Не кричи в пустоту. Глава 1. Ты не настоящий.

      Тишина в квартире, насквозь пропитанной запахом пыли и лекарств, обрывалась всегда неожиданно. Никакое чутье и опыт не подскажет, когда она оборвется снова. Вот и сейчас материнский крик застал меня врасплох. Чтобы совладать с собой нужны какие-то секунды — не больше, но они всегда тянутся мучительно долго. Ком чувств, из которых можно особенно выделить страх и усталость, пожирали меня в эти мгновенья. Надо идти ее успокоить. Проигнорирую будет только хуже.       «Когда же я стала такой расчетливой и циничной?»       Крик повторился. Звук ее голоса, застревая в тонких межкомнатных стенах, оседая на книжных полках, искажался, терял высоту и от того казался немного приятнее, чем есть на самом деле.       — Леееена! Ах ты паршивая тварь! Ты ведь знаешь … ты же знаешь, что мне плохо. Почему ты меня ненавидишь? Если бы ты любила меня, я бы никогда не заболела, никогда… ты виновата…ты…       Голос матери постепенно терял силу и последние слова она договаривала хриплым шепотом.Это была ее обычная манера разговаривать — она всегда пыталась кричать очень громко и, недооценивая своих сил, всегда же срывалась в еле слышимую почти неразборчивую хрипоту.       Собрав всю свою силу в кулак, который обнимал дверную ручку я открыла дверь в ее комнату. Холодно. Оба окна настежь распахнуты, хлопья снега уже не тают на подоконнике. Ледяной воздух, заполнивший комнату, мигом рассеял апатию. Ко мне вернулась сила принимать решения, и я принялась ликвидировать устроенный мамой беспорядок.       — Мама, ну что случилось? Зачем ты открыла окна? Небось уже заболела. Надо будет попарить ноги на всякий случай, и чай тебе с малиной сделаю. Ты ложись, укутайся и лижи. Ах одеяло, наверное, ледяное. Я сейчас приду.       Бледное лицо матери не выражало никаких эмоций. Она стояла у кровати в одной ночной рубашке, ее задумчивый взгляд упрямо пытался разглядеть что-то на белой, покрытой известкой стене.       Я закрыла окна, сходила в свою комнату за теплым одеялом перед этим поставив греться чайник.       — Мам, ложись, я тебя укрою. Ну же, давай, тебе нужно согреться.       Мои просьбы мать не слышала. Такое бывает. В такие моменты кажется, что ее сознания вообще нет в ее теле. Если по глупости попытаться ее оживить, то будет только хуже. Скорее всего ее одолеет паника, и мать полностью потеряет над собой контроль.       «В таком случае, справиться с ней, своими силами я не сумею — останется только звонить отцу на работу»       Чтобы ситуация не вышла из-под контроля приходится набираться терпения и ждать, когда в ее глазах загорится пускай мутный, но все-таки живой огонек.       Я всегда пользовалась этой тактикой, но сейчас она мне не поможет. Только теперь я заметила то, что нужно было заметить с самого начала — в правой руке мать держала нож. Нет, это был не обычный кухонный нож, а отцовский кортик, оставшийся у него со времен службы во флоте. Теперь же я заметила и лежащий на полу возле кровати папин мундир.       К болезни матери я привыкла. Годы ухода за ней приучили меня с холодной головой реагировать на ее приступы. Я уже давно по-настоящему не боялась ее истерик. Но тут стало понастоящему страшно.       Мысленно я ругала отца за рассеянность. Мы уже много лет назад договорились о мерах предосторожности. Все острые предметы должны храниться под замком.       Теперь же мне ничего не оставалось, кроме как решительно действовать. Правда мои «решительные действия» заключались в медленном и очень осторожном подкрадывании к матери. Надо просто отнять у нее нож. Любой ценой выхватить его у нее из рук. Ее спокойствием придется пожертвовать, тут уж ничего не поделаешь.       Вот я уже прямо у нее за левым плечом. Почти не дышу. Моя рука в считанных сантиметрах от маминой. Дальше осторожничать и медлить нельзя.       — Ну была не была. — мысленно приободрила себя. — На счет три. Раз, два, …       Я ничего не успела сделать. Неожиданно громкий звук разорвал ледяную тишину спальни.       Закипел чайник. Неожиданно. Моя решимость испарилась. Сердце пропустило удар. Свист чайника будто вытеснил все до единой мысли из моей головы. В таком состоянии, не имея возможности пошевелить и пальцем, я просто стояла и смотрела в затылок своей матери.       