Метёлка

Джеймс Хэтфилд, Кирк Хэмметт (Джен)

Для своих молодых лет (около двадцати) он был достаточно хорошо сложенным мускулистым блондином и имел немаленькую семью. Его звали Джеймс, и уже несколько лет он пребывает в гладиаторской школе при императоре. И теперь - его первый выход. Конечно, ему страшно. Первый шаг на самую настоящую громадную и кровавую сцену... Свет солнца — в тон желтоватым волосам — почти ослепил его, когда большая деревянная дверь, отделанная железными щитами, отворилась и открыла взору гладиатора весь Рим, собравшийся вокруг арены. Действительно, был большой праздник, на который пришла такая куча народу, что на улицах из живых существ встречались только редкие кошки и несколько мышей. В тот день Цезарь, стараясь вызвать большее расположение горожан, устроил «показ» новичков — молодых гладиаторов, только-только завершивших обучение. Среди них оказался и Джеймс. Блондин заворожённо оглянулся по сторонам: на секунду ему понравилось, что на него смотрят, его принимают и ждут, ему аплодируют. Но стоило отвести взгляд от толпы, повскакивавшей с мест и выкрикивавшей различные фразы (от пожеланий удачи до стратегических советов), как вся ещё не наступившая слава отошла на второй план: из дверей Колизея вышло ещё пятеро таких же, как он. Блондин, сойдясь ближе, непременно узнал в них соратников по школе. Нужно сказать, что ему очень повезло, ведь именно с этими мужчинами он почти не имел дело, и осознал, что ради сохранения своей жизни готов одолеть их без жалости и угрызений совести. Так и поступил. Бой был весьма жестокий, но щадящий, ведь впервые такой опыт имели юные бойцы. Джеймс вышел с песка единственным, получившим всего пару царапин. Он уложил почти всех противников (за исключением тех, кто победил друг друга), и стал в этом раунде звездой. Гладиатор бросил на землю щит и меч и поднял вверх обе руки, сжимая их в кулаках. Толпа ликовала. Ради интереса он взглянул на ложе императора и не без гордости заметил, как растянулась на его лице слабая одобрительная улыбка. Было видно: Цезарь гордится учеником. На этом не завершился грандиозный бой. Как единственный выживший, Джеймс был удостоин чести перехода на следующий раунд. Теперь, выйдя из железных врат, столкнулись с ним ещё пятеро мужчин, один из которых показался блондину странно знакомым. Джеймс подхватил с земли щит и меч, и стал в боевую позу, ещё не успев толком отдохнуть. Он побежал вперёд, набросился на ближнего к нему гладиатора, и тут же получил царапину на загорелую кожу бицепса. Несмотря на то что его ещё ни разу не ранили, этот момент не смог вывести блондина из строя, и он тут же нанёс сопернику ответный удар. Этот враг оказался сильнее, и неудивительно: спустя пару минут ожесточенного боя Джеймс вспомнил, что видел этих людей на учениях, когда только прибыл в школу. Они уже дрались год или больше, а он вышел на песок впервые. Битва затянулась. Предыдущих оппонентов блондин щёлкал как семечки, уже думая, что так глазами гладиатора и выглядит каждое сражение, однако теперь шла, наверное, пятая минута. Другие пары уже оглушили первых врагов и приступили друг к другу, и всего в круге арены осталось четверо. Джеймс, уставший и вспотевший, собрал в кулак все умения, полученные на обучении и данные ему богом, и, опередив соверника, ударил его плашмя мечом по голове. Тот упал, моментально захлопнув веки, и взору блондина открылась почти аналогичная картина напротив: тот странно знакомый человек оглушил своего противника. Они ненадолго остановили взгляд друг на друге, и Джеймсу показалось, что тот мужчина тоже его знал. Последний побежал, потряхивая чёрными кудрями, почти полностью увязнувшими в плену шлема, и стал нападать, а блондин только и успевал, что отражать удары щитом. Но тут произошло нечто, чуть было не заставившее Джеймса встать столбом, прекратив какие-либо действия: перед глазами стали всплывать кадры многолетней давности... Кудри, трясущиеся так же, но вокруг — не жёлтая арена, не воющая толпа, не блеск доспехов... вокруг — трава. Зелёный ковёр, милое детское лицо и эти кудри. Да! это точно были они! Время застыло, а воспоминания пробудились, теперь реалистичной чередой видящиеся на мысленном экране... Они с Кирком были лучшими друзьями с детства. Этот мальчик был старше него на пару лет и часто рассказывал Джеймсу много интересного, чего тот не знал. Он любил рассуждать, и свои мысли озвучивал ему, обычно освещая понятия нравственные и моральные. Джеймс думал, что он станет великим философом, и постоянно напоминал ему об этом. Но как только Кирку, отличавшемуся не только тонким и пытливым умом, но и хорошей физической силой (помощь отцу, таскавшему огромные каменные глыбы, дала свои