Новое начало

— Не пойми неправильно, — Краглин, привычно шепелявя, будто бы озадаченно почесал затылок, взглянув на своего товарища, — но я просто не могу представить, что ты когда-то был новичком в экипаже и учился… Ну, всякому.       Неон слепит глаза, а в нос ударяют отдалённые запахи сигаретного (или чего похуже) дыма и отработанного топлива М-кораблей, теряясь на общем фоне мороза и дешёвой выпивки. Хруст снега же меркнет в гуле голосов — смеющихся, кричащих, ревущих и рычащих, — множества диалектов и языков, и в такие моменты невольно начинаешь понимать, что некоторые места едва ли меняются с течением времени. В этом ярком квартале, единственном, где кипела жизнь на куске льда в системе, где вместо звезды держала немногочисленные планетки и их спутники небольшая чёрная дыра, царило оживление столько, сколько себя помнил Мартинекс. И даже сейчас, здесь, когда он говорил уже не со своим приятелем и своей персональной головной болью, а с его первым помощником. — Не думай, что мне всё всегда давалось легко, приятель, — непринуждённо тянет Т’Нага, пожимая плечами и косясь то на своего собеседника, то в сторону какой-то неоновой вывески, — я тоже когда-то был зелёным новобранцем.       Плутонианец усмехается, неспешно отхлебнув что-то спиртное из мутной бутылки, и откидывается на спинку припорошенного снегом диванчика, на самом деле сейчас мысленно уносясь куда-то далеко от вьюг Контраксии. — Йонду часто травит байки о том, через что он проходил, будучи на моём месте. — Ксандерианец почти что задумчиво чешет заросшую колючую щёку и расплывается в улыбке — такой искренней и расслабленной, но всё равно похожей на оскал. — Да и наши, едва находят бар, тоже. А про первые деньки под крылом Стакара от тебя я так вообще ничего не слышал.       Марти на секунду замолкает, приподняв бровные дуги. И правда, разговор об этом попросту не заходил. «Да что там рассказывать… Наверное, всё было как у всех.»       С момента, когда ослепительно-белый потолок одиночной камеры сменился на своды тёмного грубого металла на материнском корабле Стакара, прошло совсем немного времени. И, хоть плутонианец и был бесконечно счастлив выбраться из заточения, разорвать эту петлю страданий и страха, всё ещё было много того, что казалось ему тревожно-незнакомым и странным. Стерильность резко сменилась пылью, грязью и чем-то, что росло и определённо развивалось интеллектуально по углам от отопительных воздуховодов, — должно быть, грибком или чем-то подобным, — тишина теперь стала недостижимой роскошью, уступив место нескончаемому рокоту генераторов, реакторов, двигателей, гулу сотен и тысяч голосов и немому безмолвию космоса за иллюминаторами, то и дело напоминавшего о себе вспышками комет и сверхновых, россыпью далёких звёзд и завораживающим свечением жилых и диких планет.       Космос, тем не менее, всё ещё был завораживающим. Т’Нага никогда не видел тот так близко и далеко одновременно, и лишь порой в его памяти ураганом проносились неуловимые воспоминания о бесконечных тёмных небесах его родной планеты. А потом, стоило этому воспоминанию хоть мельком появиться, оно растворялось за языками пламени, густым дымом и липким страхом, сковывающим тело каждый раз, стоило вернуться к этой части сознания. «Не могу сказать, что команда была от меня в восторге. Оно и понятно, вряд ли кто-то будет в восторге от капитанского найдёныша…»       Как бывший заключённый уже успел понять, здесь практически все так или иначе бежали от своего прошлого. Кто-то сбежал из тюрьмы и увязался за первым кораблём, что мог его увезти как можно дальше от офицеров, кто-то влез в долги и сбежал с собственной планеты, кто-то… Словом, было множество различных историй, которые были одновременно похожи друг на друга и не похожи вовсе, если можно было судить по услышанному краем уха. Но что Мартинекс понял точно, так это то, что от хорошей жизни опустошителями не становились — он не был единственным и особенным в своём поиске лучшего способа существования в ледяном вакууме. — На месте Огорда я бы эту стекляшку ссадил в ближайшем порту, и дело с концом. Подобрал какого-то чокнутого он, а отхватывать за его косяки и работать за него всё равно нам. — Старик любит играть в мессию и подбирать безнадёжных. Если этот совсем убогий, ну, не знаю, сдадим его Тивану — сколько по портам прыгал, ни разу не видел таких существ его вида. Авось заплатит дорого за такой «эксклюзив».       