Мне не страшно.
Вокруг столько мертвецов, а Роуз похожа на кошмар из самых тёмных снов, но мне не страшно.
Даже не так. Мне страшно от того, что я не испытываю чувства опасности.
Да, технически я стал богом, или вроде того. Но разве так много времени прошло, чтобы я перестал бояться смерти?..
Она ведёт меня дальше. Лестницы, снова кровь и трупы, новые залы и коридоры и снова бедные мёртвые обитатели Поля Боя. И да, я ощущаю, как что-то нагнетается, завязывается в узел, петля стягивается на шее обречённого. И я снова не боюсь.
Напротив… Это что-то особенное. Даже сладкое. Предвкушение встречи. С кем? Папа?..
Я кошусь на Роуз. Может ли она испытывать нечто подобное? Ведь она скоро увидит свою маму. Её губы плотно сжаты. Вряд ли она счастлива сейчас. Она бы сказала… Если бы из её уст сейчас могли вырываться не только языки чёрного пламени и рёв преисподней.
Нет. С каждым шагом я понимаю, что только я это чувствую. Чем мы ближе, тем яснее я понимаю, что моё сердце переполняет любовь и жалость. И это не любовь к отцу. Это сильнее…
О боже мой! Я волнуюсь, у меня сбивается дыхание. Я хочу крикнуть подруге: «Подожди, постой минутку, Роуз, я не могу!», остановиться и подумать.
Со мной что-то не так.
Меня зовут Джон Эгберт. Я просто старый добрый Джон. Бессмертный и в голубой пижаме, но…
Я всё-таки останавливаюсь возле перил очередной лестницы, винтом уходящей под потолок, на крышу, и кладу ладони на грудь. Я скучаю по папе, я люблю своего папу… И я люблю кого-то ещё. И этот кто-то сейчас болен, он страдает, он умрёт без меня. А между моими рёбрами слишком мало места для всего этого!
Роуз оборачивается и кричит что-то. Конечно же, я не понимаю.
— Всё хорошо! Давай, Роуз, иди вперёд! Веди меня, Роуз!
Фу, чёрт, я опять говорю с ней, как с собакой.
Как и Роуз, не заморачиваюсь и просто взлетаю к сияющей дыре в потолке. На лицо падают капли дождя, а мне всё кажется, что это слёзы того, кто зовёт меня.
Да, боже мой. Теперь ещё и зов. Я совсем близко. Стискиваю зубы и сжимаю кулаки. В животе всё скручивается от желания поспешить, бежать вперёд, не разбирая дорог и путей, несмотря ни на что, обнять, успокоить. Спасти.
Выныриваю, наконец, наружу. Тяжёлые тучи застилают небо, но здесь всё равно светлее и просторнее, чем в замке, так что нужна пара секунд, чтобы мои глаза привыкли к свету. Я зажмуриваюсь и крепче сжимаю в руках Боевой Молот Зиллихто. На периферии сознания всё ещё бьётся мысль, что нам грозит опасность, но ей не заглушить бурю эмоций, обуявших меня, когда я увидел Джека Нуара. То есть, того, кем он стал.
Его руки(лапы?) по локоть в крови, кровь и на острой звериной морде. Зелёный язык проскальзывает между оскаленных зубов, собирая алые капли. Он готов напасть и собрать ещё больше смертей.
Роуз издаёт рык, едва ли не более пугающий, чем сам Джек. Лепестки тьмы, окружающие её, превращаются в жала. Она сейчас не Роуз Лалонд. В ней сила и мрачная уверенность Богов Дальнего Круга. Она тоже готова собрать жатву, во имя них и во имя нашей миссии. А я…
А я стою, как идиот, перед убийцей наших родителей, и по щекам стекают капли, на сей раз, действительно, НЕ дождя.
Джек. Посмотри на меня, Джек. Посмотри, я опускаю руки. Я не твой враг. Я не хочу тебе зла. Тебе больно? Я знаю, что да. Кто причинил тебе боль?.. Она?.. Это была Она? Женщина с мундштуком? Это меня не касается. Это никого не касается, хочешь сказать ты.
Но постой, я знаю кое-что ещё. Внутри тебя Зверь, и у Него другая боль. Не боль-ненависть, а боль-любовь. Зверь стал тобой, а ты лишь обрёл Его, и теперь ты делишь с Ним воспоминания о маленькой девочке, такой милой и глупой, она непременно бы пропала, если бы у неё не было Зверя. А Зверь непременно пропал бы без неё. А теперь им не быть вместе, никогда. И ты воешь по ночам, вспоминая о ней, воешь глоткой Зверя, плачешь слезами Зверя. И всё бы ничего, если бы можно было выделить Его эмоции, отстранить от своих и подавить, но Его чувства — твои чувства, Его сила — твоя сила. И ты хочешь не прогнать Зверя, а вернуться к милой маленькой хозяйке.