Иронично, но то что меня поставило в ступор мать из этого из него вывело.Материнские плечи вздрогнули синхронно с свистом чайника и теперь мелко — мелко тряслись. От плеч тряска постепенно рассыпалась по рукам, а затем захлестнула все ее тело.       Мне же все никак не возвращалось растерянное самообладание. Если бы в этот момент она бы захотела меня убить, ей бы это с легкостью удалось. Но у в ее непостижимом, сломанном сознании родилась другая, не менее жуткая мысль. Обхватив кортик двумя руками она с размаху воткнула его себе в живот. И еще раз. И еще, и еще. По белой стене плавными дугами рассыпались капли крови. Из ее рта послышался звук, отдаленно похожий на смех.              -… Лена, Леночка, ну что с тобой? Успокаивайся, куда ночь туда и сон…       Я открыла глаза. На моей кровати, рядом со мной сидела Мику и гладила меня по голове.       — О, Леночка, ты проснулась. Прости, я не хотела тебя будить, просто ты так горько плакала и маму звала… Мне так тебя жалко стало, что я сама чуть не разревелась…       Спросонья я плохо понимала, о чем говорит Мику, но ее беспокойный и в то же время заботливый взгляд казалось был способен согреть мю душу.       — Спасибо, Мику, со мной все хорошо.       Моей сдержанной реакции не оказалось достаточной, чтобы развеять беспокойство девочки. И в течении следующих пяти минут мне пришлось ее успокаивать. Какая ирония.       Мику, убедившись, что со мной все хорошо, умерла.       Причиной, наверное, послужил нож, который я по рукоять воткнула ей в правый глаз.       — Вот видишь, Мику. Я в абсолютном порядке, даже наше с тобой традиционное приветствие для меня совершенно не обременительно. Не отвечаешь? Понимаю, понимаю. Тебя это всегда выматывает. Полежи отдохни.       Я вынула нож из головы японки и ее бездыханное тело рухнуло на окровавленный пол. Последняя сонливость с меня спала только сейчас и до меня наконец дошло, что я сотворила.       Вот зачем спрашивается я ее убила? Прошла же только половина смены. Ее исчезновение заметят к завтраку, мою виновность установят, в лучшем случае к вечеру, кода найдут если не ее окровавленный труп, то хотя бы залитую кровью комнату.       Заболела голова. Я присела на край своей кровати и начала усиленно массировать виски.Теперь, если не хочу целую неделю провести в подвале столовой, придется убивать всех и делать это по-отдельности.       Я никогда не справлялась с толпой. Все-таки, не смотря на свои «тренировки», я остаюсь запертой в теле шестнадцатилетней девочки. Хрупкой и слабой девочки. Моим практическим потолком были три человека. Трех человек я могу убить в семи случаях из десяти. С пацанами труднее всего, но не настолько чтобы об этом беспокоиться.       Я взглянула на будильник, стоящий на столе. Циферблат был выпачкан кровью, но разглядеть время было возможно. 4:30. До подъема больше двух часов. — «Чтобы поставить популяцию лагеря на грань вымирания этого времени вполне достаточно»       Я вытерла нож о подушку соседки, быстро сменила ночную на форму и выпорхнула из домика в приятную утреннюю прохладу.       «Сначала нужно убить вожатую» — рассуждала я — «Да, так и сделаю. Без нее обитатели лагеря значительно потеряют в организованности. Есть, конечно, еще Славя, которая вполне может возглавить отряд сопротивления, ноесли я сделаю все правильно, то до этого дела не дойдет» — Я примерно обрисовала в своей голове очередность и методы. –«Если все будет хорошо, не один из пионеров не доживет до подъёма»       У вожатой всегда закрыта дверь, но открыто окно, так что попасть в ее домик не составило большого труда. Гораздо сложнее было не разбудить ее во время своего проникновения. Не то чтобы я очень боялась ее разбудить, просто хотелось все закончить быстро и без шума. К тому же сегодня я совсем не хотела никого убивать. Даже Мику. Ее убийство было лишь спонтанной реакцией моей расшатанной психики на происходящие во сне. Я просто использовала ее, чтобы успокоиться. Тем не менее, еще больше мне не хотелось наполнять оставшуюся неделю приключениями. Ни прятаться от отряда в Старом лагере, ни ждать «приезда милиции» в сыром погребе. — «Уж лучше доживу эту неделю одна, может быть приведу хоть немного в порядок нервы»       Параллельно с этими размышлениями я убивала вожатую. Точнее я просто воткнула свой нож в ее сердце. Один из самых быстрых методов.Да и мучить ее у меня цели не было. После моего последнего садистского рецидива прошло всего две смены и жажда крови во мне еще не проснулась. Вожатая не успела даже понять, что произошло. Она лишь взглянула на меня диким, не человеческим, взглядом, который так и застыл на ее лице. Я вынула нож из ее грудной клетки и больше не обращала внимания на Ольгу Дмитриевну.       Гораздо больше меня сейчас интересовало другое. В ее шкафу, в выдвижном ящичке я, как и ожидала, нашла связку ключей. В этой связке имелись ключи от всех лагерных помещений, включая домики пионеров. — «Теперь залезать через окна мне не придется»       Далее были Шурик с Электроником. В домик я попала никого не разбудив, но вот дальше все было не так гладко. Выбрала первой жертвой Сыроежкина. Я не боялась повториться, поэтому решила убить его также, как и вожатую. Тем более мальчик лежал на спине и добраться до его сердца было не сложно.       Я взяла нож в две руки и подняла над головой. Осталось только сделать точный и сильный удар. И в тот самый момент, когда моя решимость достигла нужных размеров, Электроник внезапно открыл глаза.       «Почувствовал что ли?»       Сыроежкин на удивление быстро сообразил, что я собираюсь сотворить и попытался защититься. Я поняла, что с каждой долей секунды лишаюсь фактора неожиданности и перешла к решительным действиям, обрушив нож на беднягу.       Удар оказался неудачным.       — «Блядь!»       Я попала в руку. Нож пробил запястье, не добравшись до груди. Боль разбудила Электроника окончательно, и он заорал как резанный (хи), схватившись за свою руку.       — Лена, что ты творишь? Ты что умом двинулась? Это же больно! А-а-а!       Я никак не реагировала на его болтовню, но она ожидаемо разбудила Шурика. Кибернетик вскочил с кровати и, приговаривая что-то невнятное, пытался нащупать на столе очки. Я тут же схватила их и выбросила в открытое окно. Шурик видел очень плохо и без своих очков, тем более в такой темноте, он был совершенно беспомощен.       Электроник в это время продолжал беспомощно заливаться слезами, сидя на кровати и держа руку рядом с лицом. От этого зрелища что-то кольнуло у меня внутри.       «Эх, дурной знак. Надо быстрее заканчивать»       Я уже говорила, что мне сегодня совершенно не хотелось убивать. А для того чтобы хладнокровно вырезать человека за человеком желание просто необходимо. Истоки этого желания могут быть самыми разными: ненависть, садистское удовольствие, подойдет даже сильная скука. Сейчас же моя душа не была наполнена в нужной степени ничем из перечисленного. Наоборот, наружу рвались другие, свойственные любому адекватному человеку чувства: жалость и, как следствие, чувство вины.Мне едва хватало силы воли держать их в узде.Я хорошо знала себя. Если я сейчас не закончу начатое, то уже через минуту буду перевязывать мальчику руку рыдая и прося прощения.       «А ведь и такое случалось» — промелькнула в моей голове грустно-ироничная мысль.       Мысли мыслями, но тем не менее правая рука все еще сжимала рукоять ножа с лезвия, которого, на новый, недавно выкрашенный, деревянный пол, стекали капли крови.       — Извините, ребята. Если вы не доставите мне хлопот, то, так уж и быть, я убью вас быстро.       Я сказала эти жестокие слова, больше, чтобы подбодрить себя, нежели запугать кибернетиков. Я просто сжигала мосты, чтобы не оставить себе соблазна отступить. Удивительно, но эта уловка, сколько бы я ее не использовала, всегда придавала мне уверенности.       Пацаны же, услышав мои слова, видимо окончательно убедились в моей неадекватности и в грозившей им смертельной опасности. Электроник схватил целой рукой свое одеяло и бросил в меня. Ожидая нечто подобное, я легко справилась с этой отчаянной попыткой спастись — перехватив одеяло на лету, тут ж швырнула его в стоявшего у своей койки Шурика. Было не совсем понятно ищет ли до сих пор свои очки или хочет найти что-нибудь чем можно защищаться. Летящее одеяло (причем очень тяжелое) стало для него полной неожиданностью. Он опутало Шурика как сеть и он, потеряв равновесие, упал в проем между кроватью и столом. Это было настолько нелепое зрелище, что я даже прыснула сквозь зубы. Все-таки эти два дружка могут до сих пор рассмешить меня.       Электроник же времени зря не терял и приготовил еще один снаряд. На этот раз в его руках оказалась небольшая гантелька. Весила она не меньше трех килограмм, и попади он по ей по мне, я могу и не оправиться от травмы. К счастью для меня Эл решил целиться в голову, чем благополучно уменьшил себе шансы встретить рассвет живым.       В бросок он вложил всю свою силу. По мнению кибернетика, траектория полёта гантели должна была закончиться у меня между глаз, но она пролетела намного правее (мне даже не пришлось уворачиваться) с сильным грохотом пробив фанерную дверь шкафа, стоящего позади.       В этот момент во мне проснулось очень сильное желание закончить все в самые сжатые сроки. Дать возможность Электронику так долго сопротивляться — уже позор. Я быстро сократила дистанцию между нами, схватила левой рукой запястье его правой руки, которой он пытался дотянуться до табуретки. Далее отработанным движением завела его руку за спину чем заставила его сильно согнуться. Оставалось немного. Я подставила лезвие к горлу и резким, обманчиво легким, движением нанесла телу Электроника повреждение несовместимое с жизнью. Всегда в такие моменты благодарю себя прошлую, что привезла в лагерь этот невероятно острый нож. Если бы не его удивительная острота, резать глотки было бы значительно сложнее. Из раны мгновенно хлынула кровь. Какое-то время Электроник дергался, но быстро затих и обмяк. Только тогда я отпустила его руку. Не самое гуманное убийство, однако выбора у меня не оставалось.       К этому времени Шурик уже почти справился с одеялом. Выползая из-под него на четвереньках, он случайно вымазал руки в крови. Он тут же отдернул их и рефлекторно вытер о футболку.       Тут же он сел на пол и несколько мгновений смотрел на труп своего товарища. Шурик вообще вел себя очень необычно в таких вот «стрессовых» ситуациях. Он почти никогда не кричал и не плакал, а только смотрел на меня отчаянными глазами. Но сквозь отчаянье проступало что-то еще. Что-то едва уловимое. Эта непонятная эмоция все интерпретировалась мной по-разному, то как усталость, то как грусть, а то и вообще, как вселенская мудрость. Раньше меня это его странное выражение лица всегда раззадоривало. Мне казалось, что Шурик понимает намного больше чем все остальные, может даже больше меня. Но, я давно отбросила эти мысли. Как только я не подступалась к нему, как только я не пыталась вытянуть из его головы хоть что-то новое. Он никогда, ни в дружеской беседе, ни под пытками, не говорил ничего что бы не смог сказать любой другой.       — Лена, за зачем ты это делаешь? — чуть слышно прошептал.       «Вот об этом я и говорила»       — Поверь, мы уже беседовали на эту тему, Саша. — произнесла я серьезным тоном — Я доходчиво объясняла и тебе и другим это множество раз. Но это бессмысленно, потому что вы всегда спрашиваете снова.       Я прекрасно осознавала, что трачу время зря, но эмоции просились наружу и мне просто хотелось выговориться. Может быть таким образом я оправдывалась и оправдывалась не перед Шуриком, а перед своей совестью.       Шурик же мой ответ полностью уверил в моем сумасшествии, и он отчаянно начал пытался подобрать слова, которые успокоили бы разбушевавшуюся психопатку.       — Лена, пожалуйста приди в себя, мы ведь не враги, мы же знаем друг друга с детства, помнишь? Помнишь, как мы с Электр… — тут Шурик осекся, взглянув на тело своего друга. Видимо именно сейчас он до конца осознал, что потерял товарища. Его глаза заблестели от слез, а шепот начал дрожать, временами срываясь на вой –Ле-лена, а помнишь, как мы вместе выхаживали бездомных щенков, которых прятали в яме под беседкой? Или помнишь, как Алиса нагрубила какой-то шпане, и мы втроем отправились ее защищать. Элу тогда сломали руку, а ты ему помогала с домаш…кх.кх.....       — Хватит, слышишь, хватит. Не смей давить на жалость… Умри, умри, умри.       