Му Цин пинается

      Честное слово, не знаю, что они забыли в одной кровати. Скорее всего, оба просто отказались выбирать между жесткой расстеленной на полу циновкой и относительно мягкой постелью на постоялом дворе. Почему пришлось выбирать, где спать, а не заселиться сразу в разные номера, вопрос не к ним, а к календарю. Умудриться выбить хоть одну комнатушку в праздник середины осени — уже большой успех: нужно обладать недюжинной удачей. Ну или быть богами внушительной силы и неземной красоты. Они только пару часов назад закончили предпраздничную зачистку окрестностей от нечисти, и завтра их будут ждать в новоотстроенной небесной столице, где пройдет ежегодное торжество с пиром и любованием ночным небом.       Му Цин входит в комнату первым, сразу аккуратно складывает ботинки у входа и проходит к окну. В комнате душно, но как только он распахивает ставни, шум с улицы начинает бить по ушам даже сильнее, чем когда они сами с Фэн Синем пробирались сквозь толпу, хотя казалось бы. Скорее всего, оно сработало так на контрасте.       Фэн Синь снимает со спины лук и садится на край кровати. Му Цин колеблется с решением оставлять ли окно на ночь открытым. Ну, раз Фэн Синь не выражает возражений против шума... он его закроет.       Быстро стянув пыльные грязные верхние одежды, Му Цин одним прыжком забирается под одеяло, повернувшись к Фэн Синю, ушедшему с головой куда-то в свои мысли, спиной. После нескольких минут философского созерцания стены перед собой, генерал решает тоже готовиться ко сну, но, пролежав умиротворенно глядя в потолок около получаса, сонный настрой абсолютно сбивается…. Прилетевшим по колену слабым ударом ноги.       И ведь черт его разберешь, как на такое реагировать. — Спишь?       Тишина. Человек на соседней половине кровати поворочался немного, повернулся к избитому соседу полубоком и продолжил молчанку.       А впрочем и ладно. Делать Фэн Синю больше нечего, чем в таком измотанном состоянии разбираться с тем, что даже пинком нельзя назвать. Небожитель окончательно решает обязательно выспаться к завтрашнему празднику, когда неожиданно по всему его телу пробегает холодок — у него бессовестно конфискуют одеяло.       Му Цин лежит на боку, повернувшись к другому мужчине лицом. Он хмурит брови, вцепившись в чужое покрывало, и хоть глаза его закрыты и будто сощурены, а губы малость поджаты, выглядит он в высшей степени очаровательно. А когда, не встретив никакого сопротивления своим вредностям, генерал успокаивается, черты его безумно красивого лица принимаются источать такое спокойствие, умиротворение и комфорт, что Фэн Синь сомневается: а Му Цин ли это вообще?       Проанализировав ситуацию и поразмыслив над долгосрочными перспективами ненароком замерзнуть — да уж, неизвестно каким образом — Фэн Синь тянется к нему, намереваясь забрать свое одеяло, на что получает лишь ладошкой по плечу и недовольное «Эй» сквозь сон. И что ему теперь остается? Спать под простыней?       Ну уж нет. Если нужно будет, он согласен разбудить Му Цина. Очень вероятный скандал, который последует за этим, вряд ли будет того стоить, но... может, если попробовать аккуратно разогнуть каждый палец отдельно и резко выдернуть одеяло, все получится? Фэн Синь, не дыша, осторожно придвигается ближе и пытается вызволить из крепко прижимающих к себе одеяло рук пресловутый кусок ткани. Но, когда он уже почти касается заметно нежной кожи ладоней, заместо ткани Му Цин хватает за запястье тянущегося к себе "неприятеля". Видимо работает подсознательная защитная реакция на нарушителя личного пространства, выработанная обучением заклинательству и столетиями практики. Фэн Синь паникует.       Паникует, но вспоминает, что руки́ у него вообще-то две. И пока одна находится в плену крепкой хватки, хорошо бы воспользоваться второй. И вот оставшееся без внимания спящего Му Цина одеяло уже лежит, прижатое под боком Генерала Наньяна.       