Конкурс поцелуев

*** — Хахахахахахах! Ну ты даёшь, Накахара! Вот отжёг! — Первая страница в прессе, а также победа в конкурсе. Вы как всегда талантливы, Чуя-сан. Тачихара и Акутагава превосходно выполнили свою работу: сообщить ничего не поминающему рыжеволосому эсперу новость, которую с сегодняшнего утра, обсуждает чуть ли не вся мафия. Перед глазами мафиози лежит открытая на первой странице газета и читающий её статью Чуя «мягко» начинает офигевать от своей непредсказуемой жизни, которая опять занесла его на нелёгкий путь. — Акутагава… — осипшим голосом произнёс исполнитель. — Вы прекрасно знаете ответ, так зачем накручиваете себя на то, что и так произойдёт. Произойдёт… ПИСЕЦ ПРОИЗОЙДЁТ! Кое его точно по головке не погладит… И не только Кое… *** Тем временем прекрасное утречко, встречают и сотрудники Вооружённого детективного агентства. — Эээ… — по худощавой спине Лунного тигра пробежали мурашки. Тот, кажется мог чувствовать, как те, своими воображаемыми лапками, наступают на каждую клеточку его позвоночника. — Да. Ацуши. — поведение одной суицидальной скумбрии было действительно очень странным и пугающим. По-крайней мере, так мастерски переходить с загробного голоса, до привычного беззаботного тембра мог либо гениальный актёр, либо… Либо разозлённый Дазай. — К-Куникида-сан, что случилось с Дазай-саном? — спросил парнишка, для пущей безопасности спрятавшись за высоким блондином. Хотя даже не видя карих глаз наставника, он не мог выбросить из головы насколько сильное пламя бушевало внутри радужки. — А, ты что не в курсе? — Просто прочитай свежую прессу. — Эм… спасибо, Рампо-сан. Всё встало на свои места, как только пепельноволосому вручили утренний выпуск газеты, а также свежий кофе. И как же он был рад, что сперва решил посмотреть на первую страницу, прежде, чем сделать глоток. — ЧТОООООООООО?!

НОВОСТИ! Самая главная новость дня! Один весьма привлекательный молодой человек, который посчитал остаться ИНКОГНИТО, НО запомнился нашим судьям не только огненно-рыжими волосами и глазами цвета ясного неба, а также прекрасным владением искусства поцелуя, победил в местном конкурсе на столь романтическую тематику!

— Это… Это же… — Вот именно! — оторвавшись от ноутбука, согласился Куникида. Одобрительным хмыком его поддержала находившаяся возле источника негатива Йосано. — Он после этой новости стал сам на себя не похож. Даже к пособию по суициду, за всё утро, не притронулся. Видимо этот рыжик знатно пошатнул твоё либидо, да, Дазаюшка? — с неприкрытой насмешкой произнесла медик, смотря на слишком очевидное проявление эмоций, на всегда невозмутимом лице. Дазай, резко подорвавшись с места, стал направляться к выходу. Сперва и не скажешь, что он хоть чем-то обескуражен — на лице вновь расползлась улыбка. — Я отойду. — Вот только слишком резкие движения с головой выдавали всю нервозность детектива, а также предупреждая его коллег, что того сейчас желательно не трогать. Правда, Куникида всё-же попытался вставить своё слово и напомнить бездельнику о весьма громоздкой горе отчётов, которые вот уже несколько дней лежат на месте того, мусоля глаза идеалисту. Стоит ли говорить, что одного взгляда карих глаз хватило сполна, чтобы не дать блондину и слово вставить? — Я отлучусь, Куникида. — Ах… Ну, что за беспорядочный! — простонал тот, как только дверь закрылась. — Я конечно не понимаю, что у этих двоих за Санта-Барбара, но неужели они не могут раз и навсегда выяснить свои отношения? — Да уж, ещё и этот конкурс… Мне казалось, что они встречаются. — согласился Ацуши. Честно, ему даже стало немного жаль своего наставника. В этом миксе из агрессии, негодования и отвращения, ему показалась… …грусть? — Я тоже так думала. — по спине пробежали вновь мурашки. Чёрт, надо уже привыкнуть к тому, насколько Кёка умеет беззвучно передвигаться. — Уж кто-кто, но Чуя-тян не станет целоваться с другими, если уже состоит с кем-то в отношениях. — Дети, не забивайте голову подобной чепухой. — произнёс Куникида. — Тем более, что этих двоих и вовсе не поймёшь. То вроде встречаются — я пару раз видел, как этот суицидник выходил из слишком престижного квартала, с больно довольной миной на лице. То нет — вечно ссорятся и прочее. А вообще, — на работников грозно зыркнули из-под очков. — это не наша забота. Поэтому быстро принялись за работу. «Нужно будет связаться с Рю и узнать, что там да как.» — подумал Ацуши, невольно краснея от воспоминания о мафиози, а свежий засос на его шее, так непривычно прикрытой воротником, зачесался, заставляя прокрутить в голове весьма жаркий отрывок их недавней ночи. *** Дазай был зол. Нет, даже не так. Он был в самой настоящей холодной ярости. Проходившие мимо него жители Йокогамы покрывались мурашками и старались как можно быстрее уйти от слишком зловещей ауры, которую тот излучал своим видом. Не повезло тем, кто случайно заглядывал тому в глаза. Сейчас, ставшая почти винной, радужка выглядела до невозможности опасно, словно ему вновь восемнадцать и он занимает должность самого безжалостного убийцы Портовой мафии, которого боялся сам Мори Огай. И, в принципе, шатена ещё можно было понять. Если ты Дазай. Если нет, тогда фиг тебе это удастся. НО! Всё намного проще, чем можно предположить. Ревновать умеет каждый. Особенно, если эта ревность к человеку, которого ты уже давно назвал своим. Кого ты при всех и обнимать успевал, получая после мощный удар в челюсть. В конце-концов с кем переспал. И НЕ РАЗ! Наставляя тому столько меток и засосов. И тут, ты просто видишь его, с какой-то левой тёлкой. То есть, он его даже на тёлку променял! — Ну что ж, посмотрим насколько ты хорош в этом искусстве, что даже выиграть смог. — говорил ли Осаму сам с собой, или это адрестовывалось асфальту, что слишком сильно шуршал под подошвой. Неважно. Сейчас он уверенной походкой направлялся к зданию Портовой мафии, устраивать рыжику внеплановый визит. Хотя, если так подумать, то в этой ситуации одну из главных ролей сыграла некая обида. Ведь Дазай — несмотря на свой, порой не слишком хороший характер, подколы, по отношению к исполнителю и прочее — всегда был искренним в своих чувствах. Да, порой и задевал за больное, теребя старые раны Чуи, но он никогда не отрицал, что этот человек ему действительно дорог. Никогда. Даже их совместные ночи. Будто бы для него это было легко — принять тот факт, что встаёт не на прекрасных дам, которым тот постоянно предлагал двойное самоубийство, а на вспыльчивого, стервозного, непослушного шавку Накахару, что был красивее абсолютно любой девушки, которую Дазай встречал. Самое сложное было принятие. Если бы рыжик ему не был необходим: присутствие, запах, голос. Если бы Осаму мог без этого спокойно жить… Он бы не стал. Не стал заваливаться к нему, прижимать к себе и втрахивать в кровать, слушая мелодию хриплого голоса, что был прекраснее любой музыки мира. Он бы не стал постоянно обращать на себя внимание этой рыжей бестии. Не стал бы… И просто от осознания того, что твой любимый человек целуется с другой… Пускай это и было для конкурса, хотя ЧЁРТ ПОДЕРИ! Какого хрена Накахаре вообще в голову взбрело пойти на этот жалкий конкурс? Да ещё и выиграть в нём?! Как? — Хах, не уж то дожидался меня, Акутагава. — усмехнулся Дазай, смотря на бывшего ученика, стоящего перед зданием мафии. — Ты ведь знаешь зачем я здесь. Ацуши бывает весьма проницательным парнишкой. Весьма умилительно было смотреть, как при упоминании имени тигра, бледное лицо Рюноске окрашивал румянец. Да уж, хреновые они конечно конспираторы, хотя внутренняя сваха буквально самбу танцует, никак не нарадуясь своим сводническим способностям. — Я просто догадался, что этот конкурс вызовет у вас весьма сильную бурю и вы конечно же захотите «разузнать» у победителя секрет успеха. Вот же засранец, видать у кого-то действительно лишняя смелось заиграла. Хотя даже за это Дазай не злился. Всё-таки хорошо, что некогда запуганный им парнишка нашёл в себе силы с вызовом смотреть в глаза своему страху. Но, чёрт! Всё-таки по больному ударил. — Можешь не показывать дорогу. Я всё отлично помню. — Надеюсь, вам в полной мере покажут, как правильно выигрывать в подобных