CLOUDS

Отрывок нудного монолога о погоде сменился сначала не менее нудными вечерними новостями, а потом бодрой песенкой девочек-айдолов, но и на них у Мукуро настроения не нашлось, поэтому он наконец выключил радио, на радость Бьякурану. С утра зарядил мелкий противный дождь; от мерного шума двигателя и поскрипывания дворников клонило в сон, и чтобы хоть как-то взбодриться, Мукуро попытался включить музыку — с радио ничего не вышло, а найти что-то сносное в айподе Бьякурана он и не мечтал. Несмотря на общую в прошлом группу, музыкальные вкусы у них различались кардинально: если Мукуро слушал рок и иногда тех же айдолов, то Бьякуран не гнушался рэпом или треками, не попадающими ни под один существующий стиль и больше напоминающими какую-то какофонию для изощрённых пыток. Они уже минут десять медленно продвигались по дороге из-за аварии. В серости за стеклом мигали сигнальные огни, в салоне пахло кофе. — С того вечера ты так ни разу не поделился новостями. Как там новенький? — нарушил тишину Бьякуран. Мукуро тяжело вздохнул. Та трагичная репетиция, после которой они уехали вместе и слегка превысили в любимом баре норму спиртного, должна была забыться как страшный сон, но, если взглянуть на ситуацию с расстояния прошедших двух недель… Не так уж всё плохо. По крайней мере, они опережали намеченные планы, а это уже огромный плюс. — Схватывает на лету, не высовывается. Терпимо, в общем. — До сих пор злишься? Учитывая, как тепло ваши фаны приняли нового участника, это как-то по-детски. Разве тебя может заботить нечто подобное? — Меня заботит моя работа, — ответил Мукуро предельно спокойно. Он выплеснул достаточно эмоций, больше этой слабости он не мог позволить себе. Кёя вот вообще вёл себя так, будто ничего особенного не случилось и их всегда было пятеро. — Я знаю, мой драгоценный друг, она заботит тебя больше тебя же самого. Ты всё тщательно продумываешь всё наперёд, а любое изменение в идеальной картинке — и всё, конец. Королева драмы, — усмехнулся Бьякуран, повернувшись к Мукуро. — Следи за дорогой. В ответ на холодное замечание Бьякуран лишь прищурился, но тему развивать не стал. Они проехали ещё немного. Это было нечестно с его стороны — трогать прошлое, участь группы, в которой они когда-то играли вместе. Мукуро так и не разобрался со своими чувствами, отложил на потом и не вернулся к ним, а теперь малейшее упоминание вызывало раздражение. Когда не стало Кендзи, драммера и друга, всё резко потеряло смысл. Правильно говорил Бьякуран, раз картинка в голове больше не соответствует реальности, значит, не должна существовать ни в каком ином виде. Пропавшая часть, лишняя часть… Какая разница. Он просто не знал, что делать, и прибегал к единственному проверенному варианту — начинать с чистого листа. И как он должен справиться на этот раз? — Хорошо, что в вашей отбитой компании затесался такой разумный и авторитетный человек, как Хибари-кун. — Слова Бьякурана вовремя вырвали Мукуро из сумрачных размышлений. — Он, по-моему, способен одним взглядом испепелить. Это должно привести тебя в порядок. — Оя, не забывай, что у нас скоро совместный тур, уговорю ведь Кёю использовать это оружие на тебе. Кстати, что ты о нём думаешь? — Он талантливый, — без промедления произнёс Бьякуран, потом чуть нахмурился то ли в раздумьях, то ли просто всматривался в происходящее на дороге. Кажется, они приближались к нужному съезду. — Так все говорят. — Не знаю, что он нашёл в ви-кее, ему бы пошло что-то посерьёзнее, несмотря на возраст. Энка, например. Пел бы перед огромным залом, полным печальных женщин, о любви и одиночестве. — Я ему об этом же когда-то сказал. А он в ответ спросил, с каких пор моим рабочим инструментом стал рот. Бьякуран неловко рассмеялся над глупой шуткой, и Мукуро, ощутив некоторое облегчение, присоединился к нему. — По правде, ему следует идти дальше. Площадки на пару десятков человек — это не для него, ваша самодеятельность — не для него. Однажды он действительно задумается над этим, а тебе придётся хорошенько постараться, чтобы не просрать такого замечательного парня. Ну, и вокалиста. Они наконец тронулись с места и миновали огороженный участок дороги. Только это счастливое событие спасло Бьякурана от смерти. Мукуро назло ему вновь включил радио. — Завидуй молча. Бьякуран был удобным человеком — со связями, деньгами, машиной, в конце концов, и всё же общение с ним Мукуро предпочитал сокращать к минимуму. Слишком много они заводили разговоров, которые нельзя было закончить без потерь. Слишком много вопросов без ответов между ними оставалось ещё со времён совместной работы, и тянуться эта канитель бесконечно не могла. А пока они продолжали ходить по краю, забрасывая друг друга