Как только тот исполняет задуманное, чужие руки ослабляют хватку и позволяют высвободить запястье. Фэн Синь перебирается обратно на свою половину кровати и замечает боковым зрением, как Му Цин ворочается, с шумом сотрясая кровать, и кое-как остается довольным положением на животе с обхваченной руками подушкой под грудью и собственным одеялом, прикрывающим только нижнюю половину тела.       Почему-то Фэн Синь волнуется, ложится на бок и смотрит, смотрит на Му Цина, затем переводит взгляд на окно. Шум, доносящийся с улицы, дарит ощущение спокойствия и задвигает в дальний угол непонятно откуда пробивающееся чувство одиночества. И почему именно в эту ночь ему не удается заснуть?       Даже после расставания еще во времена падения Сяньлэ, их с Му Цином дорогам не суждено было разойтись. За последние 800 лет им приходилось пересекаться до невозможности часто: если не на собраниях во дворце Императора Шэньу, то в публичной сети духовного общения, или, что было крайне редко, но все же, на заданиях и торжествах. Приходилось соревноваться за первенство по количеству почитателей, храмов, фонарей; так или иначе ненароком проходить мимо друг друга в небесной столице. А про последние несколько лет и говорить нечего. Чья была идея под чужой личиной как в старые добрые стать помощниками Се Ляня? Фэн Синь не помнит. Очень возможно их общая. Подумали по-отдельности, но им и сговариваться не нужно. Поэтому, когда у входа в чайную Фэн Синь в форме Нань Фэна завидел молодого паренька, удивление охватило его только на миг. За высокий порог они ступили уже вместе.       А когда... Нет, ну честное слово, сколько можно? Фэн Синь только прикрывает глаза, как ему прицельно в лоб прилетает ладонь Му Цина, который успевает за пару минут, пока первый абсолютно теряет бдительность и связь с реальностью, оказаться на середине кровати с раскинутыми в стороны руками и ногами. В последний раз, когда они спали вместе, было холодно, циновка давала эксклюзивную возможность почувствовать все неровности пола под ними, а по округе бродили искавшие наследного принца и его семью юнаньцы. Не думал Фэн Синь, что за восемь сотен лет Му Цин станет таким... буйным.       Придвинувшись еще ближе к краю, Фэн Синь не смеет пытаться собрать небожителя во что-то более компактное, и только надеется, что эта "атака" будет последней. Но и десяти минут не проходит, как Му Цин, решив самостоятельно уменьшить размеры занимаемой им площади, катится клубком по кровати, замирает в итоге на боку. И если бы Фэн Синь не обладал таким хорошим контролем над собственным телом, он в этот самый момент наверняка бы уже валялся на полу.       Этот мужчина, оказавшийся крайне гиперактивным во сне, сейчас как ни в чем не бывало тепло дышит Фэн Синю в шею, значительно замедляя все мыслительные процессы. У бога войны отобрали сначала одеяло, затем место на кровати, а после решили и вовсе наплевать на все границы личного пространства. Фэн Синь от такого бессдыдства так напрягается, что, стоило ему заметить лишь намек на желание Му Цина вновь взбунтоваться, как он тут же вскакивает на пол, подхватывает спящего генерала на руки совершенно легко и затем мягко опускает на отведенную тому половину постели. Чтобы дать организму хоть недолгий спокойный сон, он вытягивает руки Му Цина тому вдоль тела; накрывает мужчину одеялом, подталкивая концы с боков. Мужчина хмурится во сне, но, к счастью, просыпаться не собирается.       Улегшись лицом к стене, Фэн Синь прикрывает глаза. Сон не идет. Теперь шум с улицы раздражает, мешает заснуть, а сам Генерал Наньям, вместо того, чтобы уткнуться лицом в подушку и попытаться уснуть, начинает вспоминать во всех деталях и красках, как они с Му Цином спустились навестить Се Ляня в Храм Водяных Каштанов. Как Му Цин тогда заявил, что шутки про "Бога, Подметающего Пол" его больше не задевают. Как Се Лянь предложил им заняться делом и убрать листья во дворе. Как они подрались на метлах. Как лежали на мокрой от росы траве.       