***
Об этом пишут в книгах. О ласковом жаре, желании закрыть глаза и касаться, касаться оголенной кожей. И Мартен, мечтатель в глубине души, никогда не признавал этого вслух, но втайне хотел того же. Хотел встретить человека, созданного для него, подаренного предназначением. И целоваться. Держать за руку, смотреть в глаза и терять счёт времени, быть до тошноты, до неприличия беззаботным и счастливым. В отличии от многих, Мартен никогда не загадывал. Не строил хрустальные образы человека, с которым жизнь красной нитью свяжет его судьбу. Мужчина или женщина, старше или младше — Фуркад знал, что если ему посчастливится встретить того самого человека, ничего не будет иметь значения. Весь мир не будет иметь значения, сгорая в огне, который должен вспыхнуть, когда они впервые коснутся друг друга. Но безграничное счастье так и осталось на книжных страницах. Правда, в отличие от многих, Мартену всё же посчастливилось отыскать среди семи миллиардов того единственного. Уж лучше бы они вовсе не встретились. «Р-О-Д-С-Т-В-Е-Н-Н-А-Я Д-У-Ш-А, » — по буквам выговаривает Мартен, понурым шагом измеряя центр городка. Он размышляет об этом с некой апатией, отстраненностью, раз за разом прокручивая в голове одну и ту же мысль, с которой уже смирился в какой-то степени: если его родственная душа способна на мерзкие поступки, может ли сам Мартен быть хорошим человеком? Конечно, размышляя о «мерзком» Фуркад понимает, что бывает хуже, и злодеяния Логинова могли бы выходить за пределы спорта. И всё же, с французской пылкостью Мартен всеми фибрами души презирает Сашино предательство. И всё теми же фибрами изо всех сил тянется к этому человеку. Мартену страшно от мысли, что человек, которого уготовила ему жизнь, не гнушается нечестной игры. Мартену страшно от осознания, что и в нём сидит что-то схожее. Мартену мерзко от того, что если бы сейчас Логинов оказался поблизости, Фуркад обязательно позвал бы его на ужин в свой номер.***
Надвинув капюшон, шаркает ногами, не смотрит куда идёт, и, кажется, не следит за временем. Держась настолько поодаль, чтобы едва видеть фигуру, которая теперь и до конца выделяется для него в любой толпе, Саша смущенно следует за Мартеном, думая, окликнуть его, или всё же не стоит? Мартен явно погружен в мысли, и, кажется, Саша может догадаться, о чём именно размышляет француз. Нелепое, безрадостное рукопожатие, которого было не избежать, перевернуло всё с ног на голову для них обоих. На тихий городок опускаются сумерки — день прошёл мимо Мартена. Саша успел пообедать, отдохнуть и провести короткую силовую тренировку после их расставания, а Мартен, похоже, весь день был занят размышлениями. А потом журналисты будут гадать, что не так с Мартеном и его результатами. Нет, так много переживать нельзя. Нужно окрикнуть его, и, даже если Мартен будет не рад компании, отвести его в гостиницу. — Мартен! — Прежде, чем Саша сократил дистанцию настолько, чтобы Мартен его почувствовал, кто-то другой схватил француза под локоть. Такая же форменная куртка, только фигура менее спортивная. Вероятно, тренер. Подумав, что больше ему ловить тут нечего, Саша двинулся в спортивный магазин, куда и направлялся, пока не заметил Фуркада.***
Хуже, чем тренироваться рядом, может быть только бежать гонку рядом. Самое кошмарное — приходить на рубеж вместе, занимая соседние коврики. Ноги подкашиваются, хочется развернуться, и, если не дотронуться, то хотя бы посмотреть ещё раз на этот профиль и тёмные, как бездна, глаза. Он стоит за спиной, и Саша чувствует, что в порыве гоночного адреналина, Мартен готов к контакту больше, чем обычно. Стискивая зубы, Мартен старается сконцентрироваться и не ловить периферическим зрением движения Саши, который стоит впереди. В порыве азарта не получается думать о том, что нужно делать. Все мысли о том, чего хочется. Конечно, стрельба не ладится, и Йоханнес делает такой отрыв, что мог бы снять лыжи и идти к финишу пешком — всё равно оказался бы там первее. К счастью для русской и французской команд, у Долля, очевидно, ещё более плачевная ситуация на личном фронте, и он умудряется уйти на штрафной круг, когда Саша и Мартен убегают с рубежа. И вновь церемония, и вновь — Саша ждёт этого и боится одновременно — они соприкоснутся руками, теряя самообладание. Сложно стоять на подиуме, пытаясь изобразить улыбку. В голове ни грамма радости, одни лишь мысли о том, что он — недосягаемый идеал, и всё, чем может довольствоваться Саша, это краткое сплетение ладоней. Впрочем, сегодня Мартен не удостаивает Сашу и этого — на церемонии он стоит в перчатках, и Саша наверняка выглядит жалко в его глазах, когда тянется к нему, стоящему на пьедестале, раскрасневшимися от холода пальцами. Пережив церемонию, Саша скорее ретируется на допинг-тесты, а оттуда бегом в комнату, лишь бы не пересечься с Фуркадом.***