Я наносила удары ножом в грудь мальчика, а он совершенно не пытался сопротивляться. Шурик из тех, кто часто впадает в ступор в таких ситуация, но именно сейчас мне показалось, что его отказ от защиты был продиктован его осознанным выбором. И опять этот взгляд.       — Ты не должен так на меня смотреть! — кричала я — Это неправильно!       — Умри. Умри. Умри.       И он умер. Его лицо потеряло осознанное выражение, взгляд притупился, глаза заволокло туманом. Все. Вдруг я поняла, что мне не хочется ни секунды находиться в этом месте и я торопливо выбежала вон.       …       Я сидела на порожках столовой и пила вишневый компот, который раздобыла на кухне. Солнце уже оторвалось от горизонта и раскрашивала редкий утренний туман в нежно розовые оттенки. В кронах сосен завелся легкий ветерок, заставляющий чуть слышно поскрипывать стволы деревьев.       «Все таки это место невероятно красиво. Рай, который я частенько превращаю в ад.»        — Нет. Я не виновата. — сказала я уже вслух — Это место изначально было адом. Личным адом для меня, единственной функцией которого было заставить меня страдать.       После убийства мальчиков проблем больше не возникало. С Женей и Славей все было очень просто. Они редко спят вдвоем. Обычно Женя остается в библиотеке. Сначала убила Славю, затем Женю. С Алисой и Ульяной тоже все прошло гладко. Перед тем как идти к ним я залезла в сторожку на лодочной станции и достала оттуда обрез. Использовать я его не хотела, брала на всякий случай. Если бы случилось как с мальчиками и я бы кого-нибудь разбудила, то пустила бы его в ход — настроение у меня было не к черту и убивать проснувшихся девочек ножом, параллельно выслушивая их мольбы, желания у меня не было.       В итоге я смогла сделать все тихо и теперь заряженный обрез лежал на порожках рядом с пустым стаканом из-под компота. Солнце, поднявшееся уже довольно высоко, заставляло блестеть граненое стекло стакана и серебристый ствол ружья. Этот обрез довольно интересная штука. Патроны, которыми заряжены два его ствола, состоят не из дроби, а из цилиндрических пуль. Отец рассказывал, что такие применяются для охоты на крупного зверя. Стрелять ими патронами сложнее, чем дробью, нужна пристрелка, чтобы понимать куда полетит пуля. Учитывая, что патронов всего 9, я затратила больше двадцати смен, чтобы научиться сносно стрелять. Сейчас я могу в четырех из пяти случаях с расстояния в тридцать метров попадать в цель соразмерную человеческому телу. Попадания из такого оружия наносят страшные увечья. Например, пуля запросто может оторвать руку или снести полголовы.       Я встала, взяла в руки обрез и бросила высоко в воздух стакан. Затем прицелилась и дала залп с двух стволов.       Промах. Впрочем, я совсем не ожидала, что попаду. Стакан упал на лобовое стекло Волги стоящей у входа в столовую. В месте куда пришелся удар появился скол, от которого во все стороны разошлись трещины. Я подошла к машине, открыла водительскую дверь и уселась за руль. Сиденья покрыты слоем пыли, но мне плевать. Моей форме, розовой от крови, уже ничего не страшно.       Запах сухого и пыльного воздуха салона был для меня, как ни странно, приятен. Так же пахло в отцовской машине — 469-м УАЗике, с которым связано так много счастливых моментов. На нем мы частенько с отцом выбирались за город. Я, папа и наш охотничий спаниель по кличке Бим. Где только не побывала наша компания — леса, реки, озера и даже заброшенные деревни, коих в Тверской области было множество. Время проведенной в таких походах так и осталось для меня самым счастливым.       Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. — «Интересно, идет ли время в реальности с такой же скоростью, с которой оно идет здесь?»       Если идет, то отец, наверное, уже умер. Часто об этом задумываюсь и всегда становится жалко папу. Он — по своей натуре очень хороший человек — сильный, но также добрый и мягкий. Он не заслужил выпавших на его долю скорбей.       