Забавно вот что: их дворцы в новой Небесной Столице оказались еще ближе друг к другу, чем раньше. Если говорить без утайки, они самые настоящие соседи. И практически каждый день можно услышать от Пэй Мина замечания в их сторону о том, что когда хлопает одна дверь — это еще терпимо, но если они сговорились учинять шум вместе, пусть будут так добры прекращать.       Когда Фэн Синь непроизвольно поворачивается в сторону окна, взгляду предстает следующая картина: Му Цин лежит на боку в обнимку с подушкой, и протянутыми в сторону Фэн Синя руками чуть не щекочет тому подбородок. Ну вот и что с ним таким делать?       Если бы Фэн Синь лежал аккурат в центре подушки, руки Му Цина поместились бы ему как раз под щеку. Но тот, предполагая, что счастье его на своей части кровати будет недолгим, уже даже не предпринимает попыток занять побольше места. Чего никак нельзя сказать о Му Цине. Он, прокатившись целый оборот вокруг себя, снова оказывается катастрофически близко к мужчине, обнимая не то подушку, не то самого себя. У Фэн Синя появляется тяжело подавляемое желание закатить глаза и... не получать следующий тычок кулаком в грудь. И еще один. Он, в конец отчаявшись, сдвигает их обоих на центр кровати, где получает следующие три слабеньких удара. Мужчина вытаскивает подушку, тесно зажатую между ним и Му Цином, но это только помогает последнему беспрепятственно продолжать атаки, так что теперь уже Фэн Синь хватает Му Цина за запястья, прижимает их крест-накрест к груди генерала, другой же рукой плавно притягивает небожителя к себе, чтобы блокировать движения.       Подбородок несколько неудобно упирается в чужой лоб, но других идей, как остановить это безобразие, у него нет. Да и вариант оказывается действенным — как только Фэн Синь рукой осторожно обвивает талию Му Цина, тот расслабляется и, кажется, даже принимается сопеть.       Скованность движений — дело не слишком приятное. Но Фэн Синь так устал, что находится не в состоянии даже возмущаться, когда Му Цин освобождает из захвата руку и укладывает ее на его бок. Или когда он же через пару минут пытается закинуть на него ногу. Или когда скидывает одеяло, которым Фэн Синь так великодушно его укрыл.       Сил, объясняет сам себе Фэн Синь, катастрофически мало. Недостаточно, чтобы отодвинуться, когда голова Му Цина сползает с подушки и каким-то невероятным образом оказывается в изгибе шеи генерала, и по всему его телу пробегают табуны мурашек от того родного тепла, что касается кожи наряду с мерным дыханием. И, разумеется, особенно сильную усталость он чувствует, когда совершенно точно случайно придвигается еще ближе к макушке Му Цина чтобы оставить сухой невесомый... Фэн Синь растерял всю свою стойкость прямо сейчас.       Фэн Синь обещает себе проснуться пораньше, чтобы Му Цин никогда не узнал, какую глупость он себе позволил. Обещает себе в следующий раз не раздумывая выбирать сон на циновке. Обещает никогда не думать о том, чтобы прикупить подушек, которые было бы хоть на одну сотую также приятно обнимать во сне.       Взгляд скользит по длинным, разметавшимся по подушкам вместе с его собственными волосам; по скулам и точеной линии челюсти; аккуратному, малость вздернутому носу и самым блаженным образом закрытым глазам; задерживается дольше всякого допустимого на губах и возвращается к макушке.       Фэн Синь тяжело вздыхает и рассеянно смотрит в окно. Одна его рука лежит под головой Му Цина, другая гладит уже совсем успокоившегося Му Цина по спине. И если бы волосы мирно сопящего ему в шею человека после трудового дня не были такими грязными, Фэн Синь бы обязательно зарылся в них носом.       Фэн Синь, утопая во внутреннем спокойствии и комфорте, крепче обнимает Му Цина перед тем, как наконец-то погрузиться в сон. Ночью он все же просыпается — и не раз —, в первый раз от того, что сквозь сон чувствует, как Му Цин головой отчаянно бьется в плечо. Сам небожитель находит себя лежащим без одела на совершенно другой стороне кровати, чем та, на которой засыпал, да еще и спиной к Му Цину, который прилип к мужчине всеми конечностями, а лбом неспокойно таранил плечо.       