Король не своего королевства

Принц И́лиас никогда не отличался дружелюбием. По меркам фейри он был самым угрюмым и задумчивым из всех божеств. Учителя пеняли, что он слишком погружается в себя, подданные, которым бы следовало всеми силами добиваться его расположения, вместо этого избегали встреч всеми возможными способами. Илиаса это нисколько не беспокоило, вот только Безымянная снова и снова хмурилась в ответ на его излишнюю холодность и отстраненность. Она не требовала от него перемен, но каждый раз огорчалась, заметив очередной косой взгляд или услышав кривое слово в его сторону. К Безымянной Илиас прислушивался, ее он уважал и нисколько не хотел ее разочаровывать. Он понимал, что, стань он хотя бы немного более улыбчивым, ее сердце отогрелось бы и возликовало, но не мог себя переломить. Ему не хотелось быть как все только потому, что окружающие ждали от него этого. Безымянная этого и не требовала. Не видел он себя на шумных собраниях и лунных плясках, где резкая быстрая музыка принуждала к не менее быстрым и резким движениями. Нет, Илиас всячески избегал этого. Он хотел слушать тихие птичьи трели, шелест листвы и шепот волн. Хотел думать о любви и погружаться в самого себя, разгадывая тайны бытия и определяя истинные причины своего рождения. В Лазурной долине никто и никогда не появлялся без повода. Когда рождалась новая фейри, Видящие составляли божественный план, дабы определить, какую цель преследует это появление. Божественный план Илиаса складывал Союз Тринадцати. Обычно обходились малым залом, но судьба будущего короля должна была определяться всеми Видящими царства. По трое представителей каждой стихии и Старейшина — они увидели великое будущее Илиаса и направили его по «правильному» пути. По пути, который самому Илиасу казался не просто скучным, но и поистине ненавистным. Снова и снова он искал уединения и повода не появляться на собраниях. Безымянная поначалу качала головой и тяжело вздыхала, после — смирилась. Благодаря ее вмешательству Илиасу не то чтобы позволили жить так, как он хотел, но, по крайней мере, перестали принуждать к чему-то. Пока прочие фейри заплетали свои роскошные волосы в изысканные прически, Илиас сдувал с носа длинную челку и ерошил короткий «ежик» на затылке. Безымянная даже всплакнула, увидев его голову в первый раз после изменений. Илиасу было жаль ее — слишком близко к сердцу она воспринимала все, что касалось его жизни. Он прожил на восемьсот весен меньше, но Безымянная всегда считала его равным и ни разу не поставила под сомнение ни одно из его решений. Илиас был благодарен, что, несмотря ни на что, она оставалась на его стороне. Единственная из всех. Одной ее хватало, чтобы не ощущать себя одиноким. Когда Илиас заикнулся, что хочет научиться летать на облаках, все наставники разом воспротивились, загудели десятками голосов, напомнив, насколько опасная и пустая эта затея. А Безымянная… Она притащила ему тяжелую дождевую тучу — свалиться с такой еще надо было постараться. Она никогда не просила взять ее с собой, но не спускала с него глаз, пока он рассекал небесные просторы. Илиас знал, что она волнуется, но ни разу не услышал от нее ничего подобного. Именно потому он и сохранял предельную осторожность: ради той, сердце которой боялся разбить. А потом Безымянная спустилась в мир людей. Это был ее собственный выбор, и так же, как она понимала Илиаса, Илиас понял ее. Она единственная, с кем он рад был говорить, но он даже не попытался удержать ее. Безымянная ушла, Илиас остался один. Снова были полеты на туче, но теперь они не радовали принца. Теперь никто не глядел на него с восхищением. Никто не верил, что он больше, чем просто часть божественного плана. Илиас слушал сверчков и ловил рыбу голыми руками. Он был один на один с собой. Его впервые по-настоящему печалило это. А потом появилась она. Юна́. Голубая фейри снежных гор. Она спустилась в Долину тогда, когда Илиас был наиболее близок к тому, чтобы взвыть от тоски и одиночества. Как и все фейри, она следовала божественному плану. План ее существования был в том, чтобы разделить с Илиасом трон. Юна оказалась веселой и шумной, что ужасно напрягало Илиаса, но она единственная, кто не сторонился его и принимал любые его «странности». Она не танцевала под луной со всеми, потому что он не делал этого. Не вплетала в косы цветы и не противилась его полетам. Однако не видел он в сапфировых глазах, следящих за ним, ни восхищения, ни заботы. Он не видел главного: искренности. Илиас задыхался. Он смотрел