неудобными намёками. Сегодня Мукуро провёл утро с группой Бьякурана, помогая им с организационными вопросами — постоянного менеджера у них не было, обычно сами всем занимались, но в тур они ехали вместе с CLOUDS, поэтому всё равно пришлось бы координироваться. Начиная с перевозки оборудования до бронирования отелей в каждом запланированном городе. С площадками договаривался Иемитсу, тут уже самодеятельность разворачивать смысла не было, у Иемитсу явно было больше связей и возможностей урвать выгодные условия. Вся эта рутина немного нервировала и в то же время держала в тонусе. Чем меньше рефлексируешь, тем больше выдаёшь в музыке, это Мукуро уже давно заметил, главное, чтобы не провоцировал кто-то извне, как сейчас пытался Бьякуран. Они заехали в химчистку и забрали костюмы, в принципе, Бьякуран мог быть свободен, но он любезно довёз Мукуро до репетиционной базы, хотя дотащить тяжёлые кофры конечно же не помог. Не попрощавшись, Мукуро потащил свою ношу, кляня по дороге каждого, кто не взял эту работу на себя вместо него. Фран уже корпел над басу и не слышал, как зашёл Мукуро, из-за наушников. Он сидел к двери спиной, горловина безразмерного свитера оголяла выступающие позвонки и кое-что ещё. Кусочек пластыря. Мукуро знал, что увидит под свитером — криво налепленные, сморщенные полоски, кое-где оторванные, испачканные кровью. Мелкие порезы, до которых Фран не дотянулся, покрытые корочками и готовые раскрыться при неосторожном движении. Об этой живописной картине они уже говорили однажды, накануне инстора то ли в like an edison, то ли ещё где, поссорились всерьёз чуть ли не впервые, потому что… Мукуро казалось это абсолютно неприемлемым. Понимать он отказывался, принимать уж тем более. Как можно было позволять кому-то уродовать себя? Тут конечно у Франа главный аргумент — он не считал это уродством, и в довесок — это его личное дело. Вместо приветствия Мукуро с размаху шлёпнул Франа по спине. Очень по-дружески, очень заботливо. Он, как Фран и хотел, больше не говорил на эту тему, он выражал своё мнение иным способом, этого ему не запрещали. Фран ожидаемо не издал ни звука, не в его природе, только резко подался вперёд с невнятным вздохом. Струны гитары тоже выдали под его дрогнувшими пальцами что-то зловещее, похоронное. Больно, наверное, но ему ведь это нравилось, значит, совесть Мукуро абсолютно чиста. — Кажется, сегодня мы заработали пару социальных кредитов, придя раньше всех, — произнёс Мукуро, когда Фран стянул с головы наушники. — Или отработали пару долгов. Из их бесчисленного множества. — А толку? Хибари всё равно предупредил, что опоздает. — Зато спорить с ним чуть легче, когда есть чем крыть. Лицо Франа разгладилось, скрыв все лишние эмоции. Мукуро завидовал этой его способности, похожей больше на отсутствие инстинкта самосохранения, чем на выдержку. — А ещё нам всем проще будет, если сходишь за едой для него. — Может, сам и сходишь, если такой заботливый? Чего это я должен кормить твоего… — Закрой рот и иди, хочу настроиться в одиночестве. — Мукуро подключил гитару к усилителю и намеренно отвернулся от Франа. — А то вдруг меня тоже потянет обсудить какие-нибудь неудобные темы. Всё-таки перегнул. Дверь за Франом закрылась едва слышно, пререкаться он не продолжил, значит, точно перегнул. Он всякий раз ломал отношения с людьми и всякий же раз задавался вопросом, зачем ему всё это вообще было нужно. Зачем играть в группе, зачем ходить с кем-то в бары, зачем провожать кого-то до дома? Зачем пытаться быть нормальным, если он всё равно ничем из этого не дорожит? Потешить самолюбие, доказать, что на что-то способен… Ну раз так, то надо было оставаться дома и играть роль богатого наследничка, а не выбешивать отца тягой к свободе. Всё, чего он добивался… такие хрупкие иллюзии. Как звуки, извлекаемые гитарными струнами. Складываются ли они в песню или нет — всё равно исчезнут без следа. В последнюю личную встречу с Иемитсу он повёлся на провокацию, позволил взять себя на слабо, сказал чуть больше, чем следовало, но оно и понятно — когда тебе угрожают с самой неожиданной стороны, сложно сдержаться. Когда давят на самое больное. Мукуро знал, что в музыкальном бизнесе полно бывших преступников, но Иемитсу никак не вписывался в привычный образ якудза. Он ему поверил, совершил такую глупую ошибку, когда даже не попытался нарыть на него побольше информации, к тому же повлияло доверие Кёи. Иемитсу сказал: твой отец очень переживает. Иемитсу сказал: Мукуро-кун, я не хочу проблем для группы, давайте жить дружно. Иемитсу сказал: Тсунаёши хороший человек, дай ему шанс. Дай шанс себе. Тогда язвительность Мукуро бежала вперёд здравого смысла, теперь же от неё осталась лишь грустная