Наученный на предыдущем опыте Фэн Синь осторожно разворачивается и слегка давит на голову Му Цина сверху, укладывая обратно на подушку. Как если бы он поднялся после слишком долгого дневного сна, мозг отказывается функционировать адекватно; голова свинцовая, и все попытки приподняться на локтях тщетны. Тогда он перестает бессмысленные старания и просто валится обратно на кровать. Без одеяла лежать паршиво, в спину немного поддувает из оконных щелей. А, может, ему просто кажется.       Му Цин мягко и практически беззвучно размеренно дышит, и Фэн Синь не может отказать себе в желании провести рукой по его волосам. Он снова бессмысленно смотрит в стену, пропускает черные пряди сквозь пальцы и гадает, появится ли у него когда-нибудь еще возможность увидеть Му Цина таким.       Когда тот снова начинает ворочаться, время стоит далеко за полночь. Вновь ощутив лоб, упершийся в грудь, Фэн Синь уже не удивляется и не раздражается. Только хриплым от продолжительного отсутствия разговоров голосом говорит больше даже самому себе, чем Му Цину тихое «Не могу же я обнимать тебя всю ночь». Одновременно с этим рукой мягко притягивая к себе спящего мужчину.       Откуда-то снизу слышится сонное бормотание, в котором Фэн Синь разбирает один единственный вопрос «Почему?». — Ты забрал мое одеяло, — вздыхает Фэн Синь. — Неправда, — голос идет немного в нос звучит, будто обиженный на несправедливую клевету. Фэн Синь, насколько позволяет положение, осматривается и замечает что-то белое скомканное, похожее на покрывало, лежащее на полу. — Я что, сам его туда скинул? — А мне откуда знать, — Му Цин прижимается лбом еще ближе, и конец фразы Фэн Синю приходится додумывать самому.       Видимо, небожителя не устраивает такое окончание диалога, поэтому, несмотря на тихое «Эй?» Фэн Синя, Му Цин разворачивается к нему спиной. Он даже сам поднимает голову на подушки и пытается укрыться, что получается у него, честно говоря, не слишком хорошо.       Приметив возможность свершить справедливость, Фэн Синь тянет покрывало на себя, чтобы хоть немного накрыться, при этом все еще находясь на почтительном расстоянии от небожителя. Тот же явно не поддерживает такое уму непостижимое варварство и начинает тянуть ткань обратно на себя, при этом что-то обиженно бормоча под нос. Их перепалка могла бы продолжаться вечно, если бы не Фэн Синь, цокнувший языком и потянувшийся вниз за своим другим одеялом; не Му Цин, в спешке уложивший его обратно, надавив на плечи, и бросивший в итоге свое одеяло в него.       На Фэн Синя внимательно смотрит пара немигающих глаз, ожидающих ответной реакции. Тот лишь тяжело вздыхает и решает взять разрешение ситуации на себя: накрывает Му Цина одеялом с головой и отворачивает от себя, чтобы тот ненароком не разглядел смущение на генеральском лице.       А Му Цин, кажется, смиряется с таким положением и, повертев немного головой, притихает. Фэн Синь только после того, как точно убеждается, что лежащий рядом мужчина заснул, оттягивает себе немного одеяла и ложится, тесно своей спиной прижавшись к чужой. Возможно, у богов войны тоже иногда отшибает память, потому что Генерал Наньян в эти мгновения уже совсем не задумывается об одиноко лежащем где-то на полу другом покрывале. ***       Если бы Му Цин этим утром проснулся первым, постоялый двор, по мнению Фэн Синя, непременно бы сотрясся от звуков очередной ненавистной ссоры и смачных ругательств. Благо, природные часы Фэн Синя решают отстать и позволяют ему проснуться раньше обычного, чтобы увидеть... нет, самолично ощутить такое неописуемое желание остановить время.       Просыпается он не сказать, чтобы в хорошем настроении, но когда начинает разбираться в причинах невыносимого давления на грудную клетку, обнаруживает другого мужчину, спящего с самым невинным выражением лица на своей груди.       