Время перевалило за полночь, но Саша ворочается и никак не может улечься. И перестать бичевать себя тоже не может. За слабость, за наглость, за излишнюю надежду и мысль, будто Фуркаду настолько же важно. В конце-концов, Сашина суета будит Женю. Тот воспринимает ночное беспокойство стойко, но Саша, теперь чувствующий себя виноватым ещё и за это, дожидается, пока Женя снова уснёт, и бесшумно покидает комнату. Покинувший комнату в чём спал — скромных чёрных боксёрах — Саша подмерзает в коридоре, и решает выйти в общую гостиную. Она отапливается, в отличие от коридоров. Ночью там всё равно никого нет, главное — не заснуть и уйти до того, как проснутся остальные спортсмены. Приближаясь к тёплой комнате, Саша с недовольством думает, что она расположена слишком близко к французским комнатам. Он чувствует близость Мартена через стены и двери. Саша осторожно заглядывает в гостинную, и, как и ожидалось, никого не обнаружив, спокойно заходит. Единственный диван оказывается завален одеялами — вероятно, их собрали, чтобы нести в стирку, но почему-то не донесли. Распространённое убеждение, что биатлонисты живут в лучших отелях, в реальной жизни сильно отличается от правды. Обычно это самые обычные гостиницы с самым обычным персоналом. Решив не укрываться, чтобы не провалиться в сон, Саша спиной плюхается на мягкую кучу, но она неожиданно оказывается достаточно жёсткой и более крикливой, чем Саша предполагал. — А! — Хриплым заспанным голосом куча издаёт негромкий удивлённый вопль и резко садится. Одеяла сползают со слегка опухшего лица, которое выглядит скорее арабским, нежели французским, и всё же, это он. Пока ошарашенный Мартен разлепляет глаза, Саша думает, куда деться, но от растерянности просто замирает на месте и взглядом изучает Мартена. Сонный Мартен не до конца отдаёт отчёт своим действиям, и, встрепенувшись, будто заснул на уроке, а его разбудили вызовом к доске, прыжком поднимается с дивана и оказывается напротив Логинова. Ситуация становится неловкой, и Саша, обычно предпочитающий не лезть к Мартену, чтобы не встречать в ответ негативную реакцию, решается завести разговор. — Что, сосед по комнате храпит? — С напускной улыбкой пытается поинтересоваться Саша. — Да, мешает спать, — Мартен, в глубине души даже благодарный за то, что Логинов сам придумал более-менее нейтральную теорию о том, что Фуркад забыл в общей гостинной в три часа ночи, усаживается обратно на диван, закидывая ногу на ногу. Что не говори, ноги у Мартена красивые, даже Лиза Витоцци позавидовала бы. Скользя взглядом по бедрам и поднимаясь выше, Саша отмечает, что Мартен одет точно так же как он сам — разве что бельё белое, а не черное. Саша стремительно отводит взгляд и пытается отвлечься, но тело бурно реагирует на близость обнажённого предмета обожания, и Мартен подмечает это, не скрывая ехидства. — Кажется, у тебя всё работает как надо. Так зачем тогда было ЭПО?¹ — Скрестив руки и усмехнувшись, Мартен с презрением заглядывает Саше в глаза. Логинов, и без того чувствующий себя дураком последний год, смотрит на Мартена со спокойствием и грустью. Если бы что-то можно было изменить… Но прошлое не вернешь, и всё, что Саша может сделать сейчас — оставить Мартена в покое, хотя бы этой ночью. Развернувшись, он в два шага добрался до выхода из комнаты, когда его догнал приглушённый, куда более ласковый, чем обычно, голос. — Спасибо. Когда Саша развернулся, Мартен не смотрел на него, а изучал свои пальцы на ногах. — За что? — Саша перешёл на дрожащий шепот. Было страшно получить очередной удар под дых, но они с Мартеном так редко — вообще никогда — говорят о чём-то хорошем, что, возможно, этот миг запомнится как единственное светлое пятно их взаимоотношений, и ради этого стоит рискнуть. — За голые руки, — сглотнув, всё ещё не поднимая головы, ответил Фуркад. Саша стоял между коридором и гостинной, не зная, что предпринять. Больше всего хотелось подойти и прижаться всем телом, но страх, что это разрушит хрупкое перемирие, останавливал. — Это не Эмильен мне спать мешает, — решившись на откровенность, Мартен поднял голову. В тёмных, немного щенячьих глазах мутной пеленой стояло отчаяние. — скорее, моя бессонница мешает нам обоим. Плавно, будто ожидая, что Саша в любой момент остановит его, Мартен встал и подошёл, сведя расстояние между ними до сантиметров. Не встретив отпора, Мартен слегка наклонился и аккуратно положил косматую голову на Сашино обнажённое плечо. Они стояли молча, всё ещё держали небольшую дистанцию, относясь друг к другу с недоверием. «Только, пожалуйста, не уходи, » — подумал Мартен, ощущая неприятное горькое чувство, как будто что-то важное может исчезнуть. Саша аккуратно, стараясь не шевелиться, захлопнул приоткрытую дверь. «Даже после ошибок… Пожалуйста, не заставляй меня уходить, » — пронеслось в голове прежде, чем к горлу подкатил ком, и по щеке скатилась слеза.