Первые синяки на своём дражайшем отото Мадара заметил во время очередной тренировки.
Мирное время не давало повода расслабиться, потому как другие новообразованные деревни держали всех в тонусе, то грозясь новой войной, то слёзно прося о помощи. У Мадары уже дёргался левый глаз, такая шизофрения соседей конкретно начинала бесить. Как раньше было легко! Что-то не нравится? Нна Большой Огненный Шар. С чем-то не согласен? Нна, в гендзюцу посиди, подумай. А теперь нельзя нападать, теперь надо разговаривать. И вот, казалось бы, чего не хватает? Между всеми скрытыми селениями постоянно курсировали шиноби: то взаимовыгодный договор, то взаимопомощь, то обмен опытом. Но нет. То одному Каге кажется, что его притесняют, то у другого паранойя со слежкой… В такой ситуации расслабить своё очечо, понятно, невозможно.
Но с их поколением была и другая проблема — они просто выросли в таких условиях и не знали другой, мирной жизни. Изматывающие тренировки с утра до ночи, постоянное оттачивание своих навыков, перманентная готовность к атаке. Как только ребёнок поднимался на ноги, ему просто вручали оружие и сразу отправляли на войну, не давая никакого выбора, не делая различий по половому признаку. Сейчас же тренировки носили больше расслабляющий характер; сходясь в лёгком бою с Изуной на одной из баз, Мадара сбрасывал напряжение, успокаивался и просто наслаждался присутствием рядом своего младшего братика. И последнее, пожалуй, было особенно важным.
Мало кто удивился, когда Изуна и Тобирама, являющиеся омегой и альфой соответственно, объявили о своих отношениях. Только Мадара был, кажется, единственным, кому это точно не нравилось. Из-за напряжённых отношений с неуравновешенными соседями Мадара сам не заметил, как его мысли и действия утратили былую логичность, в особенности, когда дело касалось личной жизни его дорогого отото, Изуны.
Да чего греха таить, он считал отото и мерзкого альбиноса совершенно неподходящими друг другу! Они выросли вместе на поле боя, скрещивая мечи друг против друга, как же теперь они могут делить постель? Но этих двоих мало заботило чужое мнение, даже если это мнение Учихи Мадары — главы клана омеги Тобирамы. Тот, конечно, отдавая дань традициям, пришёл свататься и просить руки прекрасного принца Учихи, только просил это без уважения. И если бы не присутствие рядом с ним главы Сенджу — ярко улыбающегося Хаширамы, — пиши пропало. Но так как ссориться с давним другом, а по совместительству и прекрасным альфой Мадаре не очень-то хотелось, он сквозь зубы процедил благословение, получил такую же процеженную благодарность, и оба разошлись.
И что же теперь видит Мадара? Разгорячившись, Изуна стянул с себя шитаги, оставаясь лишь в лёгких бриджах, и с его плеча на Мадару воззрился большой лиловый синяк. Учиха сначала подумал, что сам оставил его, или, может, омежка ударился где-то, но… Синяк как-то сам о себе говорил, что получился он не по воле случая. В голове сложился паззл, и огромными глазами Мадара уставился на брата:
— Это ещё что такое? Его Тобирама оставил? Да?
В ответ Изуна взглянул на брата как на последнего дурака. Конечно, все знали, что Мадара и Тора друг друга не переваривают, но чтобы опускаться до таких обвинений… Этого Изуна не ожидал.
— Нии-сан, это я просто…
— Просто ударился? — перебил его, злобно щурясь. Для такого горячего головы не нужно было много, чтобы завестись. Тем более, когда дело касалось прОклятого альбиноса. — Или ещё что-то придумаешь? Хватит прикрывать этого упыря!
Будучи лапочкой, Изуна имел весьма мягкий характер и улыбчивую натуру. Но когда кто-то смел оскорблять его или его близких, из лапочки омега превращался в настоящую фурию. Даже если один из близких оскорблял другого. Взгляд его потемнел, тонкие брови нахмурились.