А ей не нужен убийца, ей не нужен ты.
Сердце колотится, как сумасшедшее, когда его пронзает узкое лезвие. А ты даже не видел, что я протянул тебе раскрытую ладонь.
***
Сапоги оставляют в пыли странные следы, потому что я не ступаю, практически лечу над землёй, едва касаясь её носками.
Где-то за спиной я слышу зов моей дорогой Ученицы. Подожди немного, дорогая. Ты же знаешь, бывают минуты, когда я должен быть в другом месте.
Быстрее, быстрее. Я чувствую, что он где-то совсем близко.
Всё вокруг горит и рушится. По этому общественному улью прошёл патруль сабджаггалаторов. Вокруг пахнет кровью, вырезали всех, кто не успел сбежать. Я углубляюсь внутрь здания, пробегаю по всему этажу, рискуя попасть под обвал. Я должен найти живого. Одного. Кто он? Я знаю, я чую здесь только одного. И замираю в изумлении, видя, что это хайблад.
Он замер, опираясь на огромную палицу, покрытую следами крови, в основном коричневых оттенков. За его спиной рухнула охваченная огнём балка, а он даже не заметил. Под его ногами — растерзанный труп, настолько изуродованный, что невозможно определить даже, осталась ли у него хоть одна целая конечность.
Индигокровый неотрывно смотрит на всё ещё бьющееся в его ладони сердце ржавокровки. Постепенно оно перестаёт сокращаться, и сабджаггалатор сжимает пальцы, зажмуривается, когда в лицо ему летят тёмные брызги.
Добрые боги. Да он же совсем молод. Немногим старше меня, но для хайблада — всё равно что подросток, они куда медленнее становятся зрелыми.
Он опускается на колени, лбом упирается в рукоять. Он не смотрит в мою сторону, и все прочие его чувства притупились. У меня достаточно времени, чтобы убежать. Здесь мне делать нечего, боец из меня неплохой, но насилие я ненавижу, да и с таким противником я мало что могу сделать. Я опоздал, тут уже никому нельзя помочь. Или можно?..
Неожиданно хайблад вздрагивает и поднимает взгляд, рассеянно ищет кого-то вокруг. Меня. И я выступаю в кольцо огня, с каждой секундой всё агрессивнее охватывающего комнату.
Гранд. Посмотри на меня, Гранд. Посмотри, я опускаю руки. Я не твой враг. Я не хочу тебе зла. Тебе больно? Я знаю, что да. Кто причинил тебе боль?.. Она?.. Это была Она? Женщина с трезубцем? Это меня не касается. Это никого не касается, хочешь сказать ты.
Но постой, я знаю кое-что ещё. Внутри тебя Зверь. И Он не чувствует твоей боли. Он хочет крови, да, Он создан убивать, Он любит, когда его боятся. А ты — нет. У тебя не было выбора. У жизни для тебя не было ни одной возможности. А вот для Него — была отличная роль, лучшая, что могла быть в этом мире. Теперь ты — Он, навсегда. Ты пытаешься хотя бы представить, как это могло бы быть, если бы ты был одним из них. Из тех, чья судьба не предопределена. Но они, другие тролли, отталкивают тебя, нет, Его, это Его они ненавидят и при случае непременно убьют. И когда рассеивается туман ярости, ты уже стоишь перед горой трупов. И некому рассказать, что ты бы так не хотел. Потому что Его ярость — твоя ярость, Его сила — твоя сила. И если что-то изменится, ты умрёшь.
Внезапно за тобой начинает рушиться стена, ты вскидываешься и с невероятной для таких размеров прытью уворачиваешься, а затем устремляешься в боковой проход, покидая рушащийся улей.
И не видишь моей протянутой руки.
***
«Так это был ты, да? Это были твои чувства?» — шепчет — или думает, что шепчет, — Джон. У него уже даже не дрожат ресницы, жизнь быстро уходит, расцветая алыми пятнами на голубой футболке.
Вспышки в небе. Грохот. Невозможно отличить, где молнии и гром, а где — с сумасшедшей скоростью сталкиваются в схватке Роуз и Джек Нуар.
А над истекающим кровью мальчиком склонился скорбящий образ мужчины в плаще, безмолвный призрак, простой отпечаток, нечаянно совпавший с простым парнем Джоном Эгбертом, который, хотя и был богом, но никогда бы не взял на себя такой крест — сочувствовать всякому несчастному, даже собственному палачу.
«И ты помог ему? Ты смог?..»
Незнакомец отвёл сверкающий алый взгляд, и Джон провалился в свой временный божественный off-line.
