он его желает. Шан Цинхуа сжался и зажмурился до звёзд перед глазами. — Ты говорил, что хочешь кричать, — тихо сказал Мобэй прямо в ухо, — и чтобы я вылизывал тебя. — А сейчас я хочу кончить! — А я хочу… — начал было Мобэй, но так и не продолжил, занятый куда более интересными вещами, чем болтовня. Он провёл между напряжённых ягодиц ребром ладони, скользя ниже, а затем собрал в пригоршню потяжелевшие яйца. Мобэй оторвался от его шеи и нежно зацеловал спину, касаясь губами выпирающих косточек позвоночника, успокаивая их обоих. Цинхуа приготовился. Когда его шею опалили неожиданно горячие поцелуи, и Цинхуа позволил себе расслабиться. Бока сжали, удобнее задирая задницу. Такая поза была открытая, но все же удобная, и Цинхуа почувствовал, что дышать становится проще, пусть и ненадолго. Мобэй целовал его плечи, касаясь пальцами между ягодиц. Он неглубоко вошёл, развёл пальцы и одобрительно хмыкнул. Цинхуа затаил дыхание. Мобэй не трогал его несколько мгновений, но зато потом Цинхуа услышал влажный звук за спиной и почувствовал запах масла. Всё-таки Мобэй не был сукой и мучить дальше не стал. Он полностью вошёл несколькими осторожными движениями, успокаивающе гладил бока и спину. Цинхуа повернул голову, ложась щекой на кровать, расслабился, чувствуя, как его пронзает миллиметр за миллиметром, как крупный член растягивает его изнутри, и это настолько прекрасно, что не хочется ни говорить, ни думать. Мобэй двигался медленно, но глубоко, и этого было достаточно, чтобы Цинхуа скоро захотел, чтобы его взяли грубо и быстро. Однако колени по-прежнему разъезжались в стороны от каждого толчка. Они трахались достаточно, чтобы легко поймать нужный ритм. Мобэй держал его под бёдра, не позволял касаться себя, доводя Цинхуа самостоятельно. Он дрочил ему, продолжая с оттяжкой трахать, и Цинхуа просто отпустил себя, упал лицом в подушку и бесконечно мычал, пока не кончил от особенно глубокого толчка. Мобэй последовал за ним, успел выйти и спустил на его бедные искусанные ягодицы. В голове долго звенело. Тишина была достаточно приятная, как и влажные касания тряпки к горячей испачканной коже. Цинхуа тупо смотрел в стену или лежал с закрытыми глазами, вернул себе способность думать минут через десять, когда Мобэй принялся оттирать его, иногда целуя то в плечо, то в висок. Самым сложным оказалось не свести колени, как Цинхуа думал, болезненно морщась, а повернуться и посмотреть в глаза напротив, но Мобэй удобно устроился позади него, обнял и, что было свойственно ему, заткнулся. Лицо демона приняло привычный бледный оттенок, и лишь губы остались ярко-красными. Его ладонь неспешно гладила бока и бёдра Цинхуа, и в какой-то момент Шан Цинхуа нашёл в себе силы повернуться на бок, чтобы закинуть ногу на своего мужчину и снова начать пялиться. Мобэй прикрыл глаза и дышал ровно, словно заснул, однако его рука не останавливалась, мягко лаская. Цинхуа иногда боялся уснуть в любимых сильных руках, а потом проснуться у себя, в маленькой комнатке с едва живым ноутбуком в объятиях. Он все не мог насмотреться и насытиться, и пусть со стороны он выглядел полным извращенцем. В какой-то момент рука Мобэя замерла на его бедре, и Цинхуа решил, что тот уснул, однако король смотрел на него, одновременно тяжело и нежно. — Ты тоже красивый, — сказал Мобэй. После его слов Шан Цинхуа мог лишь спрятать свое пылающее лицо под одеялом.