Часть 1
13 сентября 2020 г. в 15:34
Каждый вечер Ира возвращалась домой после школы мимо старого, уже отнесенного к аварийному жилищному фонду и назначенного под снос дома. Это была массивная, сталинской постройки четырехэтажка, с высокими потолками и маленькими круглыми чердачными окошками под кромкой крыши. Весь правый край этого дома, начиная со второго этажа и выше, угрюмо зиял пустыми глазницами оконных проемов в почерневшей после пожара стене. С другой же стороны в нескольких квартирах еще теплилась — а кое-где и активно бурлила — чья-то чужая, неизвестная проходившей мимо Ире жизнь, дававшая о себе знать лишь слабыми отсветами включенных телевизоров да развешанной по веревочкам одеждой на небольших балконах.
Ира ходила мимо этого дома по узкой, осенью размытой от дождей, а зимой засыпанной сугробами тропинке, пересекающей по диагонали запустелый безлюдный двор. В силу мечтательности своей натуры, школьница в эти минуты часто раздумывала о том, что происходит внутри, в старых потрепанных квартирах, скрытое стенами и занавешенными окнами. Гадала, любят ли там друг друга, ссорятся ли из-за непомытой посуды и решают ли по вечерам кроссворды, сидя за кухонным столом.
Новый огонек — в самом центре, на четвертом этаже, под круглым чердачным окошком — появился в этом доме поздним ноябрем. Ноябрь стоял теплый, с хмурым небом и уже сбросившими листву редкими тополями во дворе, и Ира любила прогуливаться домой не спеша, нахохлив плечи под тоненьким коричневым пальто и спрятав подбородок в шерстяной шарф.
Новый огонек, появившийся в ноябре, шел от большой люстры, богатыми гроздьями свисающей с потолка, и лился на улицу теплыми и яркими лучами через голое, не прикрытое шторами окно. Он горел два раза в неделю: по вторникам, когда Ира шла после биологии, и по четвергам, когда последним уроком была алгебра.
Однако человеческий силуэт в этом окне девочке впервые удалось увидеть лишь зимой. Силуэт был мужской, высокий и худощавый, но в своих мыслях Ира предпочитала называть его «стройным» — так ей больше нравилось. Поначалу силуэт мелькал только изредка: проходил в одну сторону, в другую и однажды остановился у окна, чтобы открыть форточку. Но как-то раз, задержавшись после уроков поиграть в снежки с одноклассниками, Ира застала силуэт сидящим, обхватив колени, на подоконнике.
Бушующий в тот день ветер насквозь пронзал плотный Ирин пуховик, безжалостно кусал покрасневшие щеки и не защищенные короткими перчатками полоски запястий, и без того болящие от забившегося под рукава снега. Ире очень хотелось поскорее добраться до дома, но силуэт будто притягивал ее невидимыми нитями, манил ее к себе. И, поддавшись воображаемому призыву, миновав полпути через двор, она отклонилась от своего обычного маршрута, свернув к заметенным качелям перед домом. Те находились прямиком напротив широкого окна на четвертом этаже, в котором, казалось Ире, можно было даже разглядеть чужой профиль.
Сидя на бездвижно застывших качелях, школьница представляла, что таинственный парень сейчас смотрит на нее и улыбается. Ей хотелось верить, что он тоже ждал ее сегодня и, может быть, даже волновался, что она всё не идет. А может быть, он долго смотрел в окно, чтобы не пропустить ее, и, устав, забрался на подоконник.
Морозы не отпускали, и по вторникам и четвергам, дождавшись спасительного звонка с урока, Ира надевала под пуховик еще один свитер и колготки потеплее и спешила на ставшее привычным безмолвное свидание. Иногда незнакомец приходил на подоконник первым, а иногда она долго ждала его на холодных качелях перед ярко горящим окном.
В конце декабря, перед самыми каникулами, погода, однако, переменилась. Снег растаял и показалась черная отсыревшая земля. Заледеневшие за зиму качели вновь пришли в движение, скрипя проржавевшими петлями. Переменились и вечерние свидания, когда к силуэту на подоконнике как-то раз присоединился еще один, сев напротив.
Этот тоже был парнем, очень похожим на первого — таким же высоким, длинноногим и худым, так что Ира теперь уже не была уверена, кто из них второй, а кто первый, и был ли это раньше один и тот же человек в окне. Спустя, однако, несколько недель девочка все же научилась видеть между силуэтами различия: у одного прическа была свободная, лохматая, а у другого более собранная, зафиксированная. Лохматый одевался иногда в мешковатую кофту, а силуэт собранного отчетливо повторял изгибы корпуса.
Они все чаще стали появляться в окне вдвоем, сидя в разных концах и иногда выпивая что-то из бутылок, иногда переплетая друг с другом ноги, а как-то раз тот первый, что сидел всегда справа, подался вперед, подзывая к себе второго пальцами, и когда второй тоже придвинулся к нему совсем близко, силуэты сначала коснулись друг друга лбами, а потом соединились вплоть до подбородков и провели так почти минуту.
Чем теплее становилось на улице, тем дольше Ире не хотелось уходить. Порой она проводила на качелях так долго, что свет на четвертом этаже гас, и она была уверена, что видит за окном двух человек, стоящих вплотную друг к другу, сливающихся в одно целое. Ей казалось, что ветер доносит до нее чье-то частое дыхание и шелест падающей на пол одежды.
Ранней весной, когда до качелей приходилось прыгать через лужи и пробираться по болотистой траве, Ира вдвойне неохотно покидала место свиданий и однажды, просидев во дворе почти до ночи, увидела, как темное окно на четвертом этаже открылось и наружу по пояс высунулся один из парней. С замиранием сердца девочка ждала, что услышит наконец его голос — но тот молчал, подставив лицо ветру, и вскоре исчез, захлопнув окно.
Иногда, идя домой со своими подругами и видя зажженную на четвертом этаже люстру, Ира мысленно подмигивала одному или двум силуэтам, а порой и вообще еще не появившимся в проеме парням, как своим давним знакомым, с которыми она делила общий секрет. Она думала о том, что если бы подруги видели ее с этими двумя, то обязательно завидовали бы.
Шли дни и недели, и в один весенний вечер возросшая решимость наконец позволила Ире, покинув качели, приблизиться к обшарпанному, с деревянной дверью нараспашку, подъезду. Поднимаясь вверх по широкой лестнице, мимо безжизненных и кое-где заколоченных досками квартир, девочка все отчетливее ощущала свое пульсирующее сердцебиение и гнетущую тревогу, заполнявшую душу. Однако на последнем этаже, прислушавшись к уютному смеху двух голосов за хлипкой дверью, она почувствовала, как сковавший тело страх рассеивается и на лицо вновь возвращается улыбка.
Проведя несколько минут в попытках вслушаться в неразборчивые разговоры — то тихие и спокойные, то наполняющиеся бурными эмоциями, — Ира отпрянула от двери, когда один из голосов послышался совсем близко, и сбежала на половину пролета вниз, усевшись на большой деревянный ящик. В скважине в этот момент провернулся ключ, и на площадку вышел парень.
Ира сразу же поняла, что это второй, лохматый. В скудном свете подъездной лампочки его густые, слабо вьющиеся волосы показались ей темно-русыми или даже каштановыми. Он был старше ее и по виду тянул на одиннадцатиклассника, а то и на студента. Худощавую фигуру скрывала черная толстовка с капюшоном и облегали узкие джинсы.
Парень прошаркал в ободранных тапочках к лестнице и уселся на верхнюю ступеньку, поставив рядом с собой жестяную банку. Достал из-за уха сигарету и, прикурив от спички, выдохнул плотный белый дым. Сквозь расползающееся по воздуху марево они с Ирой несколько раз встречались взглядами, изучая друг друга, и затем вновь разбегались в стороны. Когда истощенная неспешными длинными затяжками сигарета прогорела до конца, парень затушил бычок в жестяной банке и скрылся за дверью, откуда снова послышался оживленный смех.
Май принес стрекотание цикад и распустившиеся одуванчики, стремящиеся длинными стебельками пробиться к солнцу сквозь заросли бурьяна во дворе. А огонек на четвертом этаже, под круглым чердачным окошком, вновь пропал: не появлялся больше ни по вторникам, ни по четвергам, ни в другие дни. Ира еще несколько раз поднималась, подгоняемая гуляющим по подъезду сквозняком, наверх, но за закрытой дверью царила глухая неподвижная тишина. Словно, перезимовав, яркий огонек снова улетел на свободу, чтобы раствориться в тягучем летнем зное.
Ира ждала ноября с теплящейся в душе надеждой. Однако свет на четвертом этаже так больше и не вернулся. Весной, вместе с веревочками на балконах и горящими в сумерках телевизорами, исчезли и другие жители; дом окончательно опустел. Еще через год на месте снесенной сталинки началось строительство, двор перегородили заборами и бытовками для рабочих, и Ире пришлось изменить свой маршрут на более протяженный — вдоль старого парка с застывшими советскими аттракционами.
Примерно в это же время Ира встретила на улице высокого темноволосого парня, которого, ей показалось, она знала. Он шел, держа за руку миниатюрную блондинку в красивом клетчатом платье. Проходя мимо, парень посмотрел на Иру, и девочке подумалось, что он слишком быстро отвел обратно глаза.