Поцелуй

Сириусу всегда было плевать, с кем он целуется. Ему просто это нравилось. В порыве эмоций он даже целовал своих друзей. Джеймс обычно подыгрывал ему, и со стороны это выглядело как жаркий поцелуй, но для них двоих это никогда ничего не значило. Питер просто скромно зарделся, подставляя широкий лоб. Только Ремус всегда старался уклониться от такого проявления эмоций. Не сказать, что это задевало Бродягу, но после уворотов друга обычно следовало неловкое напряжение, поэтому он быстро прекратил эту затею. Сегодня эмоции лили через край: Гриффиндор разгромил Слизерин в квиддич с огромным отрывом. Радости было столько, что МакГонагалл на одну ночь решила сделать вид, что она ничего не слышит и не видит, дабы дать своим ученикам полную свободу в праздновании победы. В гостиной было шумно. Помимо Гриффиндора здесь были и представители других факультетов (кроме Слизерина, конечно). Основное внимание было направлено на ловца команды, Джеймса Поттера, и это ему безумно нравилось. В большей степени тем, что Лили Эванс то и дело встречалась с ним глазами, как бы ни пыталась этого не делать. И даже удосужилась подойти, поздравить его сразу после матча. Сириус, в отличие от друга, старался не привлекать к себе внимание и вообще, не был настроен на праздник. Приближалось полнолуние, а это значило, что Ремусу становилось хуже. Не столько физически, сколько морально. Хоть он и прожил со своим недугом уже большую часть жизни, свыкнуться никак не мог. Он даже не пошёл на матч сегодня. Все трое знали о его состоянии, но это происходило каждый месяц, а победа над Слизерином — редкое явление. По большей части Ремус сам вытолкал друзей из комнаты, чтобы они пошли праздновать. Сохатого уговаривать вообще не пришлось, Хвост пробормотал что-то вроде: «Поправляйся», — и тоже пошёл в гостиную, но Сириусу было больно смотреть на состояние друга, он ушёл только после того, как Люпин сделал вид, что ложится спать, и намекнул, что не хочет, чтобы кто-то ему мешал. Сириусу было неспокойно. Каждый месяц повторялось одно и то же. Но сегодня ведь такой особенный день, а Лунатик сидел там, наверху, в одиночку пытаясь справиться со своими демонами. Бродяга резко поставил стакан с огневиски на стол, встал с кресла и уверенным шагом направился в комнату. Как он и ожидал, Ремус не спал. Он никогда не спал перед полнолунием. Лунатик поднял голову от книги, на которую пытался отвлечься, и взглянул на друга. — Ты чего? — Пришёл, чтобы поддержать своего лучшего друга. Что-то не так? — Ты перепутал лучших друзей. Сохатый в гостиной. Сириус сел на постель Ремуса. — У Сохатого хватает людей в группе поддержки, я там точно не нужен. Лунатик поджал губы и вернулся к книге. Сириус встал с места и заглянул под свою кровать. Достав оттуда запасы огневиски, он огляделся по сторонам. Его взгляд упал на полупустую кружку Лунатика, он уверенно схватил её, открыл окно и выплеснул туда остатки горячего шоколада. — Что ты?.. — чуть было не возмутился Лунатик, но Сириус достал пробку из бутылки и налил немного в его кружку, а затем вернул её на место и уселся обратно к Ремусу, вытянув бутылку, в ожидании, пока Лунатик стукнет по ней своей кружкой. Ремус цокнул языком, отложил книгу в сторону и взял кружку. — За победу! — воскликнул Сириус. — За победу, — устало сказал Ремус. Сириус отпил из бутылки и вытер губы ладонью, улыбаясь и наблюдая за тем, как вымотанный Лунатик выпивает напиток до дна, после чего жмурится от жжения в горле. Когда он только потянулся, чтобы вытереть губы, Сириус остановил его руку. Он смотрел на них. Смотрел голодными глазами. Видел тёмные капли огневиски, которые стекали по уголкам. Ему вдруг очень захотелось их слизать. И он сделал это. Держа руки Лунатика, приблизился к его лицу и облизнул сначала один уголок, затем другой. Ремус отчего-то не сопротивлялся. Поэтому, на секунду оторвавшись, Сириус снова прильнул к его губам, на этот раз обхватывая слегка обросшие двухдневной щетиной щёки парня своими ладонями. А почувствовав ответную реакцию, повалил Ремуса на кровать, продолжая касаться руками его лица и тела. Проникая влажным языком внутрь. Наслаждаясь каждым мгновением. Джеймс, зашедший в комнату, чтобы переодеться, остановился на пороге, увидев представшую перед ним картину. Затем бесшумно закрыл дверь, всё ещё пребывая в небольшом шоке. Сириусу всегда было плевать, с кем он целуется. Если это был не Ремус.