***
Они познакомились в первую неделю старшей школы. Кагеяма тогда как раз собирался немного попрактиковаться в зале, принадлежащем волейбольному клубу, пока не придут более старшие товарищи, в том числе и капитан, когда, подойдя к одному из входов в помещение, не только услышал, но и увидел невероятное сильные и точные подачи в воздухе. И, честно сказать, в первые секунды Тобио был даже немного рад, что у него будет столь впечатляющий сокомандник. Потому что, ну, на первый взгляд Хината Шое в пятнадцать лет, со своими растрепанными короткими волосами и худощавой фигурой, была похожа на пацана. — Эй! — он и сам не знает, как тогда ему хватило уверенности, чтобы привлечь чужое внимание, однако окрик с легкостью привлек тогда чужое внимание. — У тебя отличные подачи в воздухе. Ты тоже собираешься вступать в волейбольный клуб? И, к слову, он до сих пор отлично помнит, что Хината, обернувшись к нему с мячом в руках, смотрела сначала удивленно-удивленно, непонимающе, будто бы они говорили на двух разных языках, прежде чем перевела взгляд на мяч в своих руках и произнесла тихое «О». — Да кто ж мне позволит? — усмешка тогда по чужим губам змеилась легкая, издевающаяся, но она была совершенно не похожа на те, что дарил Ойкава, те, что раздражали и злили до глубины души. — Почему ты так говоришь? Ты явно хороший игро-… — Да потому что не существует смешанного волейбола и смешанных команд. В мужскую команду меня никто не возьмет. А женские меня даже видеть не хотят — удары у меня якобы слишком сильные для них, — девушка, а тогда Кагеяма запоздало, но понимает, что перед ним стоит не парень, а девушка, на ошарашенный вид своего собеседника только посмеивается, когда, не глядя, закидывает мяч в руках обратно в корзину для них и идет к самому Тобио навстречу. — Я, кстати, Хината Шое, первый год обучения, класс 1-3. — Кагеяма Тобио, класс 1-5*, — он отвечает больше на автомате, все еще ошарашенный «внезапным» открытием, когда его одногодка подхватывает свою спортивную сумку и явно собирается покинуть «место преступления». — О, так ты довольно известный уже игрок. Круто, — Хината на такой ответ только задумчиво кивает, а потом растягивает губы в настоящей, искренней и столь яркой улыбке, что у Кагеямы складывается ощущение, будто бы рядом светит солнце, а он сам сейчас ослепнет. — Знаешь, если вдруг твои товарищи не будут готовы заниматься много сверх обычных тренировок, то обращайся. Я с радостью потренируюсь с тобой! Тогда это было удивительным — Хината с первого взгляда казалась невероятным игроком в волейбол, что только подтвердилось позже, однако мысль о том, что она была слишком сильна для игры сбивала с толку. И Кагеяма в начале не особо верил, что такое вообще возможно. Где-то до первого дня, когда во время обеда он, хмурый и не особо довольный, попросил Шое остаться после занятий и правда помочь с тренировками. Потому что у него даже спустя много лет руки ныли от воспоминаний о том, как по ним прилетали обычные, не в прыжке, подачи девушки. Сейчас же, смотря на нее за работой, когда Хината, повзрослевшая и ставшая более собранной Хината (он до сих пор не верил, что эту раздолбайку приняли в лучший медицинский страны), уверенно и довольно сильно разминала и массировала травмированное колено Бокуто-сана, как того требовал составленный ею план реабилитации, Кагеяма чувствовал, как внутри все сжимается и сворачивается в тугой узел от переполняющих чувств и немного — волнения из-за того, что он желал сделать. — Эй, Хината, — он говорит тихо и немного задумчиво, не отрывая взгляда от тонких, с виду хрупких пальцев и стараясь не смотреть на мученическое выражение лица Бокуто (тот тоже уже успел понять ошибку своих суждений за это время). — Не хочешь сходить в кафе, как освободишься? Хината на мгновение прерывает свою пытку, которую она елейным голосом с самой милой улыбкой на лице называет массажем, и смотрит на него немного недоуменно, прежде чем пожимает плечами и снова возвращается к своим действиям. Кагеяма все еще настойчиво игнорирует Бокуто и его благодарность за короткую передышку. — Если ты купишь мне хороший кофе, то я ради этого готова хоть в Мияги смотаться вместе с тобой. От этого ответа хочется запрокинуть голову назад, рассмеяться в голос, жмурясь, однако Кагеяма позволяет себе только тихий фырк, как бы выражающий то, что он думает обо всем этом. Впрочем, от мыслей о будущем походе в кафе, который он старательно пытается не называть в своей голове свиданием, его это совершенно не спасает. Как и от того, что он продолжает пялиться на ее руки, отросшую копну рыжих непослушных волос и красивый профиль будто бы светящегося изнутри лица.***