ирония. Он ненавидел сложившуюся ситуацию и улыбался в ответ на скромное приветствие Тсунаёши. Он пришёл ровно в назначенное время, какой действительно хороший человек. — Ты один? А… — удивлённый Тсунаёши едва отступил от двери, как она снова распахнулась. Тетсу и Фран шли вместе и тащили с собой пакеты с едой. — О, привет, — поздоровался Тетсу. — Не хочешь перекусить? Мы на всех взяли. Встретил Франа по дороге, он опять забыл, что надо брать Кё-сану. — Да уж, дырявая память, — театрально вздохнул Мукуро, хотя он и сам вечно путался во всех этих бургерах. Однажды он просто притащил Кёе стейк из ресторана. Неплохой был день, но затратный. Все эти умилительные посиделки немного успокоили Мукуро, который начал было уже подаваться жутковатой меланхолии. Или у него просто портилось настроение. Надо было следовать своим же правилам и меньше рефлексировать. Влиться в поток — настроить звук, прогнать несколько сложных соло, чтобы размяться, поэкспериментировать. Делать то, что умеешь и должен, тогда чувствуешь менее остро. Момент, когда пришёл Кёя, Мукуро пропустил, вроде бы даже не поздоровался с ним, настолько увлёкся работой. Разве что в отражение зеркала, когда их стало пятеро, больше не смотрел. К этому он ещё не привык. Мукуро никогда всерьёз не жаловался на сложность и объём работы. Ни когда подрабатывал в клубах, ни когда давал ежедневные концерты, ни когда писал музыку ночами напролёт. Если бы они согласились на изначальный план и всё-таки записали альбом в этом году, он бы тоже не жаловался, потому что здраво оценивал свои возможности. Его никто не поддержал. Иемитсу так вообще перевернул всё с ног на голову. Кёя теперь возился с Тсунаёши. Фран замкнулся в себе. Тетсу и так всегда отстранённо наблюдал за ними из-за установки, а теперь наверное разрывался, стараясь поддерживать связь между ними всеми. — Ни разу за вечер не услышал от тебя какой-нибудь ерунды. Заболел? Кёя зачем-то полез к нему уже под конец репетиции. Испортить настроение у него уже вряд ли получилось бы, куда уж ещё, но лучше бы продолжал делать вид, что всё в порядке. — Соскучился? — Вопросом на вопрос. Издёвкой на издёвку. Такая хорошая игра велась между ними эти несколько месяцев, а теперь, растягивая губы в привычной улыбке, Мукуро не чувствовал прежнего азарта. Может, ему просто надо отдохнуть, притормозить и посмотреть на всё это издалека. Максимально издалека. — Прости, на всех моей «ерунды» не хватает. Полдня сегодня с Джессо провёл, это было… энергозатратно. Он ожидал чего-нибудь колкого в ответ, хотя бы безразличия, хотя бы напускного. Кёя смотрел на него слишком внимательно. Как будто с жалостью. Вот ещё чего не хватало для полноты картины. — Обо всём договорились? Зря ты так напрягаешься, зачем нам тогда менеджер, — всё не унимался Кёя. — Знаешь, что. Это наша последняя репетиция перед туром. — Что? Но до начала ещё целая неделя. — А ты уже выгораешь. Так не пойдёт. — Я плохо играю? — Нет, хорошо, меня всё более чем устраивает. Хотя Саваде-младшему надо бы ещё поработать, неважно, справится как-нибудь. Это Мукуро тоже заметил. Тсунаёши обладал неплохой техникой игры, но вот с памятью у него прямо беда, их старые песни он наверняка заучивал долгими днями и ночами, а новый материал давался из рук вон плохо. — Мне не нравится, когда ты обо мне беспокоишься, как-то не по себе сразу становится. — Придётся смириться, мне тоже от некоторых твоих действий было не по себе, так что завязывай набивать себе цену. — Завязывай с этими перешёптываниями в уголочке, а то о нас не то подумают, господин вокалист. И объяви всем о своей милости, что ли. Кёя улыбнулся — так, как только он умел. Едва заметно, с устрашающим блеском в глазах. Что-то маниакальное и очень жадное проскальзывало в этой улыбке, словно сигнал опасности. Мукуро не мог не ответить на неё. Как и не мог отказать Кёе, когда тот так серьёзен. Когда они впервые встретились в кафе, Мукуро никак не понимал, что, собственно, происходит. Он был заинтригован из-за приглашения такого интересного человека, потому что слышал о Кёе раньше, и от предложения сотрудничать слегка выпал в осадок. И согласился сразу, хотя и зарёкся влезать в долгосрочные проекты. Осознавал ли Кёя, какое влияние оказывал на Мукуро? Да наверняка, только ему хватало совести этим не пользоваться, и их отношения в общем не выходили за рамки разумного. — Нам ещё один номер на двоих делить, не забывай, так что перешёптывания — это такая мелочь. — Уже предвкушаешь, да? — Возвращаться к их старому доброму флирту было так приятно. — Ох, Фран, кончай уши греть. — Да ничего я не грею, размечтался, кому ты нужен. Мы тут уже собрались все, вы идёте? — Идём, только Кёя вам кое-что важное хочет сказать. Тетсу с Тсуной стояли одевшиеся в дверях, и когда Фран и Кёя к ним присоединились, Мукуро задумчиво примерился, глядя на них. Как ни крути, число «четыре» ему нравилось больше, может, всё дело было именно в нём.

