Эмоциональный диапазон двух зубочисток

Закатное солнце роняет косые лучи сквозь высокие окна спортзала, раскрашивая пол в цвет едва схватившегося яичного желтка. Воздух к вечеру уже немного сонный после долгого дня, и поэтому когда Хината вдруг громко окликает Даичи-сана, это привлекает всеобщее внимание: — Капитан, можно я сегодня пораньше уйду? Я, эм, договорился сегодня закончить пораньше? — его голос звучит несколько неуверенно. Даичи бросает короткий взгляд на настенные часы и только пожимает плечами, затем растерянно потирает шею: — Официальное время тренировки и так уже полчаса как закончилось, конечно ты свободен. Кагеяма машинально выставляет руки и с глухим шлепком принимает подачу Танаки, но его мысли всё ещё заняты неожиданной просьбой Хинаты. Ему Хината ничего не говорил о том, что сегодня хочет закончить пораньше, и это странно, но это не то что бы важно. Когда у него получается снова войти в рабочий ритм и перейти к отработке собственных подач, до его слуха долетает стук в дверь, и он невольно оборачивается ко входу в зал. На пороге высится высоченная фигура — знакомая фигура — подсвеченная косыми солнечными лучами со спины, но даже так Кагеяма узнает Аоне из Датеко: его короткие светлые волосы, широкие плечи, общее давящее ощущение от его присутствие. Что он здесь забыл? И следом проскальзывает другая мысль: это из-за него Хината пропустит тренировку? Это жутко безответственно, не говоря уж о том, что совершенно непонятно, что его связывает с игроком другой школы и какого чёрта Хинате проводить с ним время вместе. Ему что, тут не с кем провести время на тренировке? Хотя Хината такой общительный, что Кагеяма не удивился бы, если бы выяснилось, что он подружился с десятком их соперников помимо Кенмы. Часть команды собирается у дверей, здороваясь с Аоне и закидывая его вопросами, на которые тот в лучшем случае молчаливо кивает или качает головой. Кто-то спрашивает, почему Аоне вообще здесь, и тот кивает на Хинату, возвращающего мяч на место. — А, — поясняет Хината радостно. — Он позвал меня провести время, раз уж оказался неподалёку. «И ты согласился?» хочется спросить Кагеяме, но он удерживается и только водит пальцами по швам на мяче, словно примеряясь перед подачей. — Решили, что будете делать? — спрашивает Танака, и Хината энергично кивает и рассказывает, что, может, сходят в кино и погуляют, Нишиноя с неописуемым выражением лица тянет: — Звучит как вечер для двоих. Хината непонимающе оглядывается на него и пожимает плечами и рассказывает что-то ещё. Аоне — не то что бы Кагеяма специально обращал внимание — внимательно смотрит на Хинату, пока тот общается с командой, и Кагеяме почему-то очень не нравится этот взгляд. Какой-то он странный. Что-то ощущается неправильно, но Кагеяма всё никак не может поймать эту мысль за хвост. — Ладно, — привлекает к себе внимание Хината, — я пойду переоденусь, прежде чем идти, — и машет Аоне рукой, прежде чем рвануть к раздевалкам, не обращая никакого внимания на Кагеяму, посылающего следующий мяч в воздух. Аоне кивает и долго пристально смотрит ему вслед, и Кагеяму вся эта ситуация необъяснимо, невыносимо бесит, и то, что он никак не может понять, что же именно раздражает его так сильно, выбешивает его ещё сильнее. Ему просто непонятно за что хочется наорать на Хинату, как будто если у того в лице проскользнёт раскаяние — или он хотя бы обратит на него внимание — Кагеяме станет чуть проще. И эта каша из необъяснимого гнева катализирует саму себя, необъяснимость действует на него как красная тряпка. Он не хочет, чтобы какая-то глупость отвлекала его от