Созерцание потолка может войти в привычку, Фэн Синь, осторожно! В это праздничное утро бог войны неожиданно для себя вспомнил, какого это — краснеть. Легкий румянец ощутился на щеках приятным теплом, стоило лишь взглянуть на сладко посапывающего Му Цина и ощутить длинные руки, что практически мертвой хваткой окольцевали генеральский торс.       Надо что-то с этим делать! Фэн Синь честно очень постарается заставить себя что-то с этим сделать... Сперва освободить ноги, что оказывается довольно легко, а затем более чем аккуратно сдвинуть руки и положить заместо себя спящему Му Цину под голову подушку. Фэн Синь опасается провала плана.       Напряжения добавляет не слишком дружелюбное выражение лица, которое появляется, как только Фэн Синь пытается высвободиться. Руки Му Цина не желают переключаться на подушку, а только крепче сжимают его нижние одежды.       Тогда может... идея, с какой стороны не посмотри, до ужаса глупая, плохая и совсем не надежная. Но уж лучше попытаться, чем просто ждать, пока Му Цин проснется, и стерпеть унизительные препирания с бесчисленными упреками в свой адрес. Согласитесь, звучит не слишком приятно.       Фэн Синь, собрав всю свою гордость в кулак и отшвырнув ее куда подальше, принимается совершать всеразличные махинации, результатом которых становится Му Цин, уложенный на спину и, что самое главное, на подушку, правда руками все еще обнимающий торс Фэн Синя; и Фэн Синь, который сидит, подогнув под себя ноги и склонившись над лежащим под ним Му Цином, с упертыми в матрас ладонями по обе стороны от боков мужчины.       Не придумав ничего лучше, чем оставить одну руку для поддержки, а другой заняться исполнением плана, Фэн Синь неожиданно преуспевает в задуманном, и одна из рук Му Цина уже лежит вдоль его тела. Но когда дело доходит до второй, и генерал уже готовится праздновать победу, веки человека под ним начинают подрагивать и вскоре являют миру заспанные обсидиановые глаза, к счастью для Фэн Синя еще не способные четко фокусироваться на окружающем мире. Потому что тем, кто сейчас бессовестно занимает большую часть поля зрения Му Цина, является многозначительно нависающий над ним Фэн Синь.       Не желая вызывать лишних вопросов, последний быстрым движением убирает вторую руку Му Цина со своей спины и пулей спрыгивает с постели, чуть не спотыкаясь на ровном месте. Му Цин резко садится на кровати, но тут же будто обессиленно падает обратно, ощутив давно забытое чувство того, что... ему не хочется покидать кровать? После всех мук с бессонницами и вечными недосыпами, кошмарами и всевозможными проблемами со сном, он каким-то образом... выспался. И, кроме того, был бы не против поспать подольше.       Он обеспокоенно оглядывает себя, затем свою подушку и смятое одеяло. Обычная комнатка на постоялом дворе с обычной кро... тут Му Цин замечает сидящего за чаем Фэн Синя с небрежно накинутыми на плечи верхними одеяниями. Если бы это было возможно, своим немигающим взглядом Му Цин прожег бы уже в спине Фэн Синя сквозную дыру. И пусть этого не происходит, тот оборачивается, и его взору предстает сонный, помятый и крайне озадаченный Му Цин, сидящий на кровати в позе лотоса.       Фэн Синь не знает, что говорить. Просто наполняет чаем вторую чашку и продолжает свое любимое дело — буравить взглядом стену. Му Цин в это время потягивается, перекатывается по кровати и спускает ноги с другого ее края, попутно недоумевая, почему он проснулся на левой стороне кровати, хотя засыпал у окна. Рассеянно натянув на себя верхние одеяния, генерал плюхается на пол рядом с чайным столиком и бросает взволнованный взгляд на Фэн Синя. Не может долго держаться, через несколько секунд уже отводит глаза.       Фэн Синь хочет даже начинать волноваться, что Му Цин разучился пользоваться своими бровями, но тот, вовремя рассеивая все сомнения, хмурится, явно собираясь высказать что-то не слишком приятное для ушей, но спустя пару мгновений молчаливых размышлений вновь опускает голову и затихает. Он тоже не знает, что сказать.       