***

Неделя прошла незаметно. За одинокими вылазками в бар неподалёку от дома, за переписками с коллегами, за гитарой, конечно же. Не то чтобы передышка пошла на пользу, но свою роль сыграла, немного притупив эмоции. Оказавшись наконец в машине с группой, Мукуро отстранённо сделал пару фото, чтобы выложить их в блог. Их заспанные лица радовали определённую категорию фанатов не меньше, чем профессиональные снимки, и даже пара тычков по рёбрам не предостерегла Мукуро от исполнения этой маленькой шалости. Группа Бьякурана ехала отдельно, и Мукуро даже был не против присоединиться к ним, как Бьякуран и предлагал, но это попахивало бы уже слишком очевидной трусостью. Ну что такого трудного, уткнуться в окно на всю дорогу, притвориться спящим. Всё равно никто из группы болтливостью не отличался, разве что Тетсу мог вовлечь в разговор кого угодно, но сейчас он сидел за рулём и к тому же довольно чутко оценивал ситуацию. С Кёей и так всё понятно, его тормошить — себя не любить, Тсунаёши выглядел загнанным в угол зверьком, переживал наверное очень из-за первого тура, хотя лайвы в Токио вполне достойно выдерживал. Фран… Мукуро видел, как тот усаживается чуть боком, чтобы не так больно было спине. С этим тоже всё ясно. В целом, их коллектив являл собой жалкое зрелище, никакого рок-н-ролла. Чтобы никого не тревожить, Мукуро устроился один на задних сиденьях минивэна и вытянул ноги в надежде немного вздремнуть, как к нему подсел Кёя. И переложил ноги Мукуро к себе на колени. И вот этот человек последние месяцы всем своим видом демонстрировал, что он против подкатов. — Я не помешаю. — Не вопрос, а абсолютная, непоколебимая уверенность. — Хочу кое-что разъяснить, пока не поздно. — О, нет, пожалуйста, оставь меня в покое, я хочу спать. Сдаюсь, у меня нет сил на общение с тобой, — зашептал Мукуро с напускной драматичностью. — У меня всё в порядке, я не заболел, не устал, не злюсь, хорошо питаюсь и вообще веду себя очень прилично. Всё, этого достаточно? — Я ничего такого… — Кёя даже призадумался после этой тирады, которой Мукуро и сам удивился. — Ладно, но я останусь здесь. А то там как-то неуютно. Мукуро проследил за взглядом Кёи и усмехнулся. Всё-таки насчёт его дружелюбия к Тсунаёши он оказался не прав. — Когда-нибудь поговорим нормально, а?.. Опять съезжаешь с темы. — Может быть. Мукуро не нравились холодные руки Кёи, не нравились его прикосновения с самого начала. Такие отрезвляющие, равнодушные. На расстоянии сосуществовать с ним было гораздо приятнее. Притягательная внешность полукровки, сдержанный характер, вдохновляющий голос. Но даже обниматься с ним было странно, сразу исчезал флёр невинной влюблённости, которую они изображали в разговорах друг с другом. Кёя не желал ни с кем сближаться, всё дело в этом? Или этого не желали они оба. Какие бесполезные чувства. Проваливаясь в дрёму, Мукуро подумал о том, что надо написать о них песню. Очень трагичную и жестокую, обязательно с несчастливым концом. В Нагое у них не было времени на прогулки, сразу поехали в клуб. Там Мукуро перехватила журналистка из какого-то музыкального журнала, он даже название не запомнил, настолько был дезориентирован после сна. Девушка спрашивала то о предстоящем лайве, то о предпочтениях в еде, совершенно его запутывая. Где-то минут через пять на выручку пришёл Бьякуран и понёс такую ахинею, что Мукуро даже завидовать начал. Ему, конечно, говорили о хорошо подвешенном языке, но у Бьякурана стоило подучиться. — Где я черпаю вдохновение? О, я довольно скромный музыкант, много времени провожу со скрипкой… Наверное, в людях. Не во всех, конечно, есть особенные люди, они вызывают столько разных эмоций, каждая из них — мелодия. Например, Мукуро-кун, я посвятил ему самую мрачную композицию, потому что он меня постоянно отвергает… — Ох, Мукуро-сан, вы правда так жестоки к своему другу? Мукуро смотрел на этих сумасшедших и изображал подобие улыбки. Лицо у него красивое, даже такая гримаса походила на снисходительно-таинственное выражение. Они сидели за барной стойкой в зрительном зале, а на сцене уже кипела жизнь. Тетсу занимался настройкой инструментов вместе со стаффом и парнем из команды Бьякурана, Кикё. С этим долговязым ярко одетым панком Мукуро так и не познакомился, никак не могли пересечься, Бьякурана это почему-то расстраивало. Кикё не появлялся на общих тусовках, в отличие от третьего члена fiore~, Шоичи, которого Бьякуран вечно таскал за собой. В любом случае, впереди у них две