Отличался он, пожалуй, тем, что лично капитан принял решение взять его на борт. Следовательно, именно он и взял его под крыло по крайней мере на первое время. Стакар был в принципе единственным во всём этом параде надменных лиц и уродливых оскалов, кому Мартинекс мог всецело доверять и с кем отношения мало-мальски заладились, из-за чего тот следовал за Огордом почти везде почти шаг в шаг. По своей природе плутонианцы тянулись к знаниям, тянулись к новому, поэтому новый образ жизни Тикс перенимал довольно быстро и охотно, словно губка впитывая новую информацию. «…Которого подобрали на очередной вылазке без всяких условий, пока некоторые из кожи вон лезли, чтобы их просто не прирезали сразу на борту. Считай один лишний рот.»       Было много того, чего он не понимал просто по факту, не оглядываясь на тот факт, что после лаборатории, откуда его забрали, было вообще нелегко адаптироваться не то, что к адекватной жизни, а хотя бы пиратскому существованию. Но основной камень преткновения заключался даже не в не слишком приветливой команде или тут и там снующих орлони, ведь это так и вовсе не было проблемой для того, кто был готов адаптироваться. — Ты просто не выживешь здесь с пустыми руками! И даже не пытайся говорить, что тебя невозможно пристрелить, сынок, — Стакар выглядел так, словно он уже сам лично готов был выкинуть за борт новичка, которого сам же и подобрал. На сороковой минуте сначала спокойных объяснений, после — попыток доходчиво достучаться, а в итоге просто упёртых споров, ведущих в одно бесконечное никуда, капитан уже откровенно вскипал: было слышно, как он пытался сделать голос ровным и не переходить на повышенные тона (что выходило уже через раз), а в глазах то и дело пробегал золотистый огонёк, прямо такой же, как пробегал по этим каналам на плечах. Только вот он был не тёплый, а какой-то зловещий и вместе с тем усталый, — это космос, здесь найдут способ.       Мартинекс тупит взгляд в лежащий на ящике бластер, молча моргая пару раз. Затем поднимает голову, абсолютно нечитаемо смотрит на своего спасителя, а потом демонстративно качает головой.       Он не мог взять в руки оружие — не после всего, что ему приходилось делать. Где-то глубоко внутри он понимал, что попал в стан разбойников, преступников и беглецов, где прожить без крови на руках было невозможно по определению, но он как мог пытался обмануть самого себя и максимально отсрочить неизбежный момент принятия. Был ли смысл? Что ж, едва ли, но плутонианец не мог ничего с собой поделать — вот и капал Огорду на мозги уже почти час. «Так что первое время на корабле было сложно, не буду кривить душой. Но знаешь кому было ещё сложнее? Чёрт, Стакару.»       На несколько секунд в небольшом складском помещении повисает молчание. Стакар тяжело вздыхает, сжимает пальцами переносицу и на неизвестном языке, видимо, то ли молится, то ли сыплет трёхэтажным матом. — Тебе так или иначе придётся этому научиться, парень. Различие лишь в том, возьмёшь ты в руки эту пушку сейчас и научишься не палить мимо, либо в панике схватишься за неё, удирая от головорезов, и не факт, что попадёшь хоть раз. — Голос арктурианца усилием воли и самообладания вновь преобретает нотки спокойствия. Он слегка нахмуривается, берёт потрёпанный временем и боевыми выходами бластер в руку и просто крутит некоторое время, рассматривая словно в первый раз. Модель старая — вышла из производства чуть не полцикла назад, и была на вооружении не то у корпорации ГэБ, не то у корпуса Нова. И, рассматривая потёртости и сколы на корпусе ещё с несколько секунд, капитан протягивает бластер Мартинексу. — Не глупи, сынок. Тебе нужно уметь защитить себя.       Т’Нага обдумывает варианты. Долго, непозволительно медлит, а после всё-таки протягивает руку, забирая бластер и на пробу крутя тот в руке. Огорд был прав, мир вокруг вышел за пределы стеклянной камеры и стал, удивительно, ещё враждебнее и агрессивнее. Так что парень ещё раз с толикой неодобрения сощуривает один глаз, пока разглядывает оружие, а после поднимает глаза, кивая. — Есть, капитан. «Не представляю, как он терпел всё, что я вытворял. Конечно, учили меня не так долго и мучительно, как Йонду, но не сомневайся, я косячил тоже достаточно и тоже по-крупному.»       