конкурсах. *** Это, кстати, была ещё одна из причин. Насколько бы странно не звучало. Да, конечно же, Соукоку вели друг с другом весьма активную половую жизнь. Бывало, когда у кого-то было или хорошее настроение, или если наоборот, хотелось хоть куда-то выплеснуть всё накопившееся, то эти двое могли сутками с кровати не вылазить. НО! Самое удивительное было в том, что они никогда ПО-НАСТОЯЩЕМУ не целовались. Точнее даже не так. У них были поцелуи, но все они походили на какую-то борьбу за главенство, укусы до текущей, солоноватой крови, сжиманием раненных губ до саднящей боли. И, в принципе, их всё вроде как устраивало, да и распаляли такие действия не хило. И всё же — не то. Не было такого, чтобы они действительно слились в чувственном контакте. До бабочек в животе, бешено колотящегося сердца. Такого, который ты бы на всю жизнь запомнил. Даже их первый поцелуй был начат и завершён обоюдными укусами и израненными губами, вместе с шеями. Видя лицо девушки, с которой Чуя судя по-всему и выиграл, то можно было предположить, что это действительно было что-то с чем-то, особенно то, каким наслаждением были покрыты глаза, скулы, то с каким рвением та вплетала свои пальцы в мягкие волосы. ЕГО! Чуины волосы, в эти огненные вихри, к которым только Дазай имел право прикасаться. Неужели действительно так хорошо? Накахара точно не из тех, чтобы делать девушкам больно. — А вот и моя остановка. — перед ним находилась массивная дверь из довольно редкой породы дерева. Естественно, ведь в мафии, где крутились немалые деньги, встретить подобную роскошь не так удивительно. Хотя Осаму и успел отвыкнуть. Да уж… Вот занесла его нелёгкая. Вот из-за чего он реально не думал, что ступит на этот порог, так из-за того, что ему не нравятся их «поцелуи» с Чуей. А ведь хотелось… Ощутить эти неприступные губы. Без укусов, без напора. Тот, который реально докажет, что у рыжика есть к нему чувства. Получить ответ, потому что тот ХОЧЕТ, а не из-за того, что НАДО. В том, что Накараха находился в своём кабинете, тот не сомневался. Всё-таки в последнее время Йокогама спала спокойным сном, а значит у них, как и в агентстве — бумажная волокида. Глубоко вздохнув, Дазай бесцеремонно вошёл в помещение, нетерпеливо надвигаясь на рыжего мафиози у окна, без привычной шляпы и плаща. Внимательный взгляд из-под длинных ресниц говорил о том, что эспер прекрасно осведомлён для чего детектив к нему явился. А также то, что без драки это дело не обойдётся. *** — Фух, ну… и, что… это было… скумбрия? До этого идеально убранное помещение, где каждая деталь была на своём месте, сейчас выглядело так, словно в комнате пронёсся ураган. Небольшие сувенирные фигурки, которые Чуя привёз из разных стран, валялись на полу — некоторые в разбитом виде. Отчёты, мебель. Как говорится «Громим всё и не оглядываемся!». И как только к ним ещё не стали стучаться? Грохот сто процентов был не тихим. Хотя, даже хорошо, что никто не вмешивается. Ведь сейчас исполнитель Портовой мафии глубоко дышал под нависающим суицидником: волосы, прежде собранные в хвост, растрепались, грудь, слишком часто вздымающаяся, больновато впивалась в обхватывающюю её кожу портупеи, даже одна пуговица от рубашки отлетела, открывая вид на впадинку между выпирающими ключицами. Да ещё и этот ошейник на тонкой шее, вновь чисто-белой, румянец. Кадык резко дёрнулся от того, насколько тёмными глазами смотрел на Накахару детектив. Хватка на запястьях стала сильнее. — Ответь мне на один вопрос, Чуя. — от хриплого, низкого тона пробежали мурашки. — Неужели какая-то левая шмара достойна твоих настоящих чувств больше, чем я? На свой страх и риск, он освободил чужие руки, при этом стараясь ловить малейшее изменение в лице мафиози. Он пришёл за ответом. За одним коротким ответом. Их отношения зависят только от одного слова. — Дурак. Его поцеловали. Сами притянули, но без резких движений, бережно, перед этим долго смотря в глаза… Интересно, когда в последний раз он любовался этими омутами. Можно было заметить все оттенки голубого в радужке. Ведь где-то он уходил в более тёмный оттенок, а где-то остаётся слишком светлым. Со всем этим любованием шатен и не заметил, как к нему прижались ближе, а губы почувствовали тепло других. Нежно. Бережно. И так… по невинному. По детски, можно сказать. Совершенно не так, как они обычно это делают. Руки медленно оглаживали напряжённые плечи, бинтованную шею, подбородок. Такой острый. За щёки притянули ещё ближе, углубляя. Это… Это было просто НЕЧТО. Самое, что ни на есть, настоящее нечто. Насколько же эти губы действительно были мягкими. Он ведь раньше за укусами, за всем, не успевал прочувствовать и толику этой мягкости. Насколько всё-таки длинные и тонкие пальцы, такие тёплые и сквозь ткань перчаток. Чуя… Мягкий и такой податливый. От этого всего просто крыша едет. Осаму еле сдерживается, чтобы не начать напирать. Но нет! Он хочет запомнить эту инициативу Чуи, никак не лишая её его. Нет. Это их первый поцелуй, когда Чуя целует его сам, потому что… Потому что захотел? — Ммм… — промычал Накахара, когда его отстранили от себя, придерживая за подбородок, надавливая пальцами на открытую кожу шеи, покрытую мурашками. — Почему? Я ведь даже… — Скажи, что ты сам хотел это сделать. — его молили. Осаму разрывался между тем, чтобы не задавать тупых вопросов и продолжить ласкать эти губы и желанное тело, а также выяснить то, зачем пришёл. Чёрт, сколько же нервных клеток он сегодня загубил из-за этой бестии. — Ты ведь знаешь меня. — Чуя приподнялся на локтях, измученно вздыхая. — Если бы я не хотел, я бы тебя не целовал, а просто вышвырнул вон из этого здания! Причём, натравил бы всех подчинённых, которые у меня есть. Всё-таки не забывай, что, несмотря на наше перемирие, ты здесь всё ещё предатель. — их лица вновь приблизились, а слова вместе с воздухом поглощались через приоткрытые губы. — Скумбрия, я не стал бы целовать, если бы не хотел. Тем более так! Можно подумать, я часто веду себя подобным образом. — Н-но ты и та девушка… — Этот конкурс был даже не моей идеей, а простой спор с Тачихарой! — усмехнулся тот. — На спор? — Как говорится перепили, играли в правду или действие, ну вот и выпало мне такое действие поучаствовать в конкурсе поцелуев. — о да! Такую пьянку Чуя точно не забудет. Они умудрились сломить даже Рюноске, который всегда нейтрально реагировал на алкоголь. — А то, что я выиграл… Клянусь, я сам этого не ожидал. Да и этот поцелуй с ней. Скажи, — Накахара аккуратно убрал непослушные каштановые пряди со лба, любовно проводя по контуру острых скул и тонких губ. — неужели ты думал, что я действительно буду как-то выкаблучиваться и вызываться участвовать в подобном, зная, что у меня уже есть любимый человек? Тонкую талию крепко сжали и притянули к себе. Теперь Осаму сидел на кожаной обвивке дивана, посадив мафиози к себе на колени. Ладони проходились по перекатывающимся под тканью рубашки мышцам, а губы схватили в свой плен бледную шею, целуя, зубами оттягивая чокер, тем самым напоминая кота, просящего ласки у своего хозяина. Каштановые пряди щекотали нос, покрытый мелкими веснушками, заставляя морщится. Пахнет солнцем, а ещё постелью. Никакой сырости и солёности. Значит, даже в реке не пробовал топиться. Это радует. — Чуя… — Я даже не знаю, почему меня выбрали. Я ничего такого не сдела-ал… — засос под челюстью был слишком неожиданным, заставляя откинуть голову назад, давая больший обзор, чувствуя влажный язык, проходящийся вниз к ключице. Никаких укусов, боли. Непривычно. И до одури приятно. — Плевать, как это всё происходило. А на месте той девушки… Да и вообще, зачем я это всё тебе объясняю?! Накахара замолк, а Осаму замер, снизу вверх смотря на покрасневшее лицо. Глаза Чуи смотрели преданно, без намёка на фальш. Губы хотели растянуться в широкой улыбке, хотя её подтекст врятли приведёт в восторг уже почти настроенного на ласку мафиози. Меня. Мои губы. - Поэтому способ её предотвратить нашёлся сразу. Они утонули. Канули каждый в свою пучину: кто в бездонную пропасть карих глаз, кто в бескрайний океан, наполненный прохладной оживляющей водой. Пальцы разбирались с пуговицами, ногтями