Фэн Синь давно успевает перевести взгляд со стены на Му Цина, который, кажется, безвылазно застрял где-то в своих мыслях. С самого утра он ведет себя до ужаса необычно: очень тихо и спокойно, с лицом, отражающим то смятение, то задумчивость, но лишь на один короткий миг раздражение, и... вот и сейчас он не замечает пристального взгляда Фэн Синя, не отпускает едких комментарев и не жалуется на чай. Небожителю приходится даже одернуть Му Цина, который вечно начеку, будто каждый на свете желает ему зла, когда тот не глядя хватается за горячую чашку чая.       Пока Фэн Синь бережно забирает у него из рук обжигающую пальцы посуду, тот только недоумевающе смотрит в карие глаза напротив и продолжить буравить взглядом убранство комнаты. И добуравливается. До валяющегося на полу одеяла.       В мыслях тут же вспыхивают отрывки глупого диалога, ощущение успокаивающего тепла и сонливости, ребяческое перетягивание одеяла и заботливо укрывающий его им же... Фэн Синь. Который прямо сейчас не может не заметить, как на бледной коже вспыхивает едва заметный румянец. Му Цин прячет лицо в руках, чем заставляет Фэн Синя волноваться еще больше. — Все в норме? — Абсолютно, — Му Цин смотрит сквозь пальцы в окно, отчего-то опасаясь повернуться лицом к мужчине по ту его сторону. — Нам скоро нужно выдвигаться. — Мм, — короткий кивок. — Утро без колкостей? Ты наконец-то встал с той ноги? — Фэн Синь увлеченно рассматривает такого совершенно с новой стороны открывшегося ему растерянного и взволнованного Му Цина. — Я не знаю, — щеки краснеют еще сильнее, когда Му Цин вспоминает, как всего пару часов назад он спал, зарывшись пустой от мыслей головой в чужую грудь, полностью веря в то, что все это ему снится. Но брошенное на пол одеяло прямым текстом сообщает ему об обратном и безжалостно резко ставит перед фактом - шанс того, что у них с Фэн Синем эти ночные воспоминания одни на двоих, крайне велик.       Фэн Синь, заметив, что Му Цину, кажется, не здоровится, решает лучше не трогать его, и направляется к выходу из комнаты, чтобы обуться. Генерал Сюаньчжэнь провожает его нечитаемым взглядом и залпом выпивает чай — горячей оказывается только чашка.       После он оставляет половину платы за ночлег на столе и тоже собирается выдвигаться. К полудню двое прибывают в новое место проживания небожителей. Как только они заметно приближаются к главной улице с суетливо снующими по ней туда сюда небесными чиновниками, Му Цин выходит из-за спины Фэн Синя и по струнке вытягивается, возвращая себе ставший неотъемлемой частью его персоны неприветливый вид. Фэн Синь хмыкает и окидывает Му Цина долгим внимательным взглядом. Тот под таким давлением чуть не сжимается обратно в смущающийся комок, но всякое стеснение уходит, когда Фэн Синь легонько бортует его плечом, побуждая цокнуть языком и фирменно закатить глаза.       Столы ломятся от всевозможных яств, пробираться сквозь толпу крайне сложно. Му Цин бредет плечом к плечу с Фэн Синем, холодным взглядом окидывая окружающую их обстановку. Фэн Синь каким-то образом находит себе место за одним из столов, а Му Цин по инерции садится рядом, и только через несколько минут понимает причину косых взглядов, в особенности уставившегося на них Пэй Мина.       Что такого случилось между двумя богами войны, что они не только не разбежались по разным сторонам площади, будто однополярные магниты, но сели рядышком тесно друг к другу, да ещё и с такими умиротворенными лицами?       Только, пожалуйста, не спрашивайте об этом Му Цина — он и так весь день ходит по грани между реальностью и греющими сердце и щеки ночными воспоминаниями. И у Фэн Синя тоже, пожалуйста, лучше не интересуйтесь. Он кроме того, что поймет вас скорее всего не с первого раза, так еще и когда наконец-то расслышит вопрос, потребует минут пять на то, чтобы переключить мозг с мыслей о Му Цине и его странном поведении на ваши глупые прихоти.       