Увы, но помимо навыков стрельбы опустошитель должен был уметь ещё великое множество вещей, без которых существование посреди безграничного космоса могло закончиться сильно досрочно. И если постепенно с командой удалось сдружиться, с оружием — научиться управляться, а ремонт чего-либо на корабле так и вовсе стал скорее досугом, нежели работой, то оставалась одна нерешённая проблема. И имя этой проблеме «пилотирование».       Вся загвоздка была в том, что садиться за штурвал Марти не приходилось никогда. На своей родной планете, как подсказывали смутные обрывки памяти, возникающие мимолётными видениями, он много работал с механизмами, будучи не то техником, не то учёным, не то кем-то в этом роде. Руки сами собой делали то, что помнили, а мозг ненавязчиво подсказывал следующий шаг, стоило взять инструмент плазменной сварки или шестигранный шуруповёрт. Примерно так же дело обстояло и с оружием, ведь, судя по всему, обороняться когда-то давно ему тоже приходилось. Словом, в этих областях обучение шло почти без проблем с некоторыми поправками и корректировками, но стоило оказаться в капитанском кресле М-корабля… «Я рассказывал, как впервые сел за штурвал?»       Всё, абсолютно всё пошло наперекосяк. — Маршрут проложен в бортовом компьютере. Круг по квадранту и обратно — ничего сложного, верно?       Стакар что-то там говорит фоном, объясняет, рассказывает, даже время от времени то ли шутит, то ли байки травит, судя по смешкам, только вот Мартинекс его почти не слушает. Голос остаётся где-то на периферии слуха, потому что почти целиком всё сознание занимает судорожная работа мозга. Множество лампочек, экранов, переключателей и кнопок, из-за которых глаза разбегаются, были абсолютно знакомы: Т’Нага за всё время, проведённое на корабле, успел покопаться во многих механизмах, и разбитые корабли были в их числе. Гуманоид прекрасно знал, что и как работает, что и как устроено, но он привык видеть это с точки обзора пассажира или максимум штурмана, но никак не пилота. Сейчас всё было непонятным и, что самое ужасное, пугающим. — Верно. — Как-то мрачновато отзывается техник, нервно размяв шею и уставившис сквозь лобовое стекло корабля на створки ангарной двери. За ними был холодный беспощадный вакуум, и если здесь, в доке, у него было право на ошибку, были отходные пути, то там их не будет. — Так, получается, мне нужно будет облететь некоторую площадь? — Да, именно. — И вернуться в ангар? — Ну, чёрт возьми, желательно. — Капитан позволяет себе иронично хохотнуть, после чего косится на члена своей команды в соседнем кресле. — Выглядишь напряжённым.       О, он не только выглядел напряжённым, он был напряжённым, притом настолько, что Марти казалось, будто кристаллические отростки на его теле стали каким-то образом острее и длиннее. Так что, после некоторых колебаний, он утвердительно кивает. Скрывать не было смысла. — Эй, расслабься, — Стакар говорит таким приятельским и будничным тоном, что аж зубы сводит, — все мы с чего-то начинаем. Ты парень толковый, раз всё ещё не болтаешься где-то за бортом, вряд ли в первый же вылет вляпаешься во что-нибудь эдакое. В конце концов, я здесь как раз для того, чтобы тебя подстраховать.       Мужчина, с едва уловимой ухмылкой затягивая ремни безопасности, кивает в подтверждение своим словам. Марти даже ловит себя на мысли, что всё это должно немного его успокоить… И ведь в самом деле успокаивает. Тот факт, что от него не ждали ежеминутного успеха, заметно позволял не сильно корить себя за ошибки и промахи. — Ну, теперь готов? — Готов. — Тогда вперёд, навстречу пустоте. «Клянусь звёздами, это был мой худший полёт в жизни. И, думаю, не только мой.»       Поначалу всё и правда шло неплохо. Удавалось вписываться в резкие повороты, которые подсказывал бортовой компьютер, изучать виражи, попросту привыкать к кораблю и управлению им как явлением, да и в целом теперь всё это было даже чем-то расслабляющим наравне с копанием в платах и механизмах — оттенками сменялись переливы далёких туманностей и звёздных путей, мелкие брызги не менее далёких звёзд то вспыхивали, то затухали, а восхищение безграничным миром вокруг вернулось с, кажется, новой силой. Тем не менее, складываться по плану дела не могли попросту по определению, так что проблемы настигли их неожиданно и, как и всегда, в не самый подходящий момент. — Ты отклоняешься от курса, возьми крен левее, — Огорд, непонимающе нахмурившись, что-то переключает на рябящем экране бортового