недели на знакомства. Журналистка задала ещё целый ворох вопросов, на которые Бьякуран щедро одаривал пафосными речами, и под конец Мукуро пришёл в себя настолько, что подыграл немного. Ещё она сказала, что сделает несколько фотографий для журнала на концерте, и пожелала удачи. Мукуро было жаль, что такая милая девушка появилась невовремя, если бы он знал об интервью заранее, то вёл бы себя адекватнее и подготовился. — Кофе будешь? — предложил Бьякуран наконец без лишних слов. После чашки вполне приличного кофе дела сразу пошли в гору. Внезапно никаких проблем в процессе подготовки сцены не обрушилось, как обычно бывало, саундчек прогнали на одном дыхании. Оставалось лишь принять приличный облик. Возиться с макияжем Мукуро нравилось. Рисуешь чего-нибудь симпатичненькое вместо опухшей после вчерашних возлияний физиономии, и всё — красавчик, все девчонки твои. То есть, те специфичные девчонки, которым нравятся парни в макияже и в странной одежде, зато играющие рок. Мукуро не раз поступали подозрительные предложения от разного возраста дам провести с ними время, обычно эти истории не про секс, а про обычные свиданки. Вроде извращённой самотерапии, когда отчаянно делаешь вид, что у тебя всё в порядке, а на самом деле просто снимаешь симпатичного парня и даришь ему дорогие подарки. Кто-то из коллег и правда так выживает, потому что деньгами с лайвов порой и кружку пива не оплатить. Тут уже каждый крутится как может — мерч, ивенты, подработка в смежных направлениях. А кто-то типа Бьякурана — везучий ублюдок, которому повезло с семьёй и мозгами, поэтому он мог позволить себе лайвы, когда захочется, а не когда нужда позовёт. Когда Мукуро сказал Кёе, что уволился, он слегка схитрил, потому что кое-какая работа у него осталась. Репетиторство по гитаре приносило нормальные деньги, ему самому оно на пользу было и времени почти не отнимало. Он был влюблён в гитару с детства и посвящал ей всё свободное время, хоть и не верил в своё светлое сценическое будущее, всё же нынешняя группа была чем-то очень важным, правильным и нужным. Тем, чем он наслаждался здесь и сейчас. И ни черта не понимал, что в этой группе понадобилось Тсунаёши. — Да не дёргайся ты так, будто первый раз, — протянул Мукуро. Тсунаёши он красил последним и дольше остальных. — Никак не могу привыкнуть, извини. — Не за что извиняться, просто расслабься, я в этом хорош, даже Кёя ни разу не жаловался. Ты у нас и так самый чистенький. — А… Мукуро-сан, а вам нравится вот это всё?.. — Это? — Ну, косметика… это же так по-девчачьи. На щеках Тсунаёши проступил румянец, никакая тоналка не помогла. У него даже уши покраснели. Мукуро проглотил приступ смеха, нечего мальчишку пугать. Пусть разница в возрасте у них была крошечная, но сверстника Мукуро в нём никак не видел. Невинный мальчишка с оленьими глазами, с девушками наверное на расстоянии метра общается. — Хм, в первый раз я накрасился в лет двенадцать, адски фанател по Black Sabbath и прочему древнему металлу, пока мои одноклассники тащились по корейской попсе. И знаешь, что я подумал? Что я чертовски крут. Наверное, мне стоило родиться лет на двадцать раньше. — В маленькой гримёрке то и дело сновали люди, рабочий шум не прекращался, а они сидели так близко друг к другу, что говорить можно было полушёпотом. — Зачем ты взял в руки гитару, Тсунаёши-кун? — Спасался от одиночества, наверное, — произнёс Тсунаёши с улыбкой. Такого откровения Мукуро не ожидал. — Отец вечно пропадал на работе, с учёбой не ладилось никогда, друзей не было. Никчёмный Тсуна — это я. Гитару в дом притащил отец после очередной командировки, подарил на день рождения… ну, месяц спустя. Даже не поинтересовался, а нужна ли мне она. Какое-то время я к ней не прикасался, а потом увидел одно аниме и решил попробовать. — То есть твоё увлечение музыкой началось из-за аниме? — Плохое начало? — Не хуже других. — Потом я начал слушать всякое, японское, в основном, учил аккорды ночами напролёт, и вдруг заметил, что у меня появились друзья. И даже девушка, которая мне нравилась, начала со мной говорить. Магия парня с гитарой, да? — Вполне возможно. У меня, правда, всё наоборот было. Большего презрения я от сверстников никогда не испытывал, когда они увидели меня с гитарой на улице. — Странно представить… — Не та прослойка общества, бывает. Всегда найдутся те, кому ты не понравишься. И наоборот. А насчёт макияжа — думай о нём как о сценическом гриме и не парься по пустякам, вот нашёл проблему. Тем более посмотри, какой ты миленький, не расстраивай фанаток. От этой дурной болтовни у Мукуро внутри потеплело, несмотря на то, что ему устроил отец этого мальчишки, он почти перестал на него злиться. Было в нём что-то такое, от