Была беда да звалась твоим именем

Ее имя растекается мятной нежностью и крепким чаем, его нужно произносить шепотом и на выдохе, ласково касаясь губами тонкого запястья. Ее имя звучит прекраснейшей из песен, тонкое, как звук гуциня, резкое, как разбитое стекло. Ее имя могло бы быть именем божества — милосердного, доброго, справедливого, с теплыми руками и лучиками-морщинками у глаз. Ее именем должен был назваться хрупкий весенний цветок. Туо Ба Чжэнь всегда произносит ее имя, как оскорбление. У него чешутся руки от желание задушить ее (или же распустить эти ее прически, перебирать тяжелые черные пряди меж пальцев, гладить, словно ребенка), и лишь холодный разум и осознание последствий мешает этому сбыться. Хочется коснуться ее лица, пересчитать все родинки на белом теле, рассмотреть досконально все шрамы и рубцы, узнать их историю, чтоб потом они исчезли под его ладонями. Он хорошо знает, что это никогда не сбудется. Не тогда, когда она каждый раз отвечает ему твердым отказом и отворачивается, не желая даже смотреть на него. Не тогда, когда она не ищет его взглядом и не лжет ему со спокойным лицо. Не тогда, когда ее улыбки наполнены холодом, а глаза презрением. Тяжелые одежды из лучшего шелка светлы и приятны на ощупь; кожа, спрятанная под ней, гладка и ледяна, и не поймешь: нефрит это, стекло это или сталь, острая, оставляющая раны, как бы ты ее коснулся. Заколка в волосах напоминает цветок бегонии, которые он ей как-то дарил, и он уверен, что от них не осталось и следа. Ли Вэй Ян такова, что чем больше она отрекается от тебя, тем сильнее ты желаешь ее одобрения. Почти как в детстве, когда ты смотришь на маму и думаешь: «я правильно сделал? я хороший ребенок? ты же полюбишь меня, если я выполю все, что ты попросишь?». Что бы ты не сделал, Ли Вэй Ян не полюбит тебя только потому, что ты это ты. Обида пахнет османтусом и остывшим чаем. Обида пахнет духами Вэй Ян. Туо Ба Чжэнь знает, что через таких людей — врывающихся в твой мир, не желая этого, бросающих тебя на самый край, толкающих в бездну, отказывающихся от тебя — нужно переступать. Как через стекло, бывшее некогда хрустальной вазой до истерики приемной матери. Нужно уходить от их трупов и никогда не жалеть. Отчего-то он не может; и когда принц Мобэя говорит «хочу эту!» и указывает на Ли Вэй Ян, сердце останавливается на мгновение, а потом бьется так сильно, словно желая выскочить из груди. И он думает: если попросишь, если согласишься, если встанешь рядом со мной, как равная, как похожая, как такая же, то я помогу тебе. А потом замечает ее взгляд и смеется про себя. Ну конечно же, Ли Вэй Ян никогда не просит помощи; Ли Вэй Ян со своими проблемами разбирается сама и часто — чужими руками, разрушая судьбы и жизни. Ну конечно же, на что он вообще смел надеяться? Послушание Ли Вэй Ян объясняется одним: выгодой. И поэтому ему следовало что-то заподозрить, когда она сказала, что согласна на брак с этим Ли Юань Хэн, принцем Мобэя. Чтобы Ли Вэй Ян и влюбилась? Да это же антонимы. Даже он, Туо Ба Чжэнь, умеет любить, в отличии от нее. Не человек она, а мраморная статуя: прекрасная и безразличная к чужим страданиям. А потом она улыбается на банкете, и ее темные глаза сверкают удовлетворением, и ее имя застревает у него в горле комком желчи. Ее имя нужно произносить на выдохе, захлебываясь собственной ненавистью. Ее имя должно было быть синонимом милосердия и доброты. Ее имя становится проклятием. (И он проклят)