компьютера, — навигация с ума сходит. — Наверное, реле сенсоров барахлит. Может, вошли в зону электромагнитной активности. — В ответ на заявление об отклонении от курса Мартинекс мог только пожать плечами и бросить что-то вроде «делаю, что могу». Он шёл так, как его вёл навигатор на одном из экранов у лобового стекла, а если бортовой компьютер это отрицал — проблема была явно в самом компьютере. — Думаю, мы не так далеко от корабля, так что это не такая большая…       И, словно опровергая любые предположения о том, что «это не такая большая проблема», перехватчик сотрясает тяжёлый удар куда-то в днище корпуса. «История долгая, но если опустить подробности, то представь, что тебе, едва ли вообще понимающему, что делать, нужно провести корабль через квантовое поле астероидов.»       Вспышки материи перед самым лобовым стеклом кабины, обычно предвещавшие появление здорового камня, который мог бы проделать в кабине дыру размером с неё всю, становились всё более частыми, всё больше мониторов пестрели алыми предупреждениями, а сигнал тревоги от систем теперь не стихал так и вовсе. Челнок уже перенёс четыре или пять прицельных столкновений с внезапно материализовавшимися грудами камней, и следующий удар запросто мог бы быть последним. Из всех вариантов, включавших в себя пожар, разгерметизацию, взрыв и полную потерю управления, худшим был единственный — всё это сразу. Замечательный стимул выбраться живым, не так ли?       Плутонианец почти мёртвой хваткой вцепился в штурвал, понимая, что если его рука соскользнёт или отпустит рычаг — их история закончится скоропостижно и достаточно глупо. Всё внимание было приковано к постоянному движению перед кораблём, пока их кидало из стороны в сторону, словно шарик в какой-нибудь аркадной игре, но если бы Марти смог хоть краем глаза взглянуть на Стакара, то он бы увидел не былое уверенное спокойствие, а тихий ужас у того на лице. И было неясно, то ли вспышки так освещали, то ли Огорд стал бледнее как минимум на несколько тонов кожи? Невольно стоило склониться ко второму. «Не помню, как мы оттуда выбрались и каким чудом вернулись в ангар, но помню точно, что это было на одном только честном слове.»       До материнского корабля они летели молча, оба пусто уставившись в космос впереди с таким видом, словно оба потеряли свои семьи в битве за Ксандар 117 лет назад. И в ангаре, смотря на разрушенное состояние капитанского челнока, оба просто шокированно молчали, только Т’Нага ещё и не мог заставить себя отпустить дрожащими руками штурвал. — Знаешь, вполне неплохо для первого раза… — Наконец капитан подаёт голос, всё ещё не решаясь расстегнуть ремни и откровенно не веря, что всё это закончилось. — Мне даже не пришлось перехватывать управление.       В этот момент всё вокруг перестаёт иметь значение. Новобранец просто переводит ошалевший взгляд на Стакара, одновременно шокированного и довольного собой, и впервые ловит себя на желании бросить в того что-нибудь тяжёлое. — Перехватить… Управление? — Да, второй пилот может перехватить приоритет управления, это… — Ты мог перехватить управление?! Дальнейшие негодования и споры прерывают открывшаяся дверь на борт и торопливые шаги членов команды, спешащих проверить, были ли живы эти горе-искатели приключений. «Но справедливости ради я должен признать, что с тех пор я почти не встречал пугающих ситуаций за штурвалом. После такого вообще в принципе сложно чему-то удивиться, знаешь, но Огорду я до сих пор припоминаю тот случай. А ведь сколько лет прошло? Сорок? С ума сойти.»       Краглин, не стесняясь посмеиваясь куда-то в бокал с не особо притязательного вида зелёной жидкостью, качает головой. — С ума сойти. Если в первый месяц у тебя всё было так, — Парнишка ведёт плечами и поджимает под себя одну ногу, так и сидя на том же диванчике. Он и не заметил, как некоторые неоновые вывески сменили свой цвет, уже почти привычные рожи вокруг сменились другими, непривычными, а алкоголя у них обоих стало заметно меньше, — то мне страшно даже представить, каким было твоё… Ну, не знаю… — Обфонтери весьма нетрезво, но максимально сосредоточенно прищуривается. — Первое задание. Или знакомство с алкоголем, в конце концов? — О, это уже совсем другая история, Крагс. Совсем другая, новая история.       Т’Нага, загадочно ухмыльнувшись, ставит почти пустую бутылку себе на колено. — Но если ты хочешь её услышать…