— Тора — не упырь. Он мой альфа.
Мадара с честью выдержал тяжёлый взгляд отото.
— Да хоть сам император. Это не даёт ему право тебя бить!
Похоже, желание уничтожить Тобираму любыми способами уже полностью завладело старшим омегой. Он желал добра Изуне, конечно же, но считал, что не с этим альфой он будет счастлив, точно не с тем, кто предпочитает холод лабораторий тёплому омеге. И Мадара, будучи главой клана, считал себя в праве заниматься постройкой личной жизни всех своих соклановцев, в особенности — своего маленького братика. Которого самолично благословил на счастливый брак с выбранным самим Изуной альфой и словно бы забыл об этом.
Только вот этот самый братик давно уже не был маленьким. Более того, он жил в одном доме с альфой и не как соседи, а как самые настоящие любовники. Изуна узнал счастье быть с альфой даже раньше, чем его чопорный братишка, Тобирама оказался чудесным мужчиной во всех смыслах, и терпеть такое отношение старшего брата к тому, кого он выбрал своим спутником, юноша не собирался. Тем более теперь …
— Но я действительно едва не упал. Тобирама просто подхватил меня за руку, сжал сильнее нужного, вот и появился синяк. К тому же, чего ты так удивляешься? Ты думаешь, мне привыкать к синякам на своём теле?
Тут стоило признаться, что Мадара несколько поторопился с выводами. Отметина и правда выглядела как оставленная сильной рукой, только вот это могло свидетельствовать как в пользу слов Изуны, так и в пользу слов старшего Учихи — альбинос мог схватить Изуну не для того, чтобы удержать от падения, а в желании просто причинить боль. Или чтобы омега не вырывался…подчинился. От таких мыслей его передёрнуло — кем вообще нужно быть, чтобы причинить боль безоружному омеге?
Для Мадары было очевидно, что для этого нужно быть Тобирамой Сенджу.
— К тому же, — продолжил Изуна, воспользовавшись заминкой брата. Выдохнул. — Я не хотел бы говорить об этом вот так, посреди тренировочного поля, но ты просто не даёшь мне другого выбора. — Взмахнул чёрными ресницами и улыбнулся так мягко, что у Мадары мгновенно засосало где-то под ложечкой от нехорошего предчувствия. Он уже знал, что услышит. — Я ношу от него ребёнка.
Неловкая тишина появилась между ними, стоило только этим словам прозвучать. Мадара глупо моргнул, вдохнул, выдохнул… и заулыбался. Так широко и неверяще, словно ему только что предложили всю страну Огня. И как-то подумалось, что неважно уже ничего, главное, что Изуна счастливо улыбается, гладит себя по животику, а в их клане ожидается пополнение. Именно в клане Учих, Сенджу к этому мало какое отношение имеют. И, может, отото не врёт о происхождении синяка…
И Мадара решил остановиться и прекратить цепляться к Тобираме. Пока не обнаружился новый синяк.
Этот кусочек космоса с сияющей чёрной звездой посередине не заметить было невозможно, потому что он, биджу его задери, сверкал прямо на лице Изуны.
Интересно, что между первым и вторым получился довольно большой промежуток времени, потому как фофан Изуна продемонстрировал миру уже будучи на седьмом месяце беременности. Не то, чтобы он сильно его всем показывал, вернее, он явно старался сделать всё, чтобы только закрыть его, например, перечесал волосы, и теперь левую половину лица закрывала длинная чёлка. Но кого он только пытался этим обмануть? Синяк сверкал так, что его не скрыло бы и хёнге.
— Что, снова тебя пытались удержать от падения?
Изуна ехидство брата не оценил, кисло зарешочился чёлкой и отвернулся.
— Нет. Просто я неуклюжая калоша.
