Slow burn

      Они хотели делать друг другу больно. Однако выживать вдвоём было намного легче. Поэтому делали друг другу больно с осторожностью: забавы ради стреляли друг другу под ноги, толкали с последних ступеней лестниц.       Подумаешь, на один синяк больше. Подумаешь, ещё один ожог. Подумаешь…       Пытаясь мыслить позитивно, они оба думают об одном и том же: по крайней мере, этот придурок умеет стрелять.       И очень даже неплохо стрелять. Но вслух они не хвалили друг друга.       Может, зря?       Почти не разговаривая, они идут от одного опустевшего пункта эвакуации к другому, не находя ничего, кроме лишних аптечек, таблеток и прочего. И иногда дефибрилляторов.       Ник пиздецки устаёт, во время привалов ему хочется спать, у него даже есть время на это. Но его пугает то, что ему снится.       Во сне его насилует Фрэнсис. Прямо так натурально. В смысле, его ни разу не насиловали, но, кажется, именно так ощущается секс, которого не хочешь.       И он просыпается. Резко поднимает голову. Тяжело дышит. А Фрэнсис ему улыбается. Так, будто он в его сне был тоже. — Эй, нарядный, человеческий род мы с тобой не восстановим, но под бутылочку скотча напряжение снять сгодится. Чо думаешь? — Помоги себе сам, сальное чудище. В случае с тобой, мне одной бутылочки будет мало. — Да ладно тебе. Давай по-мужски решим. Делов-то на пять минут. — Если так уперлось, то пока не раздобудешь смазку, я на эту тему больше говорить не буду. — Где ж я тебе её найду? — В аптеке. Есть предположение, что последнее, что нужно во время зомби-апокалипсиса, это анальный секс. И презервативы не забудь.       Глупо вышло, ведь ни один из них не был уверен, насколько серьёзно настроен другой.       Отношения между ними после этого недоразговора стали чуточку легче. Во всяком случае, они больше не пытались саботировать друг друга. И не молчали подолгу. Главное, понять, что можно говорить. Разговоры — ключ к пониманию. — Значит, для тебя это не что-то новое? — Что? Швы накладывать? — В задницу долбиться. — В тюрьмах такое иногда бывает. Тебе ли не знать.       О, Фрэнсис знает. Но не потому что тоже сидел. А потому что был полицейским.       Ник, продолжая зашивать рану на плече товарища, но лишь по выживанию, удивляется, что тот не отпустил никакой шуточки на этот счёт.       За Ником он замечает странное — он часто протирает руки спиртом, конечно, запах не очень приятный, но лучше тухлятины и крови. Просто одна из его раздражающих привычек. Хотя другого от человека, который за весь апокалипсис так и не переоделся из своего дурацкого костюма, ожидать трудно.       И, разумеется, пришлось его подтолкнуть, к тому, чтобы спуститься в канализацию. В прямом смысле.       Фрэнсис думал, это будет весело, но случилось что-то вовсе не весёлое.       После приземления ожидаешь, что он накричит и толкнёт, а потом они пойдут дальше. Но нет. Как только Ник осознал, что они внизу, он будто оцепенел. Неуклюже вылез на сушу, вжался в стену и сел, прижав колени к груди. Что бы с ним ни произошло, не было похоже, что он притворяется.       Хорошо, что никого вокруг не было, у Фрэнсиса было время, чтобы поднять компаньона. Но тот с места не двигался, а глаза были бешеные-бешеные, отчаянные и полные страха.       К ненависти к лестницам, зомби, машинам, поездам, вертолётам, фургонам, понедельникам, птицам, лодкам, адвокатам, сигнализациям, больницам, падениям и ещё хреновой кучи предметов и явлений добавились теперь канализации. До этого он просто с ними дела прежде не имел, поэтому и не ненавидел.       И сейчас он не любил их не потому что там грязно, темно и тесно, а потому что Нику там становилось хуево. Не то, что ему было не плевать на нарядного…       Это не нытье, не каприз, не вредность. Это что-то, с чем должны помогать доктора, которых он ненавидит. Но их сейчас нигде не найти.       В общем, по канализациям они больше старались не ходить.       