чего хотелось тяжело вздохнуть и махнуть рукой. Ай, к чёрту, живи. Превращение его жизни в ад не стоило бы потраченных усилий. Короткий мит-н-грит поднял настроение до неприличия, Мукуро веселили все эти мимолётные встречи с фанатами, некоторых он даже узнал, и это было приятно, совместные фотосессии в идиотских позах и с не менее идиотскими лицами. Кое-что он всё-таки недоговорил Тсунаёши, когда они обсуждали макияж. Это был не просто грим, а маска, за которой так легко спрятаться. Может, Тсунаёши понял это сам, потому что изо всех сил старался не отставать от группы. Бьякуран выступал первым, и Мукуро устроился за сценой, чтобы его послушать. До этого всё не получалось удовлетворить интерес. Кикё играл на гитаре и пел, Шоичи сидел за барабанной установкой, а Бьякуран творил со своей скрипкой что-то совсем неподобающее обстановке. Их песни разительно отличались от CLOUDS, звучали легче, невесомее и печальнее. Скрипичные соло рвали девушкам из первых рядов души. А Мукуро даже засмотрелся на ровную фигуру Бьякурана, извечно в белом, с инструментом, этот пижон умел произвести впечатление. Увиденное больно ударило по ностальгии, и Мукуро поспешил вернуться к своим, которых застал в унынии. Нет, у них никогда не было шумно ни на репетициях, ни перед концертами, но от таких постных рож становилось даже жутковато. Кёя с закрытыми глазами сидел в кресле у зеркала и настраивался. И аккумулировал ненависть к окружающим, судя по его ауре. Фран бездумно водил пальцем по экрану смартфона, Тсунаёши тупо уставился на гитару. — О, я попал на праздник жизни. Не отвлекайтесь, продолжайте. — Мукуро аккуратно пролез к своим вещам. И чтобы хоть куда-то себя деть, решил найти сигареты, чтобы потом не тратить время на поиски. Сигарет не было ни в пальто, ни в сумке. И это уже походило на катастрофу, потому что Мукуро не мог вспомнить, когда в последний раз их покупал. Зависимости у него не было, курил он редко, поэтому не имел привычки закупаться регулярно. И судя по всему, на этот раз он попросту забыл. — Что-то потерял? — вдруг ожил Кёя. — Нет, разве что веру в человечество, но тут уж ничего не попишешь. Что с вами? И где Тетсу? — А… он в зрительном зале. — И что он там делает? Фанатеет? — Ну да. — О, — многозначительно ответил Мукуро и не сдержал смеха. — Ты его ревнуешь, да? Да ладно, я тоже их послушал немного, уже и забыл, каким Бьякуран бывает, когда не выделывается. — Вот именно, — подал голос Фран. — Почему-то Тетсу нельзя, а тебе можно. — Вы издеваетесь, да? Из-за этого? Что за ребячество. — Кё-сан… — Фран осёкся, потому что Кёя кинул на него такой тяжёлый взгляд, что Мукуро пожалел о том, что начал вообще этот разговор. — Кё-сан сказал Тетсу сидеть здесь до нашего выхода, тот не послушался. А тебе почему-то можно, несправедливо. — Потому что он не попёрся как идиот в зал. — Кёя, ты думаешь, что его там на сувениры порвут? Не то чтобы я сомневаюсь в Тетсу, но он не тот типаж, чтобы… Ох, ну да, общий настрой, неписаные правила, как я мог забыть. Хотя правила вполне такие писаные. Нашей кровью, — сказал Мукуро. Веселье в нём убывало и уступало злости, а ведь всё так хорошо начиналось. — Из-за такой ерунды, серьёзно? Невозможный. — Хочешь поссориться? — прищурился Кёя. — Ты уже начал. Смотри, ты расстраиваешь ребёнка своими капризами, — выпалил Мукуро, указывая на Тсунаёши, который действительно чуть не плакал, наблюдая за ними. — Давно ты о нём печёшься? Их вот-вот прорвёт. Мукуро это чувствовал и еле сдерживался. Если они начнут говорить, то никто отсюда живым не уйдёт. Категорически остро им обоим необходимо было заткнуться и продолжить играть свои роли. Вовремя вернувшийся Тетсу принёс спасение. С невозмутимым видом он поставил перед Кёей бутылку с водой и так же невозмутимо согнулся в извинительном поклоне. Этого Мукуро предпочёл бы не видеть, но это тоже вписывалось в таинства их группы. Кому-то было важно обозначить своё превосходство, кто-то самоотверженно шёл на жертвы, кому-то было плевать на всех, а кто-то сомневался в каждом своём шаге. Мукуро впервые ощущал себя среди них чужим, словно наблюдающим со стороны. В перерыве он обменялся парой слов с Бьякураном, а последняя подготовка к выступлению прошла в каком-то автоматизированном режиме. Подправить мейк, подключить гитару, проверить звук. А потом — заученная до мозолей песня, другая. Он всё равно, несмотря на ссору, любовался Кёей и подпитывался его тёмной энергией, делал всё, что привык. До того момента, пока не углядел в зале Наги. Как всегда, она стояла у барной стойки и, улыбаясь, вторила словам песни. Если Тетсу ещё недавно принёс спасение, то Наги — исцеление. Она — всё то светлое и незаслуженное, что у Мукуро