Рыжее проклятие

      Элизабет, тот день, когда ты явилась в комиссию, был одновременно лучшим и худшим днём в моей жизни. Твои рыжие волнистые волосы, небрежно заплетённые в хвост, покорили меня в первую секунду, когда я увидел тебя. Веснушки, россыпью раскинутые по твоему белоснежному личику, которые ты любила, потому что знала — я их обожаю до смерти. Зелёные глаза блестящие, которые только и рыскали туда-сюда, в надежде узнать новые тайны и сплетни. Твоя милая улыбка, заставляющая просыпаться румянец на твоих щечках. Помню, как ты не умела краситься, и черная тушь была слегка смазана по твоему веку. Нежной розовой помадой ты выходила за контур губ, потому что твои девичьи и теплые руки тряслись как осиновый лист, если под локтем не было опоры. Когда ты только пришла в нашу организацию, ты ходила по коридорам, громко цокая своими каблуками, на которых ты не умела ходить, и мне постоянно приходилось придерживать тебя за руку. Я делал вид, что злился, но на самом деле визжал от милоты. Да, я тридцатипятилетний киллер со сверхспособностями, переживший апокалипсис и на чьих руках кровь сотни людей. Но я за время, проведённое тобою в комиссии, полюбил тебя. Я ругался с Куратором, которая выдала мне тебя в напарники, а я баран, упирался, не желав даже видеть тебя...Хоть и послеследующий год в моей жизни с тобой, я никогда не забуду, никогда.       Элли, твой характер был невыносимым, хоть волком вой, ты постоянно командовала мне, постоянно суя своё: "я знаю, как лучше", полностью игнорируя то, что я тут главный. Но я скучаю по нему. Ты слышишь? Я хочу вновь злиться от того, что ты была несерьезна на заданиях! То и дело хихикала, когда мы ехали на старом развалюхе автомобиле, выданной комиссией. Твои шутки, которые ты бубнила себе под нос, передразнивая меня: "Я зуб даю, что это машина старше тебя! Ещё и апокалипсис с тобой пережила!" Твой голос мелодичный, звонкий, пронзительный засел у меня в сердце. Ты была самым искренним человеком, которого я только знал. Ты никогда не врала. Ни в чувствах, испытывающих ко мне, ни в чём. Иногда мне казалось, что если тебя надумают пытать с целью выведать информацию, ты расскажешь все что знаешь, и не потому что тебе дорога своя жизнь, а потому что ты не умеешь держать язык за зубами! Ты постоянно выносила мне мозг, твоим бесконечным потоком информации, выходящих из твоих сладких и мягких губ. Изо дня в день, ты смеялась над новым странным прикидом куратора, называя наряд нелепым, а я лишь смеялся про себя, сохраняя серьезное выражение лица. Но ты знала, что я чувствую на самом деле... Ты всегда знала. Жаль только, я не произнёс три слова. Твою мать, всего три слова! Я виню себя по сей день. И прошу прощения у тебя. Да вот, я могу просить его на скомканном листке бумаги, с тысячью зачеркнутых фраз, судорожно водя ручкой по поверхности письма, которого ты не прочтешь никогда.       Тот день решил всё. Я дурак, не дорожил тобою. Как обычно всю грязную работу выполнял я, потому что тебя мутило от запаха крови. Не понимаю, как ты оказалась напарником киллера, если ты не умеешь убивать. У тебя было специальное задание, которое заключалось в том, чтобы влюбить меня в себя, а потом разбить мне сердце? У тебя это получилось, Элизабет. Ты такая низкая, не то что я двухметровый амбал, и я помню как ты пряталась за мной, как за каменной стеной, только почуяв опасность. Ты доверяла мне, но я не смог защитить тебя. И сейчас я стою над твоей могилой, апатично глядя на надгробную надпись: Элизабет О’Коннелл, и принеся твои любимые белые лилии с розовой крапинкой. У меня на них жуткая аллергия, но я знаю, что ты обожаешь их...обожала. Их насыщенный сладкий запах напоминает мне о тебе: ты всегда была добра, несмотря на твой невыносимый характер. Тебе было всего-навсего двадцать пять лет. Ты не должна была покинуть этот мир, оставив только пустоту в моём разбитом сердце.       Солнце в зените обжигало меня, стоящего поодаль твоей могилы на небольшом кладбище с церковью. Знаю, что любила готические здания, как это. Они такие мрачные и зловещие, что являются полной противоположностью тебе. Тебя же похоронили в семьдесят шестом, потому что ты обожала семидесятые и диско, хотя была родом из унылых двухтысячных. Ты, моя милая путешественница во времени, обожала совместные задания в этом времени.       