Фонарей в этом году у них поровну. Фэн Синь во время оглашения результатов ухмыляется и ребячески дёргает Му Цина за рукав. Тот в ответ несильно пихается локтем в бок, берет со стола какую-то аппетитную закуску и отправляет себе в рот. Празднество подходит к концу и все — кто-то поздним вечером, а кто-то уже под утро (ну, знаете, Пэй Мин) — расходятся по дворцам. Му Цин не может уснуть. Фэн Синь не может тоже.       Три дня спустя Генерал Сюаньчжэнь совершает внезапный вечерний визит во Дворец Наньяна с просьбой личного характера. На улице темно и немного душно, небо вот-вот покроется полотном звезд. Му Цин мнется у дверей, ожидая, когда его примут.       Фэн Синь встречает его в одной из комнат, сидя, как тогда утром, за чашкой чая. Вошедший быстрым шагом приближается и усаживается рядом, прямо напротив. Фэн Синь увлеченно разглядывает Му Цина, оперевшись подбородком на руки, согнутые в локтях, когда тот делает глоток чая и, глядя куда-то в сторону, выдает то, от чего уголки губ Фэн Синя не просто ползут вверх, но изгибаются в широченной улыбке на пол лица. — Только посмей подумать о чем-то непристойном, — всего несколько слов, а брови Фэн Синя уже поднимаются в удивлении, — но мне правда необходимо сейчас тебя попросить об одном. Тогда, перед праздником середины осени, на постоялом дворе я, ну... Ладно, как бы бредово и глупо не звучало, я впервые за долгое время действительно выспался, и вообще всё без бессонниц, а завтра у меня, ну, это... важный день, и там одно задание, и мне нужно тоже очень хорошо обязательно выспаться... Понимаешь, такое дело, можно я посплю сегодня с тобой? ***       У Фэн Синя кровать не сказать, что большая, но мягкая, прямо как любит Му Цин. Последний, кстати, держит лицо и гордой походкой вышагивает за хозяином дворца, пока они, мирно беседуя, вышагивают к спальне.       Му Цин, оставшийся лишь в нижних одеяниях, сразу забирает себе одеяло побольше и ложится на выбранную им самим сторону кровати, будто находится у себя дома. Фэн Синь тоже снимает верхние одежды, зажигает прикроватную свечу и садится, откинувшись на спинку кровати с отчетом в руках.       Му Цин смотрит в большие окна, выходящие на внутренний двор. В сумеречной темноте еще довольно четко различимы силуэты деревьев и небольшого пруда с перекинутым через него деревянным мостиком. Это все может и красиво, но... Му Цин переворачивается на спину и, как ему кажется, незаметно наблюдает за Фэн Синем. В теплом свете свечи его черты лица естественно смягчаются, а сама атмосфера кажется уютной и домашней. В руках у мужчины длинный сверток, написанный, как Му Цину кажется, уж слишком мелким почерком. Должно быть, очередное происшествие на Юго-Востоке или выписка за какой-нибудь непогашенный долг. Му Цин, почувствовав укол совести за продолжительное разглядывание своего дру... враг... знаком... в общем Фэн Синя, отворачивается обратно. Через несколько минут лампу гасят.       Фэн Синь сползает головой на подушку и старается не вспоминать о положении, в котором они с Му Цином проснулись тем утром на постоялом дворе. Правда, если ты действительно стараешься не будить эти воспоминания, зачем ждешь момента, когда Му Цин уснет и снова начнет буйствовать, чтобы найти себе оправдание для сна в объятьях?       Му Цин не спит, решает сменить положение и повернуться на другой бок, но, когда после этого в непосредственной близости от него оказывается лицо полусонного Фэн Синя, он не может заставить себя ни отвернуться, ни закрыть глаза и спать. Просто смотрит. И чего-то ждет.       Все заканчивается тем, что Му Цин, все еще бодрствующий, запускает кулаком в грудь Фэн Синя. Возможно, он делает это слишком сильно, потому что слышит тихий кашель, но потом понимает, что Фэн Синь просто пытается... сдержать смех??       Сегодня ночью Му Цин засыпает в теплых объятьях с отчаянно рвущейся наружу самой счастливой улыбкой на лице, пока размышляет, какие отговорки он использует в следующий раз, когда придет проситься переночевать с Фэн Синем.