Кагеяма до сих пор помнит, как Хината едва ли не каждый обеденный перерыв недовольно бурчала, что не может играть, хотя очень хочет, очень любит волейбол, который вообще-то лучший спорт, что только могло придумать человечество. Он помнит, как девушка, заваливающая каждый чертов тест по английскому, сидела у него дома, в его комнате, когда стрелки часов уже давно перевалили за десять вечера, если не одиннадцать. Сидела и помогала вбить в голову математику с биологией, с которыми, что удивительно, была на «ты». И треклятую литературу, конечно же, которую точно придумал какой-то екай. Удивительным, побуждающим восхищение было то, что, обычно ругающаяся и недовольная, называющая его придурком, в такие моменты Шое была одним из самых собранных и спокойных людей на свете. И, конечно, Тобио помнит, как во время первых их Национальных эта придурошная наплевала на учебу и приехала на их матчи, вся взбудораженная, волнующаяся, но сверкающая от фонтанирующей внутри энергии как новогодняя елка в центре Токио. Приехала и улыбалась, сумев его перехватить, хотя до этого ночью много говорила с ним через сообщения и желала удачи. И как он не понял, что она не собирается спать, чтобы сесть на первый же синкансен до столицы?.. Помнит собственное удивление, когда эта дуреха, которую было просто невозможно отловить в школе в два триместра последнего года обучения, сама завалилась к нему домой после экзаменов, но еще до выпуска из школы. Он тогда еще наорал на нее, какого черта она творит, а Шое только размахивала каким-то письмом в своих руках, смеясь. Как оказалось — подтверждением того, что она поступила. В Нагою**. На медицинский факультет. Стипендиаткой. Помнит, как сначала его удивила и немного обрадовала эта новость. Во-первых, Хината была, наверное, одним из самых ленивых людей, что он знал. Серьезно. Но, во-вторых, она очень любила биологию и, как потом оказалось, химию. Она явно нашла то, что ей по душе, и это… радовало. А потом, смотря на нее краем глаза, хотя на экране шел фильм, который они оба давно хотели посмотреть, Кагеяма чувствовал, как внутри все замирает и разрушается от нежелания отпускать девушку куда-либо. Особенно за почти семьсот километров от Сендая. Четыре часа езды на синкансене. С пересадкой в Токио. Он думал об этом, думал-думал-думал, и не мог выбросить из головы, чувствуя себя отвратительно от разрывающих изнутри чувств. Тогда он так ничего и не сказал. Помнит редкие разговоры и переписки, ее жалобы на количество учебы, бессонные ночи и невозможность встретиться на каникулах. Помнит закрадывающиеся мысли, что такое количество учебы, предметов, заданий и прочего — ненормально даже для медиков, но Шое лишь посмеивалась да отмахивалась, напоминая, что он сам едва ли не спит на площадке в своем институте в обнимку с мячом. А еще напоминала о его собственных долгах по учебе, еде и сне, советовала витамины, чтобы добрать то, что он даже со специализированной диетой получал не всегда. И помнит, как спустя три года орал на нее, получая ругательства в ответ, потому что эта безумная, не имеющая тормозов идиотка сделала все, чтобы за три года пройти программу шести. Это была, наверное, самая крупная их ссора. Та, что могла бы стать последней, навсегда разорвать их дружбу, несмотря на тот смысл, что они оба пытались донести. Я волновалась за тебя, поэтому спешила. Я волнуюсь за тебя, поэтому не гробь свое здоровье, прошу. Кагеяма хранит эти воспоминания в своей памяти, лелеет их. Потому что мгновение, которые он проводил с Хинатой — едва ли не самые важные в его жизни. Столь же важные, как общение с Мивой или тренировки по волейболу с дедушкой. Это то, что он хочет навсегда сохранить, даже если у него него нет и шанса на… Тобио старается не думать об этом каждый раз, когда они всплывают в голове. Лишь переворачивается на бок в своей постели и сильно жмурится, когда перед глазами встает еще одно. Он не может забыть взволнованное лицо Шое, когда та ворвалась в его палату ураганом, вызывая недовольство врачей. Не может забыть, как она мрачно смотрела на назначенного ему реабилитолога, а потом растягивала губы в едкой улыбке и представлялась, наблюдая, как врачи медленно бледнеют. Потому что, даже несмотря на то, что она на тот момент все еще была аспирантом, за полгода она стала одним из самых известных реабилитологов, вернув к привычной жизни четырех человек, которых курировала под присмотром своего наставника. Не может забыть, как аккуратно она прикасалась к его ладоням, как внимательно читала карту и рассматривала снимки, как уверенно и сосредоточенно вела его по пути восстановления. Не может забыть, как она делала все, чтобы шрамов от операции не было видно, чтобы он снова мог без боли двигать ими