было. Потому что благодаря одной её улыбке ему удалось переступить разверзающуюся под ногами пропасть. К четвёртой песне они образумились все. Мукуро еле дышал, когда его уводили за сцену. В голове шумело, он запомнил, как кто-то из стаффа снял с него гитару, где-то за спиной нестройный хор голосов звал на анкор. А перед глазами мелькали люди, длинные узкие коридоры, двери. И далеко не сразу он осознал, что его вели за руку, очень настойчиво и молчаливо. Кёя вёл, стискивая запястье до боли. Мукуро хотел что-то сказать, но не смог, они вдруг оказались в темноте. Он запомнил только горевшую зелёным табличку выхода на двери сбоку, а потом его прижали к стене и забрали все слова жадным поцелуем. Он не думал, что Кёя может так целоваться. Не думал, что будет отвечать на его поцелуи так. Им действительно было, что друг другу сказать, но сегодня они поступили по-другому. Сцепляясь языками, вдавливаясь объятиями друг в друга, чем ближе, тем лучше, чтобы больше не возводить эти чёртовы стены из льда. Мукуро уступал первым, просто не в силах уже раскачиваться на этих эмоциональных качелях, что устраивал ему Кёя весь день, всю жизнь. Он задыхался от прикосновений к разгорячённой коже и немного жалел свой концертный костюм, который чуть не трещал от резких движений. Губы Кёя на шее, руки на талии, ниже, ненасытная тяга обладать и смущённое желание отдать всё, что есть. Они намеренно погибали. Мукуро оттолкнул Кёю, когда наконец к нему вернулся слух. Совсем рядом раздавались голоса. — Мы живём в одном номере. — Они стояли друг напротив друга, не то чтобы далеко, учитывая ширину коридоров. Но этого расстояния хватало, чтобы не продолжить сходить с ума. — И ты решаешь, что сосаться в клубе, где нас мог увидеть кто угодно, это отличная идея. — Заткнись. Они не злились, после такого уже не было смысла. — Надеюсь, я выгляжу хотя бы сносно, ещё на анкор выходить. Кёя виновато промолчал, по крайней мере, Мукуро хотелось так думать. Они вернулись в гримёрку по отдельности и старательно изображали, что ничего не случилось. Как и окружающие из числа тех, кто заметил их отсутствие. И в целом всё прошло благополучно. На анкор они вышли вместе с fiore~ и больше страдали ерундой, чем играли. Мукуро послал пару особенных улыбок Наги в благодарность. И уже потом, переодеваясь и одновременно набирая её номер, понял, какое сегодня число. Её день рождения, Наги исполнилось семнадцать, а он об этом напрочь забыл. — Ты куда намылился? А кто со сценой поможет? — поймал его Фран уже на выходе из гримёрки. Мукуро едва успел привести себя в относительный порядок и созвониться с Наги, чтобы она его дождалась. — Не твоего ума дело. — Да ладно, даже здесь уже успел кого-то подцепить… — Умолкни, пожалуйста, — прошипел Мукуро, закрывая рот Франа ладонью. Он оглянулся, чтобы проверить, не услышал ли их Кёя. Слава богам, он был слишком занят собственной персоной. — Я приеду в отель сам, не ждите меня. Фран насупился, но отступил, и Мукуро помчался дальше. Наги ждала его у главного входа. Хрупкая фигурка в белом пальто. Почти все зрители уже разбрелись, поэтому на них никто не обратил внимания. — Привет, не знал, что ты приедешь. Что наплела родителям? — Секрет, — сказала Наги с едва уловимой чертовщинкой в голосе. Мукуро совсем не заметил, как она выросла. — Не стоило из-за меня всех бросать, меня подруга на станции встретит. — Может, я соскучился? Наги звонко рассмеялась, абсолютно ему не веря. Ну, у неё были основания. — С днём рождения. Извини, что без подарка, у меня совершенно вылетело из головы… — Ничего, сегодняшний концерт — лучший подарок. Вы все были такие яркие… даже Бьякуран… вы снова общаетесь, да? Они вышли на оживлённую улицу, вливаясь в общий поток. Мукуро взял Наги за руку на всякий случай. Он и в Токио не раз так делал, а сейчас впервые смутился и зачем-то подумал о том, что его ждало в отеле — разбор полётов, возможно, физическая расправа. Не от руководства, естественно. — Общаемся, он полезный человек. И угостит, и на машине покатает, и вот с туром помог. — Это из-за него Хибари-сан старался так, будто в соревнованиях участвовал? Обычно он куда спокойнее. — Откуда такие мысли? Хотя, знаешь… если Кёя засомневался в своём превосходстве, то это же конец света, мы все умрём! — Ему полезно, — сказала Наги коварно. И всё-таки он плохо на неё влиял. — Я читала на одном форуме, что его именно из-за этого многие не любят. Из-за патологического стремления к совершенству. — О, это мне знакомо. Думаю, Кёя переживёт чью-то там нелюбовь и продолжит идти по трупам. Поэтому я тихонечко пристроюсь у него за спиной, чтобы под раздачу не попасть. — Хитро. Ой, мы уже пришли, и Юни-чан тоже. — Она помахала девушке, стоявшей