волейбола, от важного. Может, вообще дело в том, что он не хочет отвлекаться непонятно на что, только-только войдя к концу тренировки в состояние потока? А дурацкий Хината их всех выбивает из ритма, и ради чего? Он ещё раз бросает взгляд на Аоне против воли, и тот всё так же смотрит на дверь к раздевалкам, за которой скрылся Хината. Его сокомандники уже, кажется, выпытывают у Аоне, свидание ли у них, но тот просто молчит, не кивая, но и не качая головой. Как, кстати, Хината умудряется быть таким тупым, думает Кагеяма. Очевидно, что вот так, как смотрит Аоне, не смотрят на своих соперников, а уж Кагеяма практически эксперт в этом вопросе. Да что уж там, Хината, в свою очередь, тоже буквально только что смотрел на Аоне как-то не так. В этом вопросе Кагеяма точно главный эксперт, потому что он — главный соперник Хинаты, и он прекрасно помнит, как Хината смотрит на него самого каждый день, так с кого ещё снимать эту мерку? На него самого Хината каждый день смотрит внимательно, изучающе, словно ему очень важно запомнить каждый его жест, проследить каждую линию его движения, даже вне площадки, и, честно говоря, в этом безусловно есть смысл, если уж однажды вам придётся сражаться друг против друга. А они с Хинатой дали обещание. Может, конечно, Хинату с Аоне тоже связывает какое-то обещание, но Датеко уже упустили свой шанс в этом году, проиграв Аобаджосай, так что им сейчас нет никакого смысла видеться. Хината, накинув спортивную сумку на плечо, пружинистым шагом выходит из раздевалки и идёт прямиком к Аоне, протискиваясь мимо Танаки и Нои, продолжающих доводить гостя всё более идиотскими вопросами. — Я готов, — он говорит, поправляя лямку на плече. И на Аоне он смотрит со спокойной улыбкой, чуть покачиваясь на пятках, и склоняет голову набок, дожидаясь, пока тот ответит. Они выглядят попросту нелепо, в Аоне почти два метра ростом, и он спокоен, как удав, а Хината просто рыжий цыплёнок с избытком энергии рядом с ним. О чем им вообще разговаривать? Зачем проводить время вместе? Нелепость, нелепость. Кагеяма не понимает, как Хината может забить на тренировку, когда поездка уже так скоро, и им нужно отточить совместные комбинации. И приём у Хинаты всё ещё отвратительный. И… и… Где-то глубоко в мозгу у него скребётся мысль, что, может, это и правда свидание, люди в старшей школе ходят на свидания. Гипотетически. Кагеяма отбрасывает эту мысль как несущественную, как отбрасывает случайно прилетевший ему в руки чужой мяч, потому что уж это его никак не касается. Наверное, гипотетически, Хината даже может кому-то нравиться со своей широкой улыбкой, яркими волосами и тем, какой он крохотный. В каком-то смысле он даже хорошенький, особенно когда Хината заглядывает тебе в лицо своими сияющими глазами, словно никого в жизни лучше не видел, это иногда растапливает даже его вечно недовольное сердце. Хотя уж точно вряд ли самые теплые из взглядов Хинаты достаются ему, но даже так он может оценить их силу. А ему ведь не до свиданий и прочей чепухи, так что тут он точно непредвзятый эксперт. — До завтра! — выкрикивает Хината и машет им всем рукой на прощание, цепляет Аоне пальцами за локоть ветровки и тащит из зала прочь. Руки, если подумать, у Хинаты тоже красивые, и то, с какой силой и безграничной верой кисти его рук встречают каждый мяч Кагеямы — вот это да, это настоящее, существенное, но вряд ли кто-то ценит Хинату за это. — Не забывайте предохра… — кричит им в спину Танака с довольным лицом, пока его намертво не затыкает деликатная стальная рука Сугавара-сана на полуслове. — Пощади его, — велит Сугавара и Танака торопливо кивает, умоляя отпустить его. — Да и нас тоже, — задумчиво прибавляет он и хлопает напоследок Танаку по плечу. Кагеяма делает медленный вдох через нос, затем медленный выдох, возвращая свою концентрацию, чтобы наконец вернуться к тренировке и не отвлекаться больше на всякую ерунду. — Уооо, — тянет Нишиноя громко, снова выбивая его из колеи. Когда он оглядывается, Ноя-семпай стоит, сжимая кулаки, и глаза у него блестят от восторга. — У Хинаты свидание! Асахи-сан задумчиво поправляет ленту, собирающую волосы, и с сомнением спрашивает: — Вы уверены, что он в курсе, что это свидание? — А как можно было не понять? — хмурится Нишиноя и моргает на Асахи снизу вверх. Асахи вздыхает как-то особенно тяжело и качает головой, но ничего сразу не отвечает. Уже когда Нишиноя перебегает в другую часть зала, бурля энергией, и машет рукой, выпрашивая у Асахи-сана подачу помощнее, тот вздыхает и бормочет себе под нос: — До некоторых и на пятый раз не доходит, что это должны были быть свидания. Кагеяма не знает, к чему эта странная сентенция, неужели бывает на свете кто-то настолько слепой и недалёкий, чтобы пять раз пропустить такую вещь? Ну, кроме разве что Хинаты? Уж это вряд ли. Он ударяет несколько раз мячом об пол, прежде чем подбросить его и рвануть навстречу мягкой дуге его падения для подачи. Подача перелетает через сетку, стремительная и резкая, и Нишиноя одобрительно что-то кричит, с трудом её принимая, но Кагеяме почему-то всё равно, ему хочется швырнуть мячом в сетку и бесконечно слушать звук, с которым тот проскользнёт по ней, абсолютно теряя всю вложенную в удар силу, и вяло отскочит в пол. Кагеяме кажется, что из него запал тоже куда-то утекает с каждой минутой, и это просто абсурдно. Какое ему дело. Ему нужно тренироваться. И он тренируется. Дорогу домой он проделывает в этот день в одиночестве. На следующее утро Хината опаздывает на тренировку. На три минуты, но всё равно это, в общем-то, событие неслыханное. Кагеяме это почему-то очень не нравится, он сперва стоит и кипит под дверями зала, потом кипит, заканчивая пару разминочных кругов, и негодование бурлит в груди всё сильнее и сильнее, грозясь выплеснуться с шипением наружу. Наверное, потому что ему не нравится безответственное отношение к волейболу, тем более со стороны напарника. Всего одно свидание, и Хината уже не пытается его перегнать по дороге на утреннюю тренировку. А что будет, если у него появится парень? Бросит волейбол? Отвратительно. Неприемлемо. Он с никуда не девающимся недовольством — удивительно сильным, зудящим внутри, как рой рассерженных пчёл — смотрит за тем, как Хината с задумчивым, немного даже отсутствующим выражением лица проходит в зал и рассеянно берёт мяч, ударяет им пару раз об пол плавным движением кисти. С таким Хинатой они вряд ли далеко продвинутся. — Ну как всё прошло, Хината? — Нишиноя замечает его тоже и в три прыжка оказывается рядом, с любопытством разглядывая Хинату и его неуловимо опущенные плечи. Хината поднимает голову и, глядя сквозь Ною пустыми глазами, говорит: — Оказывается, это было свидание. Голос у него при этом практически мёртвый. — С вас по тысяче йен, — скучающим тоном замечает Тсукишима, заканчивающий разминку в противоположной части зала. Все остальные шикают на него и сбиваются вокруг Хинаты, но Кагеяма остаётся смотреть издалека. Ему нет дела до Хинаты и его дурацкой жизни. — Так ты правда не понял! — Нишиноя хлопает его по плечу. — А я-то думал наш кохай нас обставил и первым заведёт себе отношения. — Ну, у Аоне и правда ничего на лице не написано, — пытается сгладить ситуацию Сугавара-сан. — Вот