30 сентября 2020 года
Сраного 2020 года, который из радостей принёс лишь одно слово.
Лучшая команда Европы всё же устала, сбавила свой бешеный темп, любезно уступив три очка «Хоффенхайму». Но сегодня Дер-Классикер. Матч, на который эти дьяволы настроены ровно так же, как и дикие звери, у которых хотят отобрать добычу. В этом случае три очка, которые уже позарез нужны «Баварии», чтобы доказывать своё превосходство в новом сезоне.
С давних пор «Боруссия» ведёт борьбу с ними, иногда проигрывая, а иногда выжимая победу. Тем не менее, уже стабильные несколько кругов «Бавария» без особых сложностей показывает, кто тут папочка. И всё же в первую очередь это дерби между старыми, добрыми (нет) друзьями, Марко Ройсом и Робертом Левандовски.
Тяжёлый и энергозатратный первый тайм отзывается неприятной тяжестью у кого-то в ногах, у других — обычной отдышкой. Сорок пять минут, за которые, возможно, пролетели ставки многих болельщиков, кто-то хоронил «шмелей» и пророчил тем разгромный проигрыш с их-то игрой, другие же восхваляли жёлто-чёрных, выражая большие надежды на вторую половину тайма. На табло 2:2. Мучительный счёт. Люсьен Фавр раздаёт указания на повышенных тонах, так активно жестикулируя, что кажется, будто мужчина судорожно сочиняет музыку, профессионально дирижируя. Упаси, Господь, лишь бы это был не похоронный марш.
Ройс снова не в себе. Свои агрессию и недовольство капитан упрямо держит в кулаке, не позволяя себе дать слабину. Эмоции отражаются мельком лишь на хмуром, сосредоточенном лице, а в мыслях снова он. Насмешливый взгляд Леви, его очередная улыбка из-за гола, что был в их пользу. Словно удар ниже пояса. Как эта баварская сука не понимает, что Марко становится лишь злее?! О, он поймёт после матча, когда ему как следует засадит по самые гланды свой агрегат Ройс. То-то ему будет.
Лишь с недавних пор УЕФА неожиданно для всех приняли решение о позволении участия женского пола в мужских играх в качестве игроков. И «Боруссия» пользуется подарком, загребая без остатка к себе юную Мари Нойштедтер, младшую сестру Романа Нойштедтера. Оба выходцы из Гельзенкирхена, родной «Шальке» вспоминается невольно. И оба, по мнению некоторых, предали свой клуб ради денег. Отчаявшийся Рома — возможно, а железная Мари бросается под колёса риска, надеясь, что сможет сделать невозможное. Она хочет быть наравне с Нойером, горит желанием порвать Ману на куски, пройтись по головам и поставить всех в известность, что она тоже не пальцем деланая. Ей нужно вырасти не только, как человек, но и как вратарь. Этого однозначно не получилось бы в «Шальке», а потому она рискнула всем, дабы этого достичь.
Свисток. Начало второго тайма. И вот на поле снова выходят команды. Впереди второй тайм, сорок пять минут и несколько добавленных сверху на то, чтобы решить, кто окажется сильнее: пушечный ЛеванГОЛьски и баварцы в целом или авторитетный Ройс и компания? Впрочем, ответ вы и сами знаете.
Но как же без противника в этой встрече лично для каждого? Нет, Нойер стоит в зоне своей штрафной, не покидая её и спокойно наблюдая за событиями в середине поля. Мяч то и дело летает то к игрокам «Боруссии», то к игрокам «Баварии». Здесь фигура несколько интереснее. И она под номером «18». При одном взгляде на него начинают подрагивать руки и коленки: так красив или всё же безумно опасен? Оба варианта.
Красная футболка до невозможности обтягивает мускулистое тело Леона Горецки, заставляя многих девушек глотать слюни и с силой сдвигать ноги, а многих парней — завидовать такой шикарной форме. Кудрявые волосы, уже влажные от пота и воды, раннее вылитой на лицо для охлаждения, небрежно липнут ко лбу и шее. Карие глаза устало, но до безумства горячо стреляют в сторону ворот чёрно-жёлтых. Вместо Марвина Хитца там уже красуется другая фигура. Та, что интереснее в сексуальном плане. Леон лишь усмехается своим же мыслям. Ему не терпится забить очередной мяч и выйти из этого дерби победителем. Но с первым пунктом не так-то всё и просто. «Особенно с таким вратарём» — проскользнуло из глубины сознания.
И видимо проскользнуло довольно громко. Глаза в глаза, усмешка и озлобленный прищур, предчувствие победы и горький вкус поражения, похоть и гордость. Всё это вновь вспыхивает бурным огнём между ними.
«Что же ты по вечерам на меня так не смотришь? Будь ты трижды проклят, Горецка»
— Думал, тебя папочка не выпустит. Побоится за свою малышку.Он снова груб. В его речь возвращается сарказм, ложь и нецензурные выражения. Он снова bad boy. Он снова провоцирует. Ему мало её внимания, как и её самой. Он жаждет большего.
— Посмотрите, кто подал голос.А она всё также тверда, упряма и горда. Не одаривает даже взглядом соперника. Но Леон не был самим собой, если бы не заставил обратить на себя внимание, верно?
От ноги немца пушечным ударом со звуком, пробирающим до самого нутра, отлетает мяч. Просвистывает мимо девушки и ударяется об штангу, откуда отлетает прямо в руки голкипера. «Поплатишься ещё» — одним взглядом обозначает рамки Мари, жестом отправляя смельчака на свою половину поля. И тут же отправляя следом мяч, который вроде как подрезает Роберт Левандовски у Пасслака, но тут же оказывается в западне, лихо теряя игрушку из-под ног после кристально чистого подката Хуммельса, который вроде как знает друга как облупленного ещё с «Боруссии» Юргена Клоппа.
Атака резко развивается, грозясь окончиться голом дортмундцев. Агрессивно, раз за разом она накатывает, словно сильные волны во время шторма. В череде таких волн утопают и Ройс с Левандовски, всё же позволяя усталости взять верх. Но Марко, словно хитрый лис, элегантным движением ноги прокидывает мяч пяткой на Джейдона Санчо. Гол!
Но нет. Офсайд зафