Лепестки в бокале

      После поездки в летний лагерь Всемогущий начал чаще замечать странное поведение своего преемника. А после битвы с Все-За-Одного Мидория и вовсе будто намеренно отстранился от него. Это заставляло сердце Тошинори болеть ещё сильнее. С тех пор как мир узнал его настоящее обличье, а он сам утратил способность сохранять свою мускулистую форму, прошло уже некоторое время, но он всё равно чувствовал себя паршиво. Если бы юный Деку был с ним, хотя бы поддерживал, а не устраивал этих странных игр в «отведи взгляд как только увидишь что в твою сторону смотрят», то Тошинори гораздо лучше бы с этим справился. А ещё и это его влечение к Мидории. Эта влюбленность по отношению к мальчику казалось ему нездоровой, даже лишь в романтическом плане. От одной мысли на что это похоже, Всемогущий хотел провалиться под землю, настолько постыдным ему казалась любовь к своему ученику, но от этого запретный плод становился лишь слаще.       После одной из тренировок, на которых ученики пытались разработать свой особый приём, Всемогущий как обычно подошёл к Мидории. Было видно, с каким неподдельным восхищением подросток смотрит на него, но в то же время на лице Деку проступала... стеснительность? Нет, это странно, с чего бы его преемник стеснялся Тошинори. И тем не менее... Дав пару советов Всемогущий хотел пойти обратно в корпус Академии, как вдруг услышал быстрые шаги позади себя. — Всемогущий! Подождите...       Он обернулся. Деку бежал за ним, явно намереваясь что-то сообщить, однако парня прервал приступ кашля. Тошинори сразу бросился ему на помощь. Он опустился рядом с ним на землю, приобнимая за плечи. — Мидория, мальчик мой, с тобой всё в порядке? — Да...       Когда Изуку отнял руку ото рта, на ладони была кровь. А в этой небольшой лужице, собравшейся во впадинке ладони лежало несколько окровавленных лепестков неизвестных цветков. И один красивый, нежно-розовый, переходящий к верхушке в белый бутон. Тошинори испуганно отпрянул. Он знал что это ханахаки. Неизвестная болезнь, непонятно как выбиравшая безответно влюблённых, уже несколько лет морочила головы учёным. Никто не мог найти от неё лечения, кроме как ответ взаимностью на тайную любовь одного человека.       Всемогущий сильно смутился. Деку поспешно отряхнул руки от ошмётков цветов. Несколько капель горячей крови упали на ровную асфальтовую дорожку перед тренировочным залом. Мидория сразу же начал извиняться: — Простите, просто кашель, такое бывает иногда у меня... — Деку. — А? — Изуку еле как нашёл в себе силы поднять голову. Вот чёрт. Надо же было проклятым цветам начать душить его именно в тот момент, когда он стоял перед причиной своей болезни. — Мне известны симптомы. Я знаю это заболевание в подробностях.       Мидория не сдержал нервного вдоха. Теперь он крупно влип, что же ему делать... — Но из чувства уважения я не стану тебя расспрашивать. Лишь скажу, что не стоит таить свои чувства. Лучше признайся той, кого любишь, а иначе мир потеряет прекрасного героя слишком скоро. Я не могу допустить этого, так что будь решительным. Я надеюсь на тебя.       Всемогущий напоследок похлопав его по плечу максимально быстро отвернулся и пошёл прочь, так и не узнав что хотел сказать ему Изуку. Он был будто бы раздавлен. Выходит, Деку уже влюблён... У него точно нет шансов. Но теперь ему было сильнее жаль своего ученика, и от этого становилось морально хуже. — Не той... тому, — шепнул вслед уходящему Тошинори Деку. Он не хотел чтобы Всемогущий слышал эту фразу. Всё, чего хотел Мидория — приблизиться к своему учителю, кумиру и символу мира. Совершенно точно, Тошинори был целым миром для Деку. ***       Всемогущий сам не заметил как они с Мидорией уже сидели на его кухне, и за чашкой чая обсуждали события прошедших дней. Новая техника боя видимо очень вдохновляла Изуку, им было что обговорить, поэтому и повод для совместного времяпровождения нашёлся без труда. — Я