и, что самое главное, играть на площадке. Не может забыть, как под ее порхающими руками приговор остальных превращался в пыль, что оставалась на краю его дороги жизни. Эти воспоминания одновременно делают его счастливым и безумно мучают, когда Хината вот так счастливо и ярко улыбается. Они идут по вечерним улицам сквозь толпы людей, потому что это центр города, и девушка взмахивает руками, посмеивается, рассказывая реакцию Бокуто на ее появление во время тренировки Шакалов, хотя она лишь хотела проверить, как его колено после восстановления и начала спортивной деятельности снова. Тобио смотрит краем глаза, старается не пялиться прямо и делать вид, что ему абсолютно все равно, хотя они оба знают, что это ложь и игра. Правда, думают о разных причинах, что скрываются за этим. — Знаешь, я на самом деле рада, что у него все хорошо — Бокуто-сан отличный игрок, и… — Ты мне нравишься. Слова срываются с губ легче, чем ему казалось. Просто в один момент они крутились в голове и на языке, а в следующий Шое уже замирает на месте, замолкает и смотрит на него удивленно, будто бы не ожидала чего-то подобного. Девушка несколько секунд ничего не говорит, только открывает и закрывает рот, будто бы не может уложить это в голове, из-за чего Кагеяме приходится утащить ее в сторону, чтобы не мешаться на пути других людей. — Что?.. — Ты мне нравишься. Я влюблен в тебя со старшей школы, если так понятнее, — Кагеяма отводит взгляд в сторону, но ладоней, слегка сжимающих плечи Хинаты, не убирает, пусть и старается не причинить боли, рассчитать силу. — Пожалуйста, не отказывай мне. Девушка смотрит на него еще несколько секунд, и лицо у нее серьезное. Такое же, как в те моменты, когда она сосредоточена на своей работе. Ее глаза скользят по его лицу, будто ищут что-то, прежде чем черты лица смягчаются, а сама Хината мягко, нежно улыбается. Это не привычная яркая улыбка, полная внутреннего света и безудержного энтузиазма, нет. За ней кроется что-то более глубокое, долгое. Настолько привлекательное, что только ожидание ответа удерживает Тобио от того, чтобы поцеловать ее. — Конечно. Я буду только рада, Бакагеяма. И он наконец-то целует Шое, притягивает ее к себе, желая больше никогда не отпускать девушку.***
Они сидят в одном из многочисленных парков, поедая свои блинчики и перебрасываясь забавными историями из университетов, вспоминая такие же, общие или нет, моменты из старшей школы, когда Кагеяма смотрит на нее и на мгновение замирает.Это свидание. Это абсолютно точно свидание, и Хината согласилась встречаться с ним, но… Тобио скользит взглядом по ее профилю, по непослушным мягким волосам, собранным в низкий хвост, по прикрытым глазам с длинными пушистыми ресницами, по окрашенным розовым скулам, по нежным губам, которые так и хочется целовать снова и снова, которые сейчас снова растянуты в той прекрасной и редкой улыбке, полной нежности. — Хината?.. — Да? — она не смотрит на Тобио, увидев что-то более интересное среди деревьев, однако мимолетный взгляд показал, что Шое внимательно его слушает. — Я тебе нравлюсь? Вопрос не вызывает у Хинаты никакой особой реакции. Она все так же продолжает спокойно сидеть на скамейке, не обращая особого внимания на чужой внимательный взгляд, и болтает ногами. Из-за этого и своего невысокого роста она лишь сильнее смахивает на ученицу старшей школы, из-за чего Кагеяма мысленно удивляется, как никто еще не задался вопросом, а нормально ли то, что он видит. — Что?.. Нет, конечно. Сначала он даже не понимает, что именно Шое сказала, а потом… Потом внутренности скручиваются в тугой узел и тошнота подкатывает к горлу, пока внутри что-то замирает и медленно начинает трескаться, разрушаться. Тобио сжимает свободную ладонь в кулак и старается дышать, когда Хината поворачивается к нему, лишь шире улыбаясь. — Я люблю тебя***. Хината произносит это легко и жмурится довольно-довольно, когда видит, что он не просто удивлен, а по-настоящему шокирован, сражен одной лишь фразой. Важной и столь приятной фразой, тремя простыми словами, за которыми кроется намного больший смысл, чем может показаться. — Боже, Хината… — Кагеяма прикрывает глаза ладонью и тихо, сдавленно смеется, прежде чем все же собирается с силами, чтобы посмотреть на нее сквозь пальцы. — Какая же ты иногда дуреха. И как же я люблю тебя… Шое на это только смеется и садится ближе, намного ближе, чем до этого, прижимаясь к его боку и прикрывая глаза, будто бы кот, почувствовавший долгожданное тепло. И Тобио смотрит на это с огромной нежностью в сердце и глазах, прежде чем почти невесомо прикасается губами к рыжей макушке. Как же хорошо, что ни время, ни характеры, ни расстояние не смогли развести их пути в разные стороны…