Каждую холодную ночь я засыпаю с мыслями о том, что если тебя не будет в моём завтрашнем дне, твоей белоснежной улыбки, твоих глупых шуток, твоего озорного характера, то мне лучше не просыпаться.       С того дня, как я потерял тебя, у меня появилось ощущение, что мозг затуманен, уносимый в потоке ужасных мыслей. Я пытался сконцентрироваться на работе, но каждый раз, приходя к куратору за заданием, я ожидал, что ты подбежишь ко мне со спины и заключишь в объятия, не смея отпускать меня. А я не допущу прошлых ошибок, презираемые мною сейчас, поцелую тебя в рыжую макушку, почувствую жар твоих волос, и прижму к себе крепко-крепко. Ты, тонущая в персиковом свитере, засмущаешься, потому что я никогда так не делал. Но это останется несбыточными мечтами. В тот день меня словно ударили прикладом, разбивающий мою душу на тысячу маленьких стеклышек с воспоминаниями о тебе, которые я сам колом прибиваю в своё сердце, напоминая себе твои зеленые глаза.       Несколько месяцев ранее       — Пятый! — Я помню, как твоя улыбка озаряла темное помещение. Тебе не было страшно, ты была непоколебима как скала. Но всё равно мелкая дрожь пробивала твоё сердце, потому что ты ненавидела убийства. Я был так зол на тебя. А сейчас я виню только себя. Каждый день меня бесило то, что тебя, новенькую, в жизни и мухи не обидевшей, взяли в комиссию. Лучше бы ты бежала со всех ног от этой организации. Хоть я бы не был знаком с тобой, но ты была бы жива. Ты схватилась за моё плечо, дабы опереться, потому что ты опять надела те чёртовы каблуки и тебе было неудобно ходить! Я же шикнул на тебя, а ты напоказ надула щечки, якобы обидевшись, и отошла на метр от меня. Ты, Элизабет, сняла туфли, так сильно натирающее твои ножки, и с радостным криком кинула их в серую стену. Ты шла босиком, не боясь поранить ступни. Будто специально зная, что если ты порежешься об что-то, то я буду нести тебя на руках, а ты в это время безудержно хихикать. То задание, где мы должны убить одного уважаемого и охраняемого человека, обернулось провалом и крахом. Мы были на заброшенном складе, еле пробираясь через грязные стеллажи и поддоны. Стоило быть предельно осторожными, ведь в такой кромешной темноте можно и не заметить, как кто-то выбежит. Бетонные полы воняли сыростью, и даже сквозь толстую подошву своих поношенных ботинок, я чувствовал леденящий пол. А ты шла, не обращая на это всё внимания. А противный запах тебя не беспокоил, лишь потому что ты надушилась духами с ароматом лилии, зная что я их ненавидел, и хотела подразнить, также отлично понимая, что я всё равно люблю тебя. Единственный запах, напоминающий о тебе, и то я его терпеть не могу. Я не смотрел вперед, выискивая нашу цель, а устремил свой взгляд на тебя. И на то как твои зеленые глаза, как у кошки горели в темноте. Лишь маленький фонарик, удерживаемый у тебя в руках, моментами мигая, освещал наш путь бледным светом. Ты шла, немного припрыгивая, что не было характерно для твоего возраста, хоть все ещё молодого. Я тебе постоянно говорил: повзрослей, тебе больше двух десятков лет, а ты как малое дитя, капризное и настырное. Но я тебя и любил за это: ты, лучик света, всегда прокладывал мне дорогу в бездне. Ты вытащила из пучин депрессии, захватывающие меня. Эли, ты спасла меня, утопающего, но сама пошла под воду. По моей вине...        Яркий свет...Вспышка яркого света тогда меня ослепила, заставив поморщить глаза. Звук выстрела оглушил меня, сподвигнув лопнуть мои барабанные перепонки, итак уставшие слушать твоё постоянное нытье. Человек с прямо выставленной рукой держал в руке пистолет, уже готовый выстрелить снова. Но я как профессиональный киллер, успел достать свой ствол и нажать на курок, выпустивший металлическую диковину. Пуля без промаха влетела ему в лоб. Человек с грохотом упал на спину, поверженный мною. Я наблюдал, как из маленькой дырки, находящийся в его голове, потекла струей жидкость. Мне было не до тебя, когда ты произнесла еле уловимый писк. Когда я убедился, что нападавший скончался, я повернул голову вбок, где заметил тебя. Твои ноги дрожали, еле удерживая тебя с твоим небольшим весом. Руки дергались, как от судорог, при этом держась за