я бы сразу понял, если бы на меня кто-то запал, — в ответ на это хвастаются на два голоса Нишиноя и Танака и многозначительно оглядываются в поисках Кьёко-сан. Асахи-сан устало массирует переносицу, а Даичи-сана, кажется, происходящее скорее веселит, и он пока не торопится возвращать команду в конструктивное русло. — Так что произошло, Хината? — осторожно спрашивает Ямагучи, явно умирая от любопытства. Кагеяма, оставаясь на своём месте, поворачивается к сетке и посылает такую резкую подачу, что мяч выбивает в аут, и он после первого же отскока влетает в противоположную стену. Ему нет нужды всё это слушать, его это никак не касается. — Всё было нормально, — где-то сбоку от него него начинает Хината, и голос у него какой-то и правда потерянный, и Кагеяму бесит, что он так четко это замечает, словно настроен на Хинату как на радио-волну. — А потом в конце он спросил, схожу ли я с ним ещё на одно свидание. Повисает тишина, и Кагеяме приходится приложить усилия, чтобы не повернуться и не начать мучительно вслушиваться. Он слышит, как фыркает Тсукишима, и даже не оборачиваясь может сказать, как Хината вскидывается в ответ. — И что ты? — спрашивает кто-то, Кагеяма не совсем уверен, что узнаёт голос. — Ну я и спросил, «какое свидание?», — тихо говорит Хината, и Кагеяма против воли чувствует, как хмыкает. Это же надо быть таким кретином, думает он и представляет реакцию расстроенного Аоне, и внутри у него подозрительно тепло. Это не злорадство, он не злораден. Танака, не сдержавшись, смеётся где-то на фоне. — Ты что, так и сказал? — Ну да… Я и правда не понял же. — И что он сказал? — А. — А? — неуверенно переспрашивает Ямагучи. — Он просто сказал: «А». — И всё? — уточняют у него. Кагеяма слышит вздох Хинаты, ему даже оглядываться не надо, чтобы быть уверенным, что он правильно узнаёт, кому он принадлежит. Он может не совсем точно различать голоса некоторых своих сокомандников, стоя к ним спиной, но уж Хинату-то узнать элементарно, с этим любой бы справился. — Нет. Потом он спросил, не схожу ли я с ним тогда на просто свидание. Кагеяма качает головой, разбегается и подпрыгивает, пробивая ещё одну тренировочную подачу, очень громкую. — Эй, Кагеяма, — окликает его Сугавара-сан, и он против воли вздрагивает. — Хватит уже там ревновать. Кагеяме требуется несколько секунд, чтобы эти слова собрались в осмысленное предложение в его мозгу, и когда до него доходит ему кажется, что он вот-вот задохнётся от возмущения. Ревновать? Какое нелепое предположение. Он резко разворачивается и смотрит на безмятежного Сугавару, надеясь, что тому станет не по себе от его пристального, мечущего ножи взгляда, но Сугавара-сан совершенно им уже не интересуется, он занят утешением Хинаты. Хината же, кажется, даже не регистрирует в своём сознании попыток ему посочувствовать, растерянно глядя огромными глазами на Кагеяму. Что такое? У него что, грязь на лице? Почему он так смотрит? Он тоже внимательно изучает Хинату в ответ, пытаясь понять, и это первый раз за это утро, когда их взгляды по-настоящему встречаются. Хината неуверенно улыбается ему, и в этой улыбке по-кошачьи чуть щурятся его яркие глаза. Непонятная горячая когтистая лапа, словно ворошившая Кагеяме до того всего утро внутренности, в этот момент наконец чуть разжимает свою хватку, и дышать становится чуть проще. Непонятная мысль, ускользавшая от него со вчерашнего вечера, словно петлявшая по закоулкам сознания уже неделями, месяцами, попадает на свет на секунду, и Кагеяма чувствует ужас, пробирающий его изнутри при виде того, что пряталось так долго. — Хватит отлынивать, — нервно