у входа в станцию метро. — Спасибо за сегодня, Мукуро-сама. — Не обращайся ко мне так, я же просил, чувствую себя стариком, — возмутился Мукуро и на мгновение сжал ладонь Наги чуть сильнее. — Береги себя. И ты ведь не поедешь за нами, да? — Я бы хотела, но… Шучу, я только на день отпросилась. Знаешь… я правда была счастлива увидеть на сцене вас всех вместе, если бы Кен ещё… Она не договорила, испугавшись, прервала себя самой фальшивой улыбкой на свете и убежала к подруге. Мукуро проводил их невидящим взглядом, как будто отключился от реальности, и обнаружил себя уже в такси. Он не винил Наги за упоминание брата, всё равно все их встречи были пропитаны общими воспоминаниями, просто это было уже слишком. Он устал, это был трудный день, и как же ему хотелось, чтобы он поскорее закончился. В отеле он сначала наткнулся на весь тот сброд, с которым гастролировал, они уже успели дойти до кондиции в баре, обрадованные тем, что завтра ехать дальше только вечером. После ряда формальностей и скупой на слова беседы с Иемитсу о неподобающем поведении Мукуро наконец попал в номер. В другой ситуации он бы поиграл с менеджером в нервы, но сегодня — никакого рок-н-ролла, только постель и сон. В комнате Мукуро разочаровался в мироздании, приготовившем для него очередную пытку. Кёя сидел на одной из двух кроватей, укутанный одеялами и готовый убивать. Даже в пальто Мукуро чувствовал, как тут было холодно. — К администратору обращался? — осторожно поинтересовался Мукуро. Ему сразу всё стало понятно, правда, вопрос этот тоже был ни к чему. Конечно, Кёя уже пытался решить проблему самостоятельно, он бы так просто не сдался. — Слёзно извинялись за это неработающее барахло. — Он кивнул на сплит-систему, вышедшую из строя. — Хотели впарить обогреватель, но… — Надеюсь, они не сильно пострадали, — устало усмехнулся Мукуро. Кёя терпеть не мог обогреватели. — Они — нет, а вот у тебя проблемы. Куда свалил на ночь глядя? Мукуро прислонился к стене и прикрыл глаза, стараясь настроиться на их обычную волну мозгосношений. Не день, а испытание на прочность какое-то, и прекратить барахтаться было бы куда проще, чем продолжать пытаться это выдержать. — Прогулялся по городу, по знакомым местам. Я ведь тут жил когда-то, недолго, пару лет. Накрыло ностальгией. — Теряешь хватку, слабое враньё. — Почему тебя это вообще беспокоит, своих проблем мало? Я только что от нашего уважаемого менеджера, в двойном проникновении не нуждаюсь. — Потому что мой гитарист уходит куда-то в чужом городе, никому ничего не сказав, просто исчезает, а потом появляется и… — Кёя запнулся, весь его гнев сошёл на нет. Это всегда было проще простого. Хочешь остановить несущийся на тебя поезд по имени Хибари Кёя — смути его. Мукуро редко пользовался этим способом, чтобы не выработать у него иммунитет. — Ладно, у тебя много слов ко мне накопилось, я вижу. Выскажись, не держи в себе, а я пока схожу к ребятам, выпью. Ночь тоже предстоит тяжёлая. Мукуро всего лишь хотел сгладить острые углы и заодно бросить рюкзак на свою кровать, Кёя ему ничего из этого не позволил, взяв за руку так же крепко, как в клубе. За всем произошедшим Мукуро почти забыл о том, что между ними случилось, а как вспомнил, то сразу ощутил прилив сил. Он вырвался слишком резко, нервно и выбежал из номера, как последний идиот. Он не испугался и не разозлился. Это была всего лишь реакция на очередной виток эмоциональных качелей, кажется, они уже успели крутануть полный оборот. Мукуро так бы и стоял всю ночь напролёт в коридоре, если бы не пара из соседнего номера, посмотревшая на него как на наркомана какого-то. Он мог пойти в бар и упиться до беспамятства, и это был плохой вариант. Вернуться в номер — тоже плохой вариант, но тут он мог хотя бы не изображать дружелюбие. Мукуро сделал выбор. Он вернулся в комнату и кинул в Кёю ещё одно одеяло, выпрошенное у девушки-администратора, пришлось постараться и подключить все остатки обаяния. — Не уходи, — вдруг произнёс Кёя, будто Мукуро действительно куда-то собрался. Разве что в душ. — Мне нужно завтра хоть одно адекватное и трезвое тело. Покажешь город. Ещё один оборот. Мукуро быстро принял душ, чтобы не уснуть под тёплой водой, и переоделся. Подумал ещё и остался в одном белье. Ночь предстояла не только тяжёлая, но и жаркая в худшем смысле. Интересно, как скоро его начнёт тошнить бабочками. — Так и знал, что тебе только одно моё тело и нужно. Двигайся. — Мукуро стащил и своё одеяло. В целом, у них вышло милое гнёздышко, в центре которого сидел взъерошенный и совершенно растерянный воробушек. Мукуро погасил свет и залез к нему. — Со мной теплее, сам говорил. Спокойной ночи. Он не слышал комментариев Кёи, даже если они и были.