A volte

Уже в сотый раз мистер По проверял родословную семьи Бодлер. Многие из этих имен уже стали частью истории, их можно было увидеть только на бумаге и под ногами мраморных ангелов. Но, как назло, ничего нужного ему не попадалось, а если оно и было, то звонки оставляли его без надежды. Девятнадцатиюродный дядя сирот Бодлер, которому он звонил только что, отказался от опекунства. Артур со вздохом бросил трубку и телефон и вернулся к бумагам. На глаза ему попался Джеймс Калленриз, двоюродный брат последнего опекуна сирот, Джерома Скволора. Он и был ближайшим родственником сирот по этой линии, и вице-президент банка вполне мог бы бы мог передать детей ему, если бы не одно «но» — Калленриз погиб два года назад. На его дом напали бандиты, убив Калленриза и его жену Дженнифер. Дети Калленриза от предыдущих браков помочь не могли — старший, Гриффин, погиб при невыясненных обстоятельствах, а младший сын, Аслан, пропал без вести и так же был признан мертвым. Он отложил лист с Калленризами в сторону, изучая новую бумагу и нового и самого вероятного кандидата на передачу опеки, Эштона Гриффина, троюродного брата свояченицы дяди мистера Бодлера. Имей Артур кого-нибудь другого в роли опекуна Бодлеров, он бы никогда не обратился к Гриффину. В отличие от всех остальных опекунов сирот, Гриффин имел судимость за употребление наркотиков, угон машин и вождение в нетрезвом состоянии, что было доказано. Не доказано было то, что мистер Гриффин участвовал в нескольких вооруженных налетах, последний из которых имел место не далее как три месяца назад. Про налет на вечеринку главы «Корсиканского фонда» Дино Гольцине сейчас старались не вспоминать, особенно если учесть, что через две недели обгорелый труп хозяина нашли возле руин Национального центра психологического здоровья, а в газеты утекли довольно грязные факты его биографии, включая финансовые махинации, уклонения от уплаты налогов и неоднократные изнасилования несовершеннолетних. Не сказать, чтобы он как-то сочувствовал Гольцине (Элеонора говорила, что тот преступник хуже не к ночи помянутого Графа Олафа), но такой смерти тот не заслужил. Обгореть, да еще и при этом сломав спину после падения с высоты — это крайне болезненная смерть, пускай даже и для преступника. Никто ее не заслужил (однако многие бы не согласились с Артуром По, и такое же количество сочло бы, что за все свои художества «папаша Дино» еще легко отделался). Так или иначе, но надо было что-то делать — либо звонить Гриффину, либо соглашаться на воспитание сирот в рамках новой опекунской программы «Чтобы вырастить ребенка, целый город нужен». Не сказать чтобы последнее было настолько плохим вариантом, но сам Артур По предпочитал более традиционные методы воспитания детей, вроде отправки в интернат или воспитание опекуном. Которым мог бы быть Гриффин. И пока банкир из отдела управления финансовыми штрафами набирал номер мистера Гриффина, ему невольно вспомнилась фраза «с огнем нужно бороться огнем». С противником надо бороться его же методами. Может, это и звучало безнравственно, но как знать? Возможно, бывший преступник окажется более удачлив в воспитании детей и противостоянии таинственному Графу Олафу…

***

Улица, по которой проезжал автомобиль мистера По, невольно навевала Клаусу воспоминания о старых фотографиях, которые лежали на столе у отца. Это были фотографии еще тридцатых годов, изображающие небольшой город возле каньона Гранд-кули во всем его великолепии — протяженные двухэтажные дома, иссохшиеся растения недалеко от них и сухая почва. Клаус не помнил названия этого города, но знал, что в нем когда-то жили и зарабатывали себе на обучение в университете Джозеф Ранц, Чарльз Дэй и Джон Уайт, участники гребной сборной США на Олимпиаде-1936 в Берлине. Отец всегда говорил, что восхищался ими, когда был мальчишкой — ведь эти спортсмены-любители (Клаус так же знал, что до определенного момента на Олимпиады допускались только любители) вырвали победу у англичан, итальянцев и немцев, стартовав из заведомо