рявкает он в сторону Хинаты, пытаясь взять ситуацию под контроль. — Нам надо тренировать твой съем. Он не может отвести взгляд от того, как уголки губ Хинаты вздрагивают и расползаются в широкой улыбке; честно, Кагеяма уверен, что если улыбаться так широко, то заболят щёки. Хината радостно подпрыгивает на месте и кивает, но потом спохватывается и выдаёт возмущенную тираду в связи с тем, что его обвинили в сачковании, но, честно? Кагеяма не слушает из неё ни единого слова, отворачиваясь, и пару мгновений пустым взглядом смотрит в стену зала. Он хочет, чтобы внимание Хинаты доставалось ему, а не кому-то другому. Он не хочет, чтобы Хината ходил на свидания и заводил отношения. Он хочет, чтобы Хината часами зависал с ними после окончания тренировок, заваливался к нему в класс, чтобы вытащить пообедать, ходил с ним вместе до развилки домой, и Кагеяма даже готов терпеть его язык без костей на протяжении всего этого времени, это даже не кажется ему ценой, которую придётся платить, это тоже часть того, что он хочет. Это всё в каком-то смысле похоже на волейбол: играть продолжает тот, кто удерживает мяч; суть в том, чтобы оставаться стоять на площадке как можно дольше. Неважно, что именно Кагеяма будет для этого делать, важнее — удержать внимание. Тот, кто удерживает внимание Хинаты, имеет право остаться дальше. Эта мысль пробирает его до костей, он к ней катастрофически не готов, но, с другой стороны, ощущение такое, что именно к ней он и брёл, спотыкаясь, все последние месяцы. Ему кажется, что у него горят уши и шея, и он просто надеется, что это не слишком заметно остальным, и пытается сделать своё самое безразличное лицо. Хината ухмыляется ему в предвкушении и легонько набрасывает мяч, готовясь к разбегу, и Кагеяма в этот короткий момент чувствует внутри безмятежность, потому что сейчас, в это короткое мгновение, всё так, как и должно быть, словно все планеты занимают свою верную орбиту. Кончики пальцев упруго принимают мяч и направляют его прямо под ладонь заходящего на взлёт Хинаты, и тот с радостным криком вколачивает его в пол, словно вечность не играл в волейбол. — Круто! — кричит тот, по привычке рассматривая кончики своих пальцев, словно так за эти месяцы и не разгадал это чувство. — Так ты согласился сходить с ним на свидание? — в спину кричит ему Танака, и Хината дёргается и оборачивается. — Что? Нет конечно, — он поспешно мотает головой. — Я не могу. — Почему? — мягко спрашивает Сугавара-сан, с улыбкой наблюдавший только что за их быстрой атакой. Хината в этот момент словно превращается в один сплошной знак вопроса и излучает растерянность. — Да какое свидание? У нас Национальные на носу! У меня нет на это времени, — отвечает он. — Да и Кагеяма бы меня прибил, если бы я отлынивал. Правда же? — он бросает на него короткий взгляд, склонив голову набок, как встрёпанный воронёнок, и Кагеяма сглатывает, не зная, как бы так отреагировать поестественнее. Наорать в подтверждение? Или наорать так, чтобы показать, что ему плевать? Как он обычно себя ведёт в таких ситуациях? Сейчас ему кажется, что ему закоротило мозг, и там абсолютно пусто, и любое слово сдаст его с потрохами. Наконец он собирается с мыслями: — Тогда какого чёрта ты прямо сейчас отлыниваешь? — бурчит он и уходит подобрать ближайший мяч, но всё равно успеет заметить понимающую улыбку Сугавара-сана, она буквально говорит ему: я всё знаю. Впервые в жизни Кагеяме неуютно на волейбольной площадке. Но, может, если он будет игнорировать это всё достаточно долго, то проблема уйдёт сама по себе. Наверняка. Так он и поступит. Он гений, честное слово.