А вот это уже было интересно. Мадара нахмурился и подсел на диван к отото. Взял его за руку, успокаивающе сжимая тонкие пальцы.
— Ты же можешь мне всё рассказать. Всё.
В последнем слове почти физически ощущалось плохо скрываемое желание Мадары подтвердить собственные опасения насчёт Тобирамы — неужто и тот первый синяк был оставлен не ради желания уберечь Учиху от боли, а совсем наоборот? А факел на лице — второй ли он по счёту? А вдруг были и другие? Наверняка были.
И они были.
А что мог сказать Изуна? Ему самому было неловко. Он стал замечать за собой некоторую неловкость, которой раньше никогда не было, чуть позже их съезда с Тобирамой и проведённой вместе течки. Для шиноби его уровня такие оплошности непозволительны, и если бы не мирное время, уже положили бы его в ящик. Впрочем, если бы не мир, он бы вообще не стал таким увальнем. Сначала омега списывал всё на некоторую развившуюся из-за мира и отсутствия необходимости держать себя в форме лень, но потом понял, что вся суть в сбитой работе вестибулярного аппарата из-за одной небольшой детальки — беременности. И она сделала из юркого ловкого шиноби неуклюжего омежку. Запнуться об плоский порог? Как нефиг делать. Врезаться в косяк, в который невозможно врезаться? Как два пальца. Едва не свалиться с лестницы, держась при этом за поручни? Легче лёгкого. Остаётся только посочувствовать омеге, превратившемуся в ходячее несчастье в столь деликатном положении, когда беречь себя –необходимость.
Множество синяков, что украшали его тело, как пятна далматинцев, старательно прятались под одеждой. Сложности были, конечно же, ведь весна, затем лето и очень тёплая осень. Когда становилось особенно жарко, приходилось накладывать иллюзию на то или иное место с синяком. Благо после того случая Мадара больше к нему не приглядывался, видимо, всё же поверил в слова своего маленького братика о невиновности проклятого альбиноса, а потом и вовсе на несколько месяцев ушёл на миссию по обсуждению мирного договора с самыми истеричными соседями — с песочниками. А Тобирама в тот раз ведь и правда удержал омегу от падения, просто, испугавшись, вцепился в его плечо сильнее необходимого. Конечно же, он много извинялся за это, вымолив прощение своим ртом не только словами. И в появлении следующих синяков вины его абсолютно точно не было, потому как неуклюжий Изуна сам «украшал» своё тело.
И вот вроде внешне они выглядят обычной парой, ожидающей малыша, совершенно казуальные, не считая принадлежности обоих к главным кланам и приближённости к Хокаге. К тому же оба много работают на благо Конохи. Изуна занимается работой в Академии, разрабатывая учебные планы и планы каждого урока, разбирает клановые бумаги. Тобирама большую часть времени проводит в своих лабораториях, иногда зависает в резиденции, отвешивая подзатыльники желающему свалить на очередную попойку вместо разбора бумаг ани-чану, но каждую свободную минуту старается уделить своему обожаемому омеге. Былая вражда уж позабыта ради будущего, и теперь они ждали своего первенца. И Изуна старался сделать так, чтобы с ним всё было в порядке, но чем выше срок, тем больше живот, тем более неуклюжим становится омега. Скрывать новые синяки всё сложнее, но вот крайний и явно не последний синяк появляется там, где скрыть сложнее всего. Даже иллюзией. А уж рядом с главой клана иллюзионистов это становится просто невозможным, не удивительно, что Мадара всё заметил. И теперь выжидающе смотрел на отото, ожидая его рассказа.