проигрышной позиции, при том, что загребной на тот момент еще до конца не оправился от болезни и даже на некоторое время потерял сознание во время гонки. Эта гонка так вдохновляла Бертрана Бодлера, что он захотел написать книгу о ней, и даже начал собирать материалы. В тот день, когда Клаус с сестрами отправились на Брайни-Бич, отец сказал о том, что договорился о встрече с загребным сборной Доном Хьюмом и ждет не дождется этого интервью. Знал бы тогда он, что его ждет… На этой улице были такие же дома, как и возле старого Гранд-кули — длинные, кое-где полуразрушенные и, без сомнения, старые. Возле них не росло деревьев, не стояло клумб, а та трава, которая пробивалась возле заборов, казалась выцветшей и даже пожухлой. — Мистер По, — спросила старшая сестра Клауса, четырнадцатилетняя изобретательница Вайолет. — Так к кому мы едем на этот раз? Как и брату, новый район не внушал ей особого доверия — это можно было понять. — К другому вашему дальнему родственнику, троюродному брату своячечницы дяди вашего отца. — ответил мистер По. — Мне жаль, что приходится отправлять вас к нему, но другого выхода нет. Все прочие ваши родственники отказались от опеки над вами — остался только мистер Гриффин. Повторюсь, мне жаль, что вы будете под его опекой. — А почему, мистер По? — спросил Клаус. — У него проблемы с законом, — вздохнул мистер По и закашлялся. — В юности он жил в штате Вашингтон… До пожара в их доме Клаус читал про штат Вашингтон, или как его иначе называли, округе Колумбия. Он мог рассказать о более чем двадцати племенах индейцев, обитавших в этом районе до колонизации, о высадившемся здесь же капитане Куке, о том, что именно сборная Вашингтонского университета выиграла золото на состязаниях по гребле на Олимпиаде Берлин-1936. Он так же знал, что штат Вашингтон — один из немногих штатов в США, где декриминализирована марихуана. —… и в 18 лет был пойман на употреблении наркотиков. — говорил тем временем мистер По. — А кроме того, он промышлял угоном машин и вождением в нетрезвом состоянии. И это только то, что было доказано. Именно поэтому, дети, я отпускаю вас к нему с тяжелым сердцем. — Эльлинсе. — сказала молчавшая до этого Солнышко. Младшая из бодлеровских сирот, Солнышко часто изъяснялась подобным образом. В сущности, кроме тех случаев, когда она кусала все, что ей попадалось, своими четырьмя очень острыми зубами, которые могли прогрызть метталл или камень, большую часть времени Солнышко проводила, выкрикивая нечто отрывочное. Было очень трудно определить, что именно она хочет сказать. В данном случае ее слова означали: «Хуже Графа Олафа он определенно быть не может». И ее брат и сестра были солидарны с ней в этом вопросе. Граф Олаф был первым опекуном, которого нашел им мистер По, а душа у него была такая же темная, как Мрачный Проспект, где жил их последний опекун, Эсме Скволор. У Олафа была всего одна бровь, необычно длинная, татуировка в виде глаза на лодыжке и две грязные руки. С помощью этих рук он надеялся прикарманить состояние Бодлеров, которое они должны были унаследовать, как только Вайолет достигнет совершеннолетия. Дети убедили мистера По забрать их из-под опеки Олафа. Граф тем не менее с каким-то бульдожьим упорством продолжал преследовать сирот вместе со своей труппой. Помимо Графа Олафа, была еще одна проблема, которая очень сильно волновала Бодлеров. Эта проблема носила имя «нынешнее положение тройняшек Квегмайр», с которыми Бодлеры подружились, когда жили в школе-интернате. Дункан Квегмайр был школьным репортером и каждый раз записывал в особую записную книжку все интересные и полезные сведения. Айседора Квегмайр была поэтессой, и в свою записную книжку она записывала стихи. Третий тройняшка, Куигли, погиб во время пожара, еще до того, как Бодлеры могли бы с ним познакомиться. Они, однако, не сомневались, что он был бы им не менее верным другом, чем его брат и сестра. Как и Бодлеры, Квегмайры были сиротами. Родители их погибли во время того же пожара, который унес жизнь их брата. Подобно Бодлерам, они тоже были наследниками огромного состояния в виде редчайших драгоценных камней — квегмайровских сапфиров. Но в отличие от Бодлеров они не сумели избежать графских когтей. Как только им стала известна жуткая тайна, которую Олаф хранил в секрете от всех, он сразу же схватил их и увез неизвестно куда. Тройняшек Квегмайр похитили, когда они пытались вырвать Бодлеров из лап Олафа. Не далее как два дня назад Бодлерам уже почти удалось спасти Квегмайров, как последних снова утащили. Все мысли вылетели из головы Клауса, когда машина мистера По остановилась. Дом, к которому они подъехали, не отличался от большинства. Он был построен из красного кирпича — об этом говорили куски штукатурки, отвалившиеся от стены. В некоторых местах окна были выбиты и со стороны строение могло показаться обычной развалюхой. Но только обычному человеку. По сравнению с домом тети Жозефины Энуистл и хижиной сирот в Пруфрокской Подготовительной Школе ни один дом не заслуживал быть названным развалюхой, считал Клаус Бодлер. «Наверное, он сохранился еще с довоенных времен.» — подумал Клаус. — «А может, этот дом помнит еще современников тех спортсменов, о которых так хотел написать книгу папа». Дверь машины открылась. Клаус вылез первым, а Вайолет, одетая в нежно-голубое платье до колен, последовала за ним, удерживая на руках малышку Солнышко в клетчатом платье. Последним машину покинул мистер По, кашляя в платок. Дом, где жил Эштон Гриффин, не был домом 667 по Мрачному проспекту, поэтому консьержа здесь не предусматривалось, а за обшарпанными входными дверями их ждала лестница — к счастью, намного более короткая, чем в уже упомянутом выше строении. Нужная им квартира обнаружилась на втором этаже и носила цифру «13» на двери. — Это, видимо, и есть квартира мистера Гриффина. — отметил мистер По и постучал в дверь. На месте, где должен был быть дверной звонок, торчали лишь два провода. Участь звонка была понятна любому, кто читал «Кондуит и Швамбранию» Льва Кассиля, а точнее, ту редакцию, в которой присутствовал так называемый Афонский рекрут. Проще говоря — звонок был срезан или сорван, причем явно не гимназистами, а местной шпаной. За дверью послышались тихие шаги, и уже через секунду с той стороны донеслись тихий щелчок и глухое сипение: — Кто пришел? — Артур По из банка, из отдела денежных штрафов. — гордо представился мистер По, через секунду добавив: — Недавно повышенный. — Тан. — сказала Солнышко, что в данному случае значило: «А вот это было явно лишним». За дверью снова послышался щелчок. Затем он повторился, но звук был не таким громким, и тут же сменился на звук выдвигаемого ящика. Дверь открылась довольно быстро, являя глазам мистера По и злополучных Бодлеровских сирот человека, который и являлся мистером Эштоном Гриффином. Это был худой, но довольно крепкий молодой человек, с острым лицом и скулами, узкими зелеными глазами, светлой кожей и блондинистыми волосами. Ему можно было дать как и семнадцать, так и двадцать пять. Одеждой ему служили джинсы, черная рубашка и красно-бело-черная куртка. Он был бос, а одна из его рук еще не появилась вне дверного проема. Видимо, он не успел что-то убрать. Клаус от души понадеялся, что это не что-нибудь опасное. — Заходите. — сказал мистер Гриффин и закашлялся. — Чертова простуда. — пробормотал он, давая дорогу посетителям. — Энфермо. — сообщила Солнышко, что в данном случае означало «кашляет он не хуже мистера По». Мистер Гриффин пожал плечами. — Может, нам стоит сходить в аптеку? — спросил Клаус, обращаясь к их новому потенциальному опекуну. В книге о болезнях говорилось, что симптомы, наблюдаемые у мистера Гриффина — а в данном случае это были кашель и осиплость — обычно появляются через пять дней после начала заболевания и говорят о том, что болезнь протекает относительно легко. — В аптеке можно было купить сироп от кашля, который может помочь вам. — Нет. — отмахнулся тот, исчезая из проема. — Заходите. И, пожалуйста, называйте меня Эш, а не мистер Гриффин. А то чувствую себя стариком.