А после того инцидента он молча протянул Нику бутылочку спирта и смотрел, как тот лихорадочно трёт лицо и руки.       И они об этом не говорили.       Не говорили об этом, так говорили о другом.       Оказывается, ненависть объединяет. Ник тоже много чего ненавидел. Они смеялись над этими вещами.       Им бы сейчас по бутылочке пива и футбол по телеку, чтобы вечер стал действительно неплохим.       Ник во сне снова видит Фрэнсиса, тот тянет его на себя и начинает ласкать. Руки грубые и движения неаккуратные, но и он не принцесса. Губы Фрэнсиса впиваются в его шею, туда, где уже был один засос. Больно и сладко.       И он просыпается. — Что же тебе такого снится, а? — ехидно интересуется Фрэнсис. — Снится, как на меня Ведьма бежит, — врёт Ник, он не уверен, хочет ли он говорить правду.       Нет. Никаких чувств к Фрэнсису у него не было. — Так, значит, для тебя это тоже не в первый раз? — Что именно? В дома вламываться? — Фрэнсис перешагнул порог чужого дома. — Ох, на счёт этого я даже не сомневался. Я про анальный секс. — Было как-то с одной дурой. — То есть, ты не по мужикам? — Нет. Но задница — есть задница. И у тебя она, вроде как, ничего.       Последнее, чего Нику на сегодня хотелось, это таких вот хуевых комплиментов, но он улыбнулся.       С Фрэнсисом ему становилось всё менее и менее невыносимо.       Ник спать хочет, но сны видеть не хочет совсем.       Потому что в последнем Фрэнсис целовал его. Они стукались зубами, коротко смеялись, но продолжали. Жарко и так, будто в последний раз. — Мне, что, рядом лечь, чтобы ты заснул уже? — И как мне это должно помочь? — Ну, мало ли, может, ты из тех, кому трудно засыпать одному? — Не, я не из этих. — Тогда почему не спишь? Что снится? — Снится, что ты засовываешь мне в глотку свой язык.       Ник ни за что не смог бы выговорить слово «поцелуй».       Ник смотрит, как спит Фрэнсис. Беспокойно. Проваливаясь в неглубокие сны. А потом просыпается, резко поднимаясь и тяжело дыша. Наверное, очередной кошмар, подумал Ник, потому что и ему такие снились. Сам Фрэнсис как-то говорил, что это посттравматическое стрессовое расстройство. Поэтому он и говорить ничего не хотел. Фрэнсис сказал все сам. — Твои сны, что заразны? — Что? — Мне снилось, мы целовались. — И я был настолько плох, что ты проснулся? — рассмеялся игрок. — Может быть, даже нет, — нехотя признался байкер. — Эй, ты предпочитаешь презервативы со вкусом клубники или банана? — кричит ему через разграбленные и полупустые ряды полок в аптеке Фрэнсис. — Бери обычные.       Ник тем временем ищет подходящую смазку. Это в тюрьме не повыбирать, а теперь у него достаточно времени. А ещё ему нужна спринцовка. Он не собирается наплевательски относиться к своему первому за долгое время, абсолютно добровольному анальному сексу.       Поэтому они ищут не очередное убежище, а дом. Или отель. Чтобы была настоящая кровать, с подушками и одеялами. А Фрэнсис думает, лучше бы они друг другу просто отсосали. — Так. Я знаю, орать громко ты умеешь. Так что дай знать, если что-то не так. — За это не беспокойся, — хмыкает Ник.       Фрэнсис помнит, что надо быть осторожным и медленным. — С поцелуями или без?       Ник смотрит на своего партнёра по выживанию, и думает, а хочет ли он — во сне, вроде, было не так плохо. Поэтому он говорит, можно попробовать. — Иди ко мне.       Их губы неловко соприкоснулись. Кажется, они вечность не целовались. И поэтому, старался думать, Фрэнсис, это возбуждает. А не потому что у него есть чувства к жулику. И пока они целуются, он почему-то вспоминает о том, как хотел делать Нику больно. Когда он входит в него, он вспоминает, как стрелял под ноги Нику, чтобы тот вздрагивал или почти падал и громко ругался.       Как он тащил его на себе какое-то время и шёл слишком быстро, чтобы раненный товарищ за ним поспевал. — Медленнее, — попросил его Ник, выгибая спину.       И Фрэнсис подчиняется его просьбе. Почему-то больше он не хочет делать ему больно.