bullet to the heart

Фэн Синь понял, что все его прежние попытки заткнуть этого парня были лишь пустой тратой лишней энергии, когда Му Цин вдруг оказался в его объятиях. Было так странно обнимать его. Фэн Синь держал руки на его неожиданно тонкой талии и тупо смотрел на то, как его собственные широкие ладони удобно и гармонично лежат на теле Му Цина. — Ты ебанутый? — спросил тогда Му Цин. Фэн Синь решил, что всё именно так. Он пошевелил пальцами, трогая приятную на ощупь одежду, погладил спину Му Цина, снова сжал руки, но не сильно. Реальность ускользала. Солнце садилось как раз за спиной Му Цина, и Фэн Синь был вынужден щуриться, чтобы посмотреть на его лицо, поэтому опустил взгляд, невольно увидел свои широкие запястья, прижатые к чужим бокам, и оцепенел. Он испытывал непреодолимое желание ударить Му Цина по лицу, когда тот вёл себя действительно бесяче, но порой Фэн Синь попросту не знал, куда девать свои руки. Му Цин часто был рядом, говорил с ним, как-то взаимодействовал, иногда даже искренне улыбался. Фэн Синь мог лишь смотреть и отчего-то бесился. Понимание пришло неожиданно — ударило по затылку чем-то тяжёлым. Пожалуй, Фэн Синь действительно ебнулся, но не заметил, в какой момент это произошло. Он начал беситься давно, и причин было много. Он терял голову так легко, и это раздражало. Му Цин определенно не был его типом, казался мутным и непонятным, и это не было той порочной загадочностью. На деле он был искренен в своих словах и действиях, как говорил Се Лянь, Фэн Синь же не понимал его, как не понимал и себя, но до поры до времени. Обнимать Му Цина — странно, но приятно. Он не вырывался из рук, но вопросительно смотрел, чуть приоткрыв свои тонкие бледные губы, и шумно дышал. Фэн Синь был ошеломлен, когда коснулся горячего гибкого тела, не мог больше злиться и просто следил за лицом, которое знал, как свое собственное. Му Цин молчал, наблюдая в ответ, в какой-то момент легко улыбнулся, словно тоже понял что-то. Фэн Синь не знал, почему Му Цин отвечал ему. Их споры были глупы, будто они даже не пытались найти стоящей причины поругаться. Хотелось развести соперника на эмоции, увидеть, как красивое лицо меняется, кривится, становясь уродливым, а взгляд горит от ярости. Хотел прочувствовать свою злость, довести соперника, узреть, как миловидный юноша становится демоном. Фэн Синь помнил, как их обоих трясло от злости, как светлая кожа окрашивалась алым, как рвалась одежда. Они громко кричали и дрались, выплёскивая накопившееся, избавлялись от назойливых чувств, как от раздражающего и мешающего. В груди жгло от обиды и чего-то ненормального, давящего так больно и горько, что не оставалось иного выхода. И как же это все было глупо. Он понял это, когда смотрел на чужие брови. Му Цин свёл их, хмурясь, а через секунду расслабил лицо, закатил глаза и ухмыльнулся. Он кокетливо облизнулся, мгновенно успокоился и посмотрел в упор. Тогда Фэн Синь признался, что проиграл — они оба проиграли. Му Цин был горячий и возбуждённый после их гонок по саду у храма генерала Наньяна. В какой-то момент Сюанчжень остановился и обернулся, собираясь ответить ударом, но Фэн Синь зачем-то обнял его: он легко коснулся его талии, схватив, обвил руками, но не прижимал к себе и не пытался ударить. Му Цин смотрел в ответ нахально и с вызовом. — Ты действительно убегал от меня? Тебе сколько лет? — спросил Фэн Синь, лишь бы заполнить эту напряжённо давящую тишину. Вокруг не было ни души, поэтому Наньян позволял себе и дальше держать Сюанчженя в своих руках. Он чувствовал чужое дыхание и лёгкую дрожь, ослабил хватку одной руки и мягко повёл ею по твёрдому боку. — Но ведь ты догонял, — игриво ответил Му Цин и легко рассмеялся. Они вознеслись не два дня назад — прошёл не год и даже не десять. Они оба были уважаемыми небожителями. И они глупо играли в догонялки, носясь по саду и ругаясь, пугая птиц. Было стыдно осознавать это столь поздно. Фэн Синь чувствовал себя последним дураком, но не мог отвести взгляда от сверкающих, казавшихся сейчас чёрными глаз. Сердце замерло в груди. В саду стало