проходясь по натренированному торсу, чувствуя, как под ними подрагивает пресс. Ухо поглощало каждый вздох, стон и хрип издаваемый рыжиком, когда Дазай задевал самые чувствительные точки. Так жарко, так непривычно. Слишком много. Ласки губ, эрогенных зон. Не успевает реагировать. Только наслаждение, подобно набегающей волне, накатило, когда стали целовать не готовые к ласке соски, как вновь отходит, ведь стали применять другие пытки. Чуя слишком возбуждён, слишком нетерпелив. Он одним махом разрывает бинты, сразу же припадая губами к острому плечу, шее, целуя каждый шрам, чувствуя, как под тонкой кожей стучит, в ритме тарантелы, пульс. Поцелуи занимают чуть ли не половину времени их шалости. Так много хочеться распробовать. Столько разных видов. Действительно — настоящее искусство любви. Нежная кожа опухла, окрасилась алым от прилившей к ней крови. Осаму, не удержавшись, всё же куснул, оттянул и вновь начал очередной дурманящий танец. Между ними искры, трение доводит до кипения, заставляя последние элементы их одежды с бешеной скоростью оказаться на ковре вместе с остальными предметами мебели и декора. — Это были мои любимые статуетки… — язык залетался, а пальцы путались в мягких коротких волосах. Как же Чуя сейчас был красив, особенно, когда его глаза буквально кричат «Прекрати дразнить», смотря на то, насколько близко губы Осаму к подрагивающему члену, ощущая, как нечто холодное касается входа. Наверное впервые за долгое время они используют расстяжку. — Я куплю тебе их сколько захочешь, только скажи мне, — от основания к головке смачно прошёлся горячий язык, а вместе с тем проник первый палец. Конечно, слюна не самая лучшая замена смазке, но зато Дазай с увереностью может сказать, что точно приходил к Накахаре с целью поговорить. Позвоночник хруснул, от того, насколько сильно выгнулась эта рыжая бестия, а слишком развратный стон разрушал последние границы. Прямо по простате. Так сразу и так невероятно хорошо! — Я ведь целуюсь намного лучше? — добавление ещё одного пальца выбило весь воздух, а пылающая влажность вокруг члена и вовсе призвали перед глазами искры. Как здесь думать и что-то говорить, когда настолько невыносимо крышесносно? С губ вызываются лишь стоны, обвивка дивана покрывается полосами теперь уже оголенных ногтей. Так громко, развратно. Чёрт, они ведь не остановятся, даже если их застанет сам босс или Кое. «Держи себя в руках Накахара» — проноситься в голове, но взгляд, который на него бросает Дазай так и манит удовлетворять его стонами, плевав на всех. — Я жду… — закончив с растяжкой, при этом сжав член второго, не давая разрядки, экс-мафиози ещё шире раздвигает ноги того, устраниваясь между ними и кружа вокруг прохода, дразня. — Убью!.. Скумбрия, уничтожу… — Я не слышу. — он смотрит сверху, доминируя, не давая увильнуть от своего взгляда. Чуя, как под гипнозом, обвивает шею, шепча прямо в губы. — Я люблю тебя и твои поцелуи. Чужих мне не нужно. АХ! Толчки, шлепки, стоны, хрипы. Зарывание пальцев в волосы, засосы везде, где только можно. Их личная симфония, что преобрела новый лад и гармонию. Хватка на бёдрах, сжимание плеч, хрипотца обжигающая ухо. Интересно, как долго их губы не переставали сливатся? Неужели, можно так долго играться, передавать инициативу? — Чуя… — с восхищением Дазай смотрел, как изящное тело восседает на его бёдрах, елозя, пытаясь насадиться. Шедевр на миллион баксов. И только для его взора. Особенно яро возбуждают алые пятна на молочной коже, а также пухлые губы, секунду назад которые тот целовал. В голове отключается всё, как только он ощущает бархатные стенки, сжимающие его. — У тебя ещё много работы? Ответом послужил расфокусированный взгляд. Ладони прошлись от бёдер, по впалому животу, выпирающим рёбрам, пока не опёрлись на широкую грудь. Наклонившись, Чуя провёл ту самую дорожку, только уже языком, задевая соски и оставляя засос на ключице. — Перестань немедленно думать о чём-то ещё, кроме меня. Заткнись и целуй, Оса-ааму! Спрашивается, а кто Дазай такой, чтобы отказать НАСТОЛЬКО красноречивой просьбе.