С самого начала перед младшим Учихой и его неуклюжестями стояла одна большая проблема — репутация Тобирамы. Среди шиноби Конохи и других стран он слыл человеком с довольно сложным характером, грубияном, не терпящим возражений. Всё должно быть выполнено только так, как говорит он, никакой самодеятельности и уж тем более, упаси ками, сомнений в правильности его подходов. Он строил всех своих подчинённых, строил Хашираму, пытался построить и Мадару, всё же боевое прошлое оставило на нём свой отпечаток и свои шрамы. И такой характер позволял людям, однажды повстречавшимся с альбиносом, представить, как он ведёт себя дома наедине со своим омегой. Изуна достаточно слышал вздохов и шепотков в спину, и каждый раз только гордо вскидывал голову. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять — стоит увидеть на брюхатом омеге синяк, как все сразу же подумают точно так же, как и Мадара — причина «украшений» в его хмуром злобном альфе. А этого хотелось меньше всего.
— Я хотел помыться, залез в офуро, а когда выходил, то поскользнулся. И упал лицом на деревянное ведро… — вздохнул, стыдливо краснея. Шиноби, биджу его задери, даже помыться теперь не может без приключений. — Я специально так извернулся, лучше уж пусть лицо пострадает, чем живот.
Мадара выслушал его с очень сложным выражением на лице, которое невозможно было как-то интерпретировать, и по окончанию рассказа только пару раз почесал щёку.
— Упал на ведро, говоришь?
— Именно так, — согласно кивнул омежка, понимая, что мнительный Мадара не поверил ни единому его слову. И это, если честно, обижало принца Учих. Почему родной брат не может поверить ему? Почему даже по прошествии времени, которое Изуна живёт вместе с возлюбленным, многие всё ещё видят в нём недостойного его человека? Обиднее всего чувствовать это от собственного родного и любимого аники. Почему, в конце концов, нельзя смириться с его собственным выбором! — Ладно, я понял. Не буду отвлекать.
— Подожди! — тут же засуетился старший омега, хватая братика за запястье. Ему не хотелось, чтобы тот так быстро уходил, всё же в резиденции и без того скучно, хочется какого-никакого, а общения помимо бесконечных бумажек, что они здесь втроём разбирают. А приход Изуны, любимого отото, как лучик солнца в пасмурную погоду, такой необходимый и такой тёплый. — Прости, я не имею ничего против Тобирамы, но тебе стоит быть аккуратнее, чтобы такого больше не повторялось, — погладил омежку по большому животу, сначала желая прикоснуться к щеке, но испугавшись прикоснуться к тому синячищу, что столь ярко блестел на красивом личике. — Может, к Хашираме заглянем? Пусть поможет тебе убрать этот кошмар.
— Ну, я к нему за этим и шёл, если честно, — проговорил несмело Изуна, сев обратно на диван рядом с братом. Он любил его и уважал, но иногда твердолобость аники была слишком уж назойливой.
У Мадары не было причин не верить Изуне, хотя и посетовал, что тот он него слишком много скрыл. А Изуна-то чего? А он ничего. И ничего он не скрывал, просто не договаривал, не желая на каждый синяк слышать обвинения в сторону альбиноса, а затем долго и упорно убеждать брата в его невиновности. Как будто бедовому обо всё бьющемуся брюхатому омеге это надо. К счастью, на этот раз старший Учиха не стал и дальше развивать свои никому ненужные параноидальные мысли и отвёл отото к Хашираме. Тот, конечно, тоже пожурил столь неуклюжего юношу, но он, в отличие от своего давнего друга, даже вскользь не подумал о том, что причиной синяков может быть его родной брат. Кто бы что не говорил, а наедине со своими родными Тобирама являл собой образец нежности и заботливости, просто посторонним знать об этом совершенно не обязательно. Первый Хокаге в который раз попросил маленького омежку с большим животом лишний раз не подниматься с постели и больше отдыхать и отпустил с благословением ками. А Изуна в который раз пообещал исполнять все предписания, уже зная, что в ближайший же вечер всё нарушит.
Тобирама находился в краткосрочной миссии где-то на востоке в нескольких часах быстрой ходьбы от Конохи, должен вернуться к следующему утру, но это ведь не значит, что его не нужно встречать с вкусной горячей едой и готовым офуро. Изуна очень любит своего альфу, а потому с удовольствием заботится о нём. К тому же на этот раз он точно обещает себе быть аккуратным. И всё проходит, как он и запланировал, даже слегка удивился, что набил только маленький синячок на голове, задев открытую дверцу шкафчика. К утренней встрече с возлюбленным всё готово, и омега спокойно ложится спать, уже предвкушая сильные тёплые объятия. Только вот в его отлаженную счастливую жизнь кто-то решил бесцеремонно влезть.
***
— Видели синяки на теле принца?
Мужчина, сверкнув алыми шаринганами и потухшей чашечкой кисэру, отложил её в табако-бон и взглянул на двоих своих собеседников. Вокруг них крутился дым, все трое наслаждались заморским курительным табаком, который привёз один из них с последней миссии. Что может быть лучше отдыха после долгой миссии на татами в доме старого друга? Конечно же обсуждение произошедшего за долгое отсутствие в деревне и перемывка косточек омегам.
— Заметно, что он их прячет, да только биджу там! Всё видно!
— Это всё белый Сенджу, говорил ведь я Мадаре-сама, нельзя Учиха и Сенджу мир заключать! Тем более на брачном договоре!
— Ну не скажи. Изуна-сама выглядит вполне себе счастливым. Носит ведь от него.
— Я тоже считаю, что всё у них в порядке, в конце-то концов Изуна-сама никогда бы не дал себя в обиду.
— Омеги слабые существа, а тут ещё и с таким пузом! Как вы себе представляете его в драке против такого мужика, как Сенджу? — звонко сплюнул на землю, удобно устроившись одной половиной на татами в комнате, а другой — на энгаве. — Спасать его надо, вам говорю! Убьёт ведь омежку вместе с приплодом!
— Какой бы альфа на это способен: убить своего ребёнка? — с сомнением проговорил второй, на что ему тут же с жаром ответили:
— Как какой? Сенджу и способны! Страшный клан! И чего Мадара-сама только якшается с ними…
— Чего воду мутить сейчас? Уже и деревня построена, и другие кланы присоединены. Но вы правы, надо спасать принца.
— Самое время! Сенджу на вылазке, будет только к утру. Сейчас вытащим Изуну-сама из дома и спрячем! Главное — спасти его и ребёнка, а там хоть трава не расти. Уверен, Мадара-сама и Изуна-сама только спасибо скажут, что помогли!
Согласно кивнув, трое идиотов из клана Учиха стали собираться на свою важную секретную, но никому не нужную миссию. Сложно остановить Учиху, если он что-то для себя решил. А этих троих остановить тёмной ночью было совершенно некому.
***
Небольшой домик, где жила младшая чета Сенджу, был полностью погружён в темноту, только в саду в каменных фонарях тлели свечи. Три тени забрались в комнату с раскрытыми сёдзи, где почти у самого выхода в сад на футоне спал омега. Чёрные волосы разметались по белоснежной подушке, под лёгким покрывалом виднелся высокий живот. Трое замерли над постелью омежки, не зная, с какой стороны к нему подступиться. Так просто на руки его не возьмёшь, а будить совершенно точно нельзя. Только вот Изуна сам проснулся от копошения рядом, завозился, раскрывая сонно глаза.
— Тобирама… — выдохнул, уже радуясь приходу своего возлюбленного, только вот вместо одного альбиноса он увидел над собой троих малознакомых людей. Чёрные глаза сразу же распахнулись, растеряв остатки сна, и только он хотел закричать, как один из мужчин наклонился, сверкнул алый шаринган с двумя томое, и омега свалился в гендзюцу.
— Ты что натворил?! — тут же зашипел один из троицы, и раздался глухой хлопок удара. — Это же Изуна-сама!
— Оно само, клянусь! Я не ожидал, что он проснётся!
— Давайте быстрее уже, скоро светает!