думаю мы можем выпить и что-то немного крепче чая, что скажешь? — спросил Яги, доставая из своего шкафа бутылку какого-то дорогого красного вина. — Но Всемогущий, разве... Вы что, решили меня споить? — всё же нашёлся как ответить Деку, переведя свои сомнения в колкость. — Брось, — ответил ему Тошинори рассмеявшись своим глухим смехом. Это было не то, что слышали люди, когда были спасены Всемогущим. Это не было смехом Символа Мира, это было что-то более домашнее и лёгкое. Такой смех предназначался только для Деку. Да и самому подростку хотелось слушать это вечно. — Пара бокалов лишь укрепят твои сосуды.        Изуку завороженно наблюдал как алкоголь лился в округлые формы стекла. Вино всегда напоминало ему кровь. Именно её он часто видел в последнее время. И боль в груди распространялась, подбираясь ближе к горлу, готовая задушить Деку в любой момент. Именно предмет его обожания сейчас стоял перед парнем, но он не мог ничего сделать, чтобы остановить свою болезнь.       На самом деле, оба помнили тот случай, когда приступ ханахаки нашёл на Деку после занятий. Они пытались загладить ту неловкость, которая парила в воздухе и сейчас, подпитываемая первым глотком из бокала, который сделал Изуку.       Всемогущий мог сказать, что почти что получает какое-то эстетическое удовольствие от вида невинного Деку, вкушающего напиток древности и виноградной зрелости. То, как ставшие такими крепкими пальцы придерживают за ножку бокал, как видны вены на покрытых шрамами кистях, и этот взгляд юного Мидории, кажущийся таким возмужавшим, когда он делает глотки вина. Это всё очаровывало Тошинори.       Заметив этот взгляд, ставший единственным что осталось в неловком молчании, внезапно повисшем посреди разговора, Деку на мгновение смутился, но потом что-то перекрыло ему доступ к воздуху. Дыхательные пути внезапно будто забило. Он неловко упал на пол с высокого барного стула, и держась рукой за грудь, зашёлся в приступе кашля, пытаясь сделать вдох. — Изуку! — Всемогущий опустился рядом с ним на колени, совершенно не зная что делать. Это наводило на него панику. Если Деку так погибнет перед ним... Он не сможет простить себе этого. И своей глупой любви к подростку тоже. Что же делать... — Всё в порядке.       Мидория всё ещё стоял на четвереньках, держась за грудь, ближе к яремной впадине между его ключиц. На полу были небольшие лужицы крови, а в них лежали три цветка, лепестки которых были испачканы красным. Небольшие семена и пара крошечных листочков. Снова эти едва распустившиеся бутоны.       Всемогущий задумчиво поднял один цветок. — Изуку...       Парень покорно поднял голову. — Это не может продолжаться так. Если ты не хочешь смерти, ты должен действовать! Я уверен, ты понимаешь это! Тогда почему же?...       Мидория вытер окровавленные губы тыльной стороной ладони. Его щеки горели от недавно выпитого алкоголя, а глаза блестели, бегая из стороны в сторону. — Кто этот человек? — очень тихо, словно шелест прозрачной ткани, развевающейся на ветру, раздался голос Тошинори.       Деку знал что ему осталось немного. Он зажмурился. Будь что будет, он уже давно принял что его смерть может настать слишком скоро. От эмоций ему сносило крышу, его сердце билось чаще когда Всемогущий был рядом. Он словно погрузился в какой-то несвойственный обычному Деку бред, и эти кандалы в виде любви к наставнику не отпускали его, царапая душу и сердце. — Это ты...        Тошинори вздрогнул от неожиданности. Вот этого он не ожидал совсем. После первого потрясения ему захотелось закричать от счастья, поцеловать его, обнять и никогда не отпускать, озвучив свои желания. Но Яги быстро успел откопать в себе эту злость. Если бы они оба не молчали так долго, то болезнь Деку не успела бы развиться настолько...       