тихо, словно все миры решили оставить их наедине, чтобы они наконец могли избавиться ото всех недосказанностей. У Му Цина ожидаемо оказались мягкие влажные губы, от которых было невозможно оторваться, а тело било лёгкой дрожью. Фэн Синь отпустил свой гнев так скоро и заполнил пустоту новым сильным чувством, от которого колени подкашивались и в голове стало пусто. Он не знал, что чувствовал Му Цин, лишь догадываясь, что он так же сходит с ума. Пальцы на широких плечах сжимались крепко, словно Фэн Синь мог исчезнуть в любую секунду, будто был способен так просто убрать свои руки. Тогда Фэн Синь отпустил его талию, но чтобы через секунду подбросить в руках и прижать к себе, поддерживая под ягодицами. Му Цин стонал в поцелуи, издавал незнакомые сладкие звуки. Фэн Синь распахнул глаза, глядя на расслабленное очаровательное лицо, которое он планировал зацеловать. Он ласкал Му Цина языком, наслаждаясь его пряным приятным запахом, от которого голова шла кругом. Это был не первый их поцелуй. Фэн Синь помнил эти мягкие губы и нахальную лукавую улыбку, которую хотелось снова и снова целовать. Он помнил гладкое бледное плечо, к которому прижимался мокрым от возбуждения лбом, горячую кожу и сбившееся дыхание. Однако Фэн Синь с опозданием понял, почему столько времени пытался разбить этот невыносимый прекрасный образ. Ненависть — грязно. Но они были на пути самосовершенствования и выбрали путь своего принца, поэтому осквернять свое тело порочным желанием было ещё хуже. А ещё они оба были полными кретинами. Коснувшись чужих губ, Фэн Синь почувствовал небывалое облегчение. Му Цин крепко жался к нему и непривычно молчал, но громко мычал, покорно отвечал на поцелуи, влажно вылизывая его рот. Фэн Синь и сам не сдержался — застонал и зашагал вперёд, неся Му Цина в своих руках. Он не думал, двинул в сторону храма и с силой прижимал Сюанчженя к себе, не собираясь отпускать. Фэн Синь и не хотел его отпускать. Он желал подарить ему всю свою нежность, как раньше осыпал ударами и проклятиями. Он хотел целовать его, держать в своих объятиях и ласкать, открыть для себя новую сторону Му Цина, к которой имел счастье прикоснуться несколько веков назад. Фэн Синь больше всего на свете сейчас желал поделиться с ним теплом, трогать нежную кожу и любоваться тем, как бледные щёки становятся приятно алыми. Он мягко опустил Му Цина на алтарь, развёл его ноги, держась за мягкие бёдра, и погладил, лизнул верхнюю губу и всосал её, наслаждаясь высокими стонами. Они ласкали слух. Му Цин крепко обнял его ногами за талию и притянул, укладывая сверху на себя. Стало жарко. Фэн Синь принялся быстро разрывать одежды, потёрся твёрдым возбуждением и крепче ухватился за чуть подрагивающие бёдра. Солоноватый вкус чужой кожи пьянил. Фэн Синь не спешил, но ему всё равно было мало. Му Цин тянул его на себя, драл ногтями плечи и спину, требовал большего, и Фэн Синь дал ему всё, что он просил, жалея о потраченном впустую времени. Они могли не ругаться все эти годы, а предаваться любви. Они давно могли отдаться чувствам и ощущениям. Се Лянь говорил, что им стоило бы поладить и подружиться, но Фэн Синь знал, что приятели из них были никакие. Фэн Синь смотрел на Му Цина — растрепанного, уставшего и мокрого. Он был красивее всего в этот момент. Фэн Синь не мог налюбоваться и постоянно склонялся для нового поцелуя, и так до рассвета. Му Цин, измотанный и мокрый, продолжал страстно смотреть и дразнить. Фэн Синь коснулся большим пальцем его опухших от поцелуев губ и надавил. Му Цин приоткрыл рот и игриво лизнул его, а затем ощутимо укусил. Наньян громко ахнул, протолкнул палец глубже. Он вспомнил этот взгляд, вкус и стоны, держал Му Цина в своих руках, думая о том, что они оба действительно глупые. К счастью, Фэн Синь также вспомнил отличный способ заткнуть Му Цина. От этого низ живота сводило сладкой судорогой. Му Цин был гибче тетивы его лука, держал ногами крепко. И Фэн действительно предпочитал его укусы всем синякам от кулаков. Следы его пальцев на молочных бедрах Му Цина смотрелись красивее кровавых ссадин на щеках.