живот. Темно-бордовая жидкость окрасила белую блузку, которую ты очень ценила. Лужица крови постепенно растекалась и разрасталась. А я, как последний болван и балбес, стоял с открытым ртом и не верил в происходящее. Тебе тогда стало трудно дышать, и ты жадно ловила воздух. Ты смотрела на меня, пытаясь выразить глазами свои чувства, потому что не могла произнести ни слова: кровь подступила к горлу, которая бурлила, закипая и выжигая. Твои ноги окоченели и беспардонно отключились, заставив тебя хлынуть вниз. Я со всех сил отолкнулся ногами, скользя по полу, чтобы успеть схватить твоё падающее тело. Ты изо всех сил старалась сохранять равновесие, когда я был уже около тебя. Ты бы прилетела на холодный бетон, если бы я тогда не схватил тебя. Мне пришлось сесть на колени, бережно кладя твою голову на них. Я помню, как твои зеленые глазки смотрели на меня. Ты словно пыталась запечатлеть меня в последний раз. Наплевав на невыносимую боль и вытекающую литрами кровь из твоей раны, ты рассматривала мои черты лица. Я не верил в это...До сих пор не верю. Пока ты не прикрыла свои веки, издав последний тихий выдох, идя навстречу к смерти.        Ты обожала обниматься и при любой возможности прыгала мне на шею, а я лишь делал вид, что меня это раздражало. Но я всегда любил заключать тебя в объятия. И эта возможность выдалась мне только тогда, когда я, проливая слезы, прижал к себе твоё мертвое тело, ещё теплое. Элизабет, ты ушла из моей жизни также быстро, как и пришла.       Ты умерла минуту назад. А я этот день пробуду рядом с твоим мертвым телом, зарывшись носом в твои рыжие волосы, отдающих запахом цветочного шампуня. Тогда я потерял смысл жизни, который я не ценил. Конечно, задание было провалено, а после я выслушивал бесконечные отчеты куратора, невоспринятые мною всерьез.

***

      Я приготовил кофе, чей аромат заполнил мою кухню. Над кружкой расстилался горячий дымок, который быстро растворялся в воздухе. Я помню, что ты ненавидела кофе и постоянно орала: "как ты только можешь это пить?". И твой голос крутится, как пластинка, целыми днями в моей голове.        Последние лучи солнца, которое медленно заплывало за горизонт, сияли оранжево-красным блеском, лениво проскакивая через окна, и освещали пистолет, которым я пристрелил твоего убийцу. Ты любила закат и постоянно таскала меня по крышам вечером, чтобы наблюдать как твоя любимая звезда уходит на другую сторону Земли, приглашая на своё место ночь с небом, со светящимся водопадом из тысячи звезд. Где бы мы не были, в какие ситуации не попадали, а ты всё равно заглядывалась на небо, восхищаясь им. А я смотрел только на тебя...       По кухне поплыл запах моей сигареты, едкий и горький запах дыма, который ты, между прочим, ненавидела. Говорила мне, беспечно смеясь: "Да бросай ты курить! У меня нет такой вредной привычки, которая убивает здоровье, и я проживу дольше. А твою смерть я переносить не собираюсь. Ты мне слишком дорог..." В чём то ты права, солнышко. Жаль смерти от пулевых ранений никто не мог предугадать. Я прокашлялся от скрученной трубочки с табаком, и после смахнул горстку пепла в предназначенную для этого пепельницу, в которой набралось много золы и окурков.        Янтарной жидкостью, блещущей в прозрачном стакане, я запивал своё горе и потерю, раздирающие меня изнутри, которых я заглушал только алкоголем. Когда я был один в апокалипсисе, я безустанно тосковал по своей семье, но даже там меня не преследовало такое чувство обреченности.       Я крутил серебряный браслетик с фигуркой лошади, твоего любимого животного. Элизабет, ты так и не исполнила свою давнюю мечту — завести белого коня с длинной гривой, о котором ты мне часто твердила. Я хотел подарить аксессуар на твой рождения, несостоявшийся по причине твоей смерти. Ты умерла за день до своего двадцатишестилетия, как ты так умудрилась? Ах, точно, я не спас тебя...       Шанс       Судьба, не ты ли мне даровала возможность перемещаться во времени? Я с рождения не понимал моего предназначения. На кой черт мне жизнь даровала ценное время!? В последний раз при использовании этих сил все закончилось неудачно. Могу ли я всё исправить? Не дать тебе испустить последний вздох? Сказать те самые три слова?       Я хочу вернуть тебя любой ценой