Всемогущий, на несколько секунд смог удержать свою мускулистую форму Символа Мира, чтобы бережно взять на руки Деку. Его мальчика, Мидорию, который пытался что-то сказать, но слёзы текли по его щекам, и он был слишком смущён. Вновь ослабев, Всемогущий опустил его на кровать. Изуку был слишком зажат и стеснителен, когда Тошинори навис над ним, своими тёмными глазами внимательно считывая эмоции с лица парня. Пальцами Всемогущий осторожно стёр кровь с губ того, кого любил. Как же он мог допустить такое... Глупый Деку. Глупый, ведущий себя ещё более по-детски, и желавший подростка Тошинори. Говорят, запретный плод манит.       И он манил.       Притягивал.        Изуку явно попытался что-то понять. Блики в его глазах дрожали, а солнце красиво отсвечивало на влажных от слез щеках, и сверкало в каплях, оставшихся на его ресницах. Деку скрестил руки на шее Тошинори, слегка притягивая его к себе. Яги поцеловал его первым.       Изуку судорожно вздохнул, но ответил на поцелуй через смущение, неловкость, открываясь и показывая себя Всемогущему.       Когда парень сам начал целовать Тошинори более влажно, глубоко, исследуя на этот раз Всемогущего более тщательно, то тот отстранился. — Не кажется ли что мы зашли слишком далеко... — попытался перевести дыхание Яги. — Нет... пожалуйста, Всемогущий, я-я хочу Вас... извините... — Тш-ш-ш, не стоит, — Тошинори приложил палец к губам Мидории, а затем нежно погладил того по щеке. Он старался касаться его так осторожно, будто подросток был сделан из дорого фарфора, и мог рассыпаться на осколки прямо в его руках. — Так ты правда хочешь этого? — Да, — Мидория выдохнул это слово, уже изгибаясь в объятиях Всемогущего. — Ты доверишься мне?...       Деку кивнул, пряча взгляд за локтём, когда Всемогущий стаскивал с него футболку. Мидория сам начал почти что лихорадочно трястись от нараставшего возбуждения, расстегивая привычный желтый пиджак Тошинори, и срывая с того рубашку. Миллиарды горячих, почти что обжигающих, спустившихся с лёгких прикосновений губ поцелуев посыпались на тело Изуку.       Навалившись на парня всем телом, и мокро целуя его, Всемогущий ощутил его тонкую руку на своём паху. Пути назад не стало.       В спешке, стремясь скорее насладиться друг другом, они сминали простыни, когда закатное солнце, проскальзывающее в окна лизало их сливающиеся тела. В какой-то момент Деку смог оказаться сверху Всемогущего, осторожно спускаясь вниз, прямо к сильно выпирающему через ткань возбуждению. Он высунул нежно-розовый кончик языка, проводя им по поверхности боксеров. Осторожно, по пути снимая лишние элементы одежды, такие как нижнее бельё, парень плавно, от поцелуев перешёл к минету. Наигранно невинно глядя на Всемогущего снизу вверх, Деку осторожно, но уверенно взял в рот полностью. Яги прогнулся, и зашипел, вцепившись пальцами в кудрявую шевелюру парня. Было слишком, будто незаконно хорошо. После нескольких умелых движений головой Тошинори кончил прямо на лицо невовремя отстранившегося подростка, срываясь на громкий, протяжный стон.       Изуку облизнулся, всё ещё влюблённо разглядывая тонкие черты лица Яги. — О господи, Деку, прости, я сейчас... — заторопился Всемогущий, пытаясь простыней вытереть то, до чего его довёл его возлюбленный. Потом постирает. — Нет. Мне нравится.       Тошинори внезапно, слишком поздно понял что парень ещё не удовлетворён. У них впереди могла быть целая ночь, и он почувствовал как его член вновь твердеет, когда уже оставлял алеющие засосы на ягодицах такого податливого Мидории. Всё же, у Одного За Всех были преимущества, которые не терялись, и их отголоски продолжали эту ночь. Ночь, когда луна освещала двух искренне любящих друг-друга людей, когда темнота окутывала взмокшие от пота тела, и своим бархатным шёпотом заглушала влажные, развращённые шлепки кожи о кожу.       Кстати говоря, под утро Мидория не чувствовал дискомфорта в груди и лёгких. И никогда больше не ощущал этого, потому что теперь оба знали об искренности и неизменности чувств друг к другу. Цветы теперь распускались лишь символично, в их сердцах.