Из калейдоскопа охвативших меня воспоминаний по какой-то причине на первый план выдвинулся ничем особо не примечательный эпизод. Вспомнилось как мы рыбачили на небольшой речушке, с очень любопытным названием «Тьма». Мой детский ум придумал тогда объяснение такому названию, будто речка эта проход в другой, сказочный мир, в котором всегда кромешная ночь, и единственный шанс что-либо там увидеть это принести немного света с собой.       «Вот и я в похожей речушке, наверное, утонула.»       Я поймала себя на мысли, что думаю о каких-то глупостях, а потому встряхнула головой пытаясь выкинуть из нее всякую чепуху и открыла глаза. На мгновенье мне показалось, что в мире за лобовым стеклом что-то не так. Я быстро сообразила в чем дело. Небо стремительно захватывали грозовые тучи, за которыми уже успело спрятаться солнце. В ближайшее время ожидался сильный дождь.       Дождь — это то, что я действительно люблю всем сердцем. Я любила его еще со времен моей нормальной жизни. В те далекие времена мне очень нравилось подолгу и в одиночку бродить под дождем.Он будто вымывал из всех, даже самых далеких уголков моей души, всю скверну, долго копившуюся на ее задворках. Печали, страхи и обиды — все отступало под напором его упругих струй.       Здесь же, в лагере, дождь поменял для меня свое значение. Он больше не был в силах очистить мою душу, но он мог принести мне спокойствие, и какое-то тихое, едва различимое чувство, которое я решила называть счастьем.       На лобовое стекло упала первая тяжелая капля. Следом за ней поднявшимся ветром принесло еще несколько. Они быстрой очередью простучали по крыше.Такие капли предвосхищают добротный ливень. Вдруг где-то позади меня сверкнула молния, почти сразу же раздался первый раскат грома. Кстати, довольно интересно то, что гром в этом месте никогда не отстаёт от молнии больше чем на 9 — 10секунд. Если законы физики реального мира справедливые и для этого мира, то все случается не дальше чем в трех километрах от меня. Это наблюдение натолкнуло меня на мысль, что лагерь является чем-то вроде «смыслового» центра этого мира. Ведь хоть я и не знаю насколько велик этот мир он определенно больше чем расстояния из этих расчетов. В своих походах я заходила минимум на 15 км от лагеря. Более того, если сесть на автобус в конце смены и постараться как можно дольше не спать, то можно отъехать от лагеря почти на сотню километров. Чтобы выяснить это расстояние я однажды целых два часа смотрела на одометр (счетчик пройдённого машиной расстояния), до того, как меня сморил непреодолимый сон.       Ливень наконец-то ударил в полную силу и вывел меня из размышлений. Было довольно уютно сидеть в машине и смотреть на разбушевавшуюся непогоду, но чувства уюта и безопасности не могли насытить мое изголодавшееся сердце. Я хотела прочувствовать дождь всем своим естеством и поэтому выскочила из своего укрытия.       Горячий воздух салона сменился ледяным потоком воды. Непередаваемое ощущение. Мне хотелось просто неподвижно стоять ощущая, как мои разгорячённые тело и разум медленно остывают.       Я взглянула на автомобиль, в котором сидела. Под дождем, с разбитым лобовым стеклом он выглядел еще более жалко, чем обычно. Эта машина, к сожалению, была сломана и сейчас у меня уже не осталось никакой надежды ее починить. На попытки заставить ее поехать я потратила просто огромное количество времени, но результат не добилась. Нам с кибернетиками удалось только выяснить суть поломки — износились шестерни коробки передач. Чтобы заменить их по меньшей мере нужно было иметь несколько железных кругляков и токарный станок. И если кругляки еще можно было раздобыть, то вот токарного станка в лагере не было. Так что, как ни крути, единственным транспортным средством, которое вообще могло двигаться на собственной тяге, был чертов Икарус, который привозил и увозил нас отсюда.       «Стоп» — холодок пробежал по моему насквозь вымокшему телу –«Икарус. Сегодня же восьмой день смены. Черт, как я могла забыть. Сегодня же должен приехать Семен»       Именно на в восьмой день смены в лагере появляется еще один человек. Семен приезжает сюда на все том же Икарусе в 9:30 утра.Я попыталась в уме прикинуть сколько сейчас времени. По ощущениям где-то. Я не успела додумать, как вдруг меня окликнул знакомый голос.       — Извините, девушка, вы не подскажите где я сейчас нахожусь…