Изнанка

      Белые нити скользят морозными плетьми по мягкой щеке, царапая мертвыми чешуйками тонкой пряди холодную ночь в отражении оконного стекла, и только рыжие отблески изломленного сквозняком пламени на восковом бруске среди мутных капель, бросают цветной силуэт на утратившие яркость, совершенно седые волосы у её виска, — Клаудия легонько склоняет голову на бок, позволяя пугающему клейму спрятаться в гуще привычной темной копны, и шепотом выдыхает несколько слов, подхватывая взглядом вспыхнувшие магией глаза напротив, — её отец скрывается за дымчатой паутиной, серыми лентами укутывающей рваное пространство пыльной комнаты вокруг, и если бы не чужой жар в сантиметре от её пальцев на изрезанной царапинами и следами копоти столешницы от его руки, Клаудия давно бы потерялась среди плавных образов – дышащая тенью ночь оживает всплеском пурпурного пламени, и Клаудия вновь чувствует себя восьмилетним ребенком, наблюдающим за манящими обжигающей насыщенностью всполохами в отцовских ладонях, когда мутные нити оскальзывают вокруг её запястьев, послушно повторяя движение мужских пальцев, выстраиваясь в дымчатые фигурки причудливых животных со слишком настоящими глазами, а ещё Клаудия помнит непривычную боль и тонкую алую дорожку от острых когтей, когда сама она потянулась к слишком поддаливому огню тёмной магии – Клаудия накрывает горячую мужскую руку вздрогнувшей от старых воспоминаний ладонью, на тыльной стороне которой скользит, почти касаясь первой фаланги указательного пальца, рваной линией белесый шрам, — отец смотрит удивлённо, стряхивая с уголков век растаявший тёмный туман, и полупрозрачные нити, перекрывающие правый глаз до молочной пелены, пугают ещё сильнее.       Паучьим шелестом разносится по углам серой комнаты тихий шёпот существ, чьи глаза сокрыты темным пологом среди изрубленных до тонких лент отрывков фраз, наполненных запредельной для человека силой, запретной и обманчивой – на каждое действие свое противодействие, и после осыпавшихся в глиняную посуду, перетёртых крыльев лунного мотылька, чей кокон спрятан в глубоких пещерах с землистым потолком – наступает темнота, с чужим дыханием на затылке, когда в распахнутых глазах отражается только всполох полной слепоты, чернилами покрывающей цветную радужку, и только распахнутые в беззвучном крике пасти мелькают ещё более темными мазками под веками – так происходит их колдовство; золотой обруч стылым росчерком охватывает блестящие от проступающей в них седины волосы, изламывая усмешку до гримасы от тёрпкого холода металла на висках, что не согревается даже горячими пальцами его дочери – она приходит поздно вечером, застывает неожиданно испуганным изваянием на бетонном пороге его покоев, подперев спиной с громким стуком закрывшуюся дверь, и Вирен почти видит как острая заноза прокалывает ей ткань лёгкого платья, до натянутой кожи и зудящей боли, и ему слишком красочно хочется отыскать недоглядевшего мастера по дереву для неприятной беседы, — демон на ухо шепчет прерывисто что-то слишком тихое о яблоках и змеях, и сворачивается обжигающей лентой возле уха, заставляя нахмуриться, а Клаудия замечает, что в комнате её отца тёмных теней на стенах гораздо больше, и совершенно обесцвеченная прядь отливает навязчивой белизной у виска, когда она склоняется над покрытой восковыми ожогами столешницей, закрывая собой бушующий огненный росчерк на короткой нити закопченного до пачкающей черноты фитиля, и говорит что-то негромко, пока широкий обруч отцовской ладони не смыкается вокруг её запястья, и израненные черной магией девичьи пальцы не находят ледяной металл на мужских висках – тогда она пугается впервые, чувствуя тёмный силуэт за своей спиной, и Клаудия готова поклясться, что мертвая тень эта падает от пугающего насекомого, и привкус сладких яблок на языке под тихий шёпот заставляет её вздрогнуть.       Подобное к подобному – закон прост, бездна призывает бездну, и никак иначе – помниш-ш-шь древние порядки, о, король?..       Алый бархат чужого воротника отпечатывается жгучим росчерком на иссушенной каминным жаром роговице её глаз, пока звериным шероховатым языком по спине скользит неожиданная паника, раскаленной каплей пота повторяя мутные очертания под тонкой тканью на месте отцовской ладони – змеевыми кольцами по его плечам струится древний демон, росчерком раздвоенного языка выпуская наружу яд первого же падения, закрывая пыльные бока стеклянных склянок на покрытых мохнатой плесенью полках чем-то тёмным и жарким, — и горькой каплей проступившего на рельефных изгибах зажжённой свечи воска, среди старых ночных кошмаров и чьих-то глаз из-под половиц – её губ касается тёмный жар чужого рта и тогда Клаудия пугается во второй раз, встречая в ночном пологе своей комнаты отцовский взгляд.       Запретный плод с-с-сладок, верно, темный маг – и если маленькой Еве было достаточно совсем немного, то отчего твоей дочери должно требоваться больше?..