Спящего в гендзюцу Изуну подхватили двое — один за ноги под коленями, другой — за подмышки, и потащили к выходу. Лёгкое спальное кимоно задралось, открывая округлые бёдра и длинные ноги, на которые незадачливые похитители старательно старались не смотреть. Тащили тяжело, но максимально аккуратно — набить шишек и без того избитому омеге только не хватало. А потому набивали шишки сами. Об столик в гостиной, об косяк, об полки на стене… А когда вышли на улицу, дорогу им преградила высокая большая фигура. В темноте им показалось, что это какой-то ёкай, призывное животное или ещё что-то, но это оказался Тобирама, злющий на уровне биджу. Ну, а кто бы обрадовался, устало возвращаясь очень ранним утром домой к любимому омеге в положении, увидев этого омегу на руках трёх недоумков, пытающихся его украсть?
— Это ещё что такое? — прорычал, мгновенно выходя из себя. Лазурная аура, объявшая его тело, подсказывала троице исчезнуть самостоятельно и немедленно. Иначе исчезнут они уже насильно и из этого мира. Бравые наедине друг с другом, перед лицом настоящей опасности шиноби испугались, комично извинились, положили Изуну на деревянные половицы и тут же ушли в шуншине, очень надеясь, что за ними никто не бросится вдогонку.
Для Тобирамы сейчас важнее был его возлюбленный омега, которого едва не увели таким нелепым способом, а потому наказание он оставил на потом, сейчас же поднял с лёгкостью Изуну на руки и отнёс обратно в спальню. Быстро поняв, что юношу ввели в гендзюцу, альфа снял его тихим «кай» со сложенной печатью, и вот спустя мгновение на него уже смотрят самые прекрасные глаза. На мгновение в них сверкает шаринган, но вот уже омежка прижимается крепко к своему альбиносу.
— Ах, Тора! Наконец-то ты вернулся! А где те трое?
— Кто? — мягко улыбается альфа, присев на край футона. Только его омега может видеть эту нежную улыбку, только на него он смотрит с такой любовью. И пусть для остальных он неотёсанный грубиян и сухарь, для своего омеги он нежнейший цветочек.
Изуна удивлённо оглядывается, хлопает длинными ресничками. Он же точно видел тех троих…
— Но… они были здесь… Не знаю, зачем. Но были.
— Я никого не видел, тебе приснилось, — прошептал альбинос и, наклонившись, нежно поцеловал пухлые манящие губки. Ни к чему ему лишние переживания, пускай лучше считает, что ему это приснилось. — Отдыхай. Я умоюсь и присоединюсь к тебе, устал ужасно.
Всё ещё чувствуя некоторую недосказанность, омега вздыхает и решает не спорить с любимым, а отдаться обратно в лапы Морфея. Теперь рядом с ним его альфа, теперь-то можно расслабиться. А Тобирама уже думает о том, что эти трое из Учиха — он успел заметить особенную внешность да и клановый мон на спинах незадачливых похитителей — явно подосланы Мадарой. Ками, и почему он до сих пор не может от них отвязаться?
Сидя рядом со своим спящим омегой, чей большой живот мерно поднимался и опускался, Тобирама раздумывал. Он думал об их жизни, об их чувствах, что вспыхнули так ярко, об их совместной жизни, и понимал, что пройдёт не один десяток лет, прежде чем Мадара смирится с выбором своего отото. Прежде чем остальные люди привыкнут к их паре. Множество ещё сложностей у них впереди, но Тобирама не готов сдаваться. Ради этого чудесного омеги, ради их ребёнка он выдержит всё. И даже попробует рано или поздно помириться с Мадарой. Когда-нибудь. А пока он мягко улыбается, залечивая новые появившиеся синяки и в особенности ушиб, что нашёлся на макушке. Ещё восемь недель до родов, ещё десятки синяков на нежной коже впереди, ещё тысячи неприязненных взглядов им вслед. Они справятся.