на нее, свою будущую королеву, и старался привыкнуть к ее буйному нраву. Он не ломал себя, но был к этому близок, потому что так было нужно. Ему не хотелось просыпаться, лишь божественный план заставлял его изо дня в день делать это. Он как и прежде сдувал челку со лба и проводил ладонью по колючему затылку, но теперь ощущал, как серебряные цепи стягиваются на его шее и груди, жалят кожу и превращают в кого-то другого. От этих чувств Илиас сбежал. Рванул в лес за день до коронации, сломал свой божественный план и впервые вздохнул на самом деле свободно. Даже сюда, в темную прохладную глушь, донеслись протяжные вопли наставников и возбужденный гомон возмущенного народа. Илиасу не нужно было их видеть, чтобы понять: его поступок не простили, а план переписали. Гнев Видящих был велик, другой фейри взошел на престол, ведя Юну за руку. Другого она теперь одаривала своим вниманием, так легко оставив Илиаса в прошлом. Он не ощущал сожалений. Продолжал рассекать на туче, с каждым днем все больше совершенствуя свои умения. Ему покорилось небо и ветры, и облака пали пред ним ниц. Само солнце надело на него корону, и вся Лазурная долина воздала ему хвалу. Он не был королем, но впервые ощущал себя им. Гармония с окружающим миром все сильнее заполняла его, предавая смысл его существованию. Мир фейри постепенно обращал на него свой взор. Союз Тринадцати вновь собрался в главном зале, обратился ко всем стихиям, и все они прошептали одно имя. «Илиас». Юна искала встречи. Пришла просить вернуться. Заверяла, что лишь он один — ее истинный король, и ему отдана вся ее преданность. Илиас отослал ее. Он не хотел ничего. Ни шумных дворцовых залов, ни груза власти, ни Юны. Долина покорялась ему и без короны на голове, а единственная королева всей его жизни была бесконечно далека и, возможно, навсегда потеряна. Илиаса не заботили дворцовые волнения. Его не заботило вообще ничего из того мира, в котором лишь божественный план определял фейри и их будущее. Он был почти счастлив, живя вдали от всего этого. Все так же наслаждался шепотом волн и ласковыми прикосновениями ветра, все так же взмывал в небеса на тяжелых дождевых тучах и вспоминал глаза Безымянной, всегда лучившиеся добром и пониманием. Он не ведал ее божественного плана и не мог знать, вернется ли она еще однажды, но ждал, теребя цветочные браслеты на запястьях. По браслету за каждый месяц ее отсутствия. Их было уже двадцать три. Юна снова пришла. Снова попросила вернуться во дворец. Клялась в вечной любви, падала в ноги, лила серебристые слезы, так похожие на горные потоки из ее родных краев. Но ни мольбы, ни слезы не тронули сердца Илиаса. Он снова прогнал Юну, не ощутив из-за этого никаких угрызений совести. Он остался королем своего собственного мира, и жизнь вокруг него заиграла новыми красками. На его тоске по Безымянной выросли цветы, из несбывшихся мечтаний выткались бабочки, надежды превратились в райских птиц. Мир Илиаса был свеж и светел, и каждая фейри отныне мечтала прикоснуться к этому свету, хоть ненадолго, но стать его частью. Илиас не впустил в свою жизнь никого. А однажды вернулась Безымянная. Вошла в его лес медленной поступью. Поприветствовала каждую птицу и бабочку, а после отыскала Илиаса и просто осталась рядом. Она ничего не говорила, а он не спрашивал. Они просто слушали вместе шепот трав, подставляли лица под ласковые прикосновения ветра, и Илиас отдал ей часть своих браслетов. К тому моменту их стало тридцать семь. Каждый из них слишком долго прожил один, чтобы придавать слишком большое значение словам. Они не были нужны им. Илиас убирал челку со лба, а пальцы Безымянной пробегали по отросшим волосам на его затылке. У них была их тишина, а у тишины было название: счастье. Юна больше не приходила: Лазурная долина знала, что этот король никогда не займет их трон. Фейри смирились с этим. Илиас снова оказался вдали ото всех. И снова с ним была лишь его Безымянная. Однажды она оставила его, чтобы он мог сделать выбор. Пожертвовала собственным божественным планом, чтобы он нашел свой. Теперь у нее не было причин уходить, но было множество причин остаться. Принц Илиас никогда не отличался дружелюбием и все еще оставался самым угрюмым и задумчивым из всех божеств, но взмывая высоко в облака, он обращал взгляд на землю, и видел в глазах Безымянной такое нужное ему восхищение и заботу. И тогда Илиас улыбался, а на земле раскрывался еще один цветок. Эти цветы были даже прекраснее тех, что выросли из его тоски. И эти цветы жили вечно.