Почему я опоздал?

Кровавая пелена застилает глаза, мутит от калейдоскопа цветов, дыхание уже давно сбито, в воздухе стойко висит запах гари и холодного метала. За нашими спинами деревня, наш дом, наша семья. Мы не имеем права отступить не на шаг. Белеют костяшки, крепче обхватывая меч, нервы на пределе, из мыслей и чувств осталось лишь одно – МЫ ОБЯЗАНЫ. Загоняю острие в грудь еще одного солдата, кровь покрывает все мои руки. Достаю меч, и с разворота пускаю его в полет прямиком в голову другого врага. Резкий кувырок вправо и еще один римлянин падает на месте. Рядом падает разломанная катапульта, да, они здорово разозлили нашего здоровяка. Подхватываю один из забавных прямоугольных щитов, на бегу закрываясь им от стрел, отхожу ближе к своему другу. Наша цель – пробиться к командиру, без него отряд окажется обезглавлена, и без должного командования скоро проиграет. Краем глаза замечаю странный оранжево-красный свет. Новые солдаты? Оборачиваюсь высматривая источник свечения. Нет… Как так! Деревня! Огонь вмиг пожирает наши защитные укрепления и уже перекидывается на жилые постройки. Там же сейчас одни дети и женщины с друидом. Они одни не справятся с пламенем, надо что-то делать. Судорожно оглядываю поле битвы. Да, силы ой как неравны. Против нас двоих отряд численностью примерно в четырехсот человек, и наши силы уже на исходе. - Обеликс! – сам не узнаю своего голоса, слишком он уж хриплый. Носитель имени отвлекается от раскурочивания очередной осадной машины и вопросительно поднимает голову. – Быстро в деревню! Им нужна помощь! Сейчас же! - Но Астерикс! А как же ты? – Хороший ты друг, добрый и преданный. Всегда заботишься об нас всех. Но сейчас ты нужнее там. - Быстро я сказал! Я тут справлюсь! – Ложь. И снова я тебе лгу. Прости меня, ведь я себя за это никогда не прощу, но так надо. – У меня еще осталось зелье! – И снова ложь. Зелья у меня нет ни капли, причем уже минут десять, но ты бы по-другому не ушел. Ты молодец, сразу уходишь в деревню, не задавая лишних вопросов. Хоть я тебе часто жалуюсь на твой не слишком большой ум, но порой я благодарю всех богов за то, что ты такой наивный. Прости меня, мой добрый друг. Хотя нет, хоть тут, на поле смерти, я не буду себя обманывать – прости, любовь всей моей жизни. Чтож, теперь я спокоен, деревню есть, кому защитить, и ты подальше от этого кровавого месива, ведь ,хоть мы и воины, я всегда пытался слегка уберечь твое чистое сердце от грязи настоящей войны. Простите меня, дорогие мне жители деревни, если сможете, простите за все неприятности и боль, что я вам принес, простите за разрушенные надежды, простите, что не смог защитить. Перехватываю меч поудобнее, с губ срывается рваный вздох, рывок, ускорение и я прорываю себе дорогу до командира. подкат под противником и я полосую острием чуть ниже его коленок, вызывая у оного крик боли. Выхватываю из рук умирающего лук, и уклоняясь от неумелого выпада, попутно хватая пару стрел, пускаю их в прорези в шлемах двух амбалов из личной стражи центуриона. Поднырнув под рукой у ближайшего из римлян ловко одеваю ему на шею лук и затягиваю тетиву, закрываясь им от летящих в меня стрел. Отбрасывая кусок мяса, что когда-то было человеком, в два прыжка настигаю капитана, но тот оказывается тоже не лыком шит. Отражая мои первые атаки, центурион вскоре сам переходит в наступление, и мне приходится уйти в глухую оборону, черт, кажется, этот подонок понял, что я выдохся и начал атаковать яростней. Руки и ноги нещадно ноют, долго я оборону держать не смогу. Дьявол, рука дрогнула, и я пропустил удар, правый бок обжигает болью, и я отступаю на несколько шагов, закрывая кровоточащую рану. Капитан победно усмехается. - Ну что, галл, задаешься? – какой у него противный голос, совсем не такой как мой любимый баритон, хотя он подстать такой гадюке как он. - Ни за что! Галлы умирают, но не сдаются! – сплевываю ему под ноги, морщась от пульсирующей боли. Гори же в аду чертов римлянин! - Чтож, ты сам выбрал свою участь. – и командир начинать атаковать еще быстрее, я ели как успеваю отражать его меч. Вдруг резкая боль в груди заставляет меня покачнуться. Опускаю голову, я обнаруживаю острие золоченого римского оружия, по которому алой струйкой стекает моя кровь. Римский воин подходит ближе, наслаждаясь победой, тогда я делаю над собой последнее усилие и вонзаю свой короткий клинок в его глотку. Падая вижу как капитан корчится от боли, грузно оседая на землю, и как к нему бегут множество солдат. Холодная трава охотно принимает меня в свои объятья, даря мне последнюю каплю росы, перед глазами голубое, обрамленное черным едким дымом, но от этого еще более чистое, небо, а в голове один лишь образ любимого человека. В голове мелькают наши совместные вечера, прогулки, задания и игры, в голове звучит его заливистый смех и голос, в котором слышатся и звон полевых колокольчиков, и журчание мощного потока воды, в голове его милое лицо, что так изумительно заливается персиковым цветом, когда он смущается. О Тутатис, как я сожалею, что я больше не смогу заплетать твои чудесные волосы в милые косички, не смогу больше шутить для тебя, не смогу поддержать в минуту грусти и уныния. Безумно хочется спать, веки будь-то чугунные. Боль уходит, как и все внешние ощущения, взгляд плывет белой дымкой, и только твоя улыбка остается такой же неизменно четкой и светлой .Ну вот и все кажется, прости меня моя Галлия и прощай мой добрый лучик с большим сердцем.