плоды), стукнуло шестнадцать лет, он исчез. Сначала Джеймс не понимал, почему его друг его бросил, но вскоре слухи о том, что его забрали в гладиаторы, дошёл до всех знакомых. Блондин знал, что оттуда не возвращаются. Точнее, возвращаются единицы, но вера в друга с каждым днем угасала, и так Джеймс смирился с потерей. И вот он, сильно загорелый и со шрамами на всём теле и лице поддаётся, делает вид, будто слаб и не может нападать, но в глазах горит огонёк счастья от встречи и мольбы о возобновлении дружбы. Наконец Джеймс окончательно всё понял. Он тоже стал нападать понарошку, а Кирк - понарошку защищаться. Блондин прижал кудрявого к краю арены, как раз там, где возвышалось над ней ложе императора, и, совершив последний наигранный удар, повалил Кирка наземь. Тот, еле дыша, якобы из последних сил пытался встать, но Джеймс приковал его щитом. Он поднял взглад: Цезарь встал со своего места, а следом встали и все присутствующие, начав поздравлять с победой криками. Блондин убрал из рук всё лишнее и снова поднял кулаки. Видно было, как грудь уставшего воина тяжело вздымалась, а мышцы лихорадочно тряслись от пережитого напряжения, заставляя новые раны кровоточить. Не успел он осмотреть всю толпу, как услышал шаги, уже подумал, что пустили тигров, но, повернувшись, оторопел: сам император сошёл на песок и стоял перед ним. — Твой враг стал твоим рабом, он лежит в пыли, он жалок, но он дышит... Хочешь ли ты убить его, воин? — Я не стану его убивать, — уверенно и не раздумывая ответил блондин. — Ты благородный боец... Я поощру тебя, ведь впервые вышедши сюда, ты смог одолеть гладиаторов, сражавшихся годами. Чего ты желаешь? Свободы? или, может, славы? — Знаешь, я помню, как в мой дом пришли солдаты... ... Его забрали из родного дома много лет назад. Вся семья плакала, жена страдала, дети цеплялись за подол платья и не желали отпускать. Он был примерным мужем и отцом... Всегда помогал нести тяжёлые сумки, ухаживал за любимыми, отличался неизмеримым уважением ко всем и ко всему, и, конечно, к чужой жизни, никогда не говорил и не делал зла, всегда желал счастья. Он жил этим, он думал, что никто не смеет отобрать это у него... И он возненавидел императора. ... Единственное, чего я могу сейчас желать... — он опустил голову, замельтешил глазами (было видно, как волнуется этот человек, никогда не сделавший плохого, кроме этого злосчастного дня), и вдруг громко, рычаще закричал: — Так это расплаты! Он сделал шаг в сторону притворившегося находящимся в бессознании друга, схватил свой меч и набросился на Цезаря. Тот от неожиданности повалился наземь, но стража не растерялась и кинулась к нему. — Ты не стоишь ничего, ничьей скорби. Это ты — жалок, это ты — раб, и вся твоя жизнь — лишь Колизей... Стража была готова схватить Джеймса, но он воткнул меч точно в сердце со страхом смотрящему на него Цезарю. На мгновение всё стихло, все до единого направили взор на тело императора, из открытого рта которого стекала струя крови, и на в безумстве улыбающегося блондина, с ненавистью смотревшего на результат своих деяний. Но тут же руки блондина оказались заломленными за его спиной, его стали уводить... — Кирк! — крикнул он в последний момент. Он был уверен, что друг его не предаст. И действительно, кудрявый поднялся, взял меч, тихо подбежал и проткнул спины обоих стражей. Те повалились, пачкая вязкими красными лужами песок. Старые друзья посмотрели друг на друга, освежая воспоминания, и обнялись. Народ снова затих, все наблюдали эту сцену, уже забыв о мёртвом имераторе... — Вот судьба и свела нас... — говорил в привычном тоне кудрявый, потрепав блондинистые волосы, а на его глазах блеснули слёзы. Джеймс улыбнулся. — Она не слепа, она всё знает, так было нужно, и... Чёрт возьми, я убил самого императора! Они снова обнялись и пошли к воротам. Всё вокруг недоумевало, даже воздух, привыкший видеть только кровь и страдания, казалось, застыл и перестал источать запах агонии на их пути. — Я мечтал об этом с самого первого дня. Я хотел отомстить: за семью, которую оставили без кормильца, за свою испорченную жизнь, за... тебя. Я продумывал этот план и тренировался больше всех, чтобы победить и приблизиться к нему. — Я всегда знал, что ты справишься со всем, что встанет на пути твоего счастья, и ты оправдал мои надежды, — кудрявый повернулся к толпе и закричал слегка осипшим голосом: — Так пусть исчезнет навсегда произвол и смерть, пусть не будет гладиатров!.. — и прибавил уже тихо: — ах, чёрт с ними, они не поймут, ведь им в сладость видеть смерть... Боги прокляли этот спятивший город! На этом они скрылись за воротами, принеся радостную весть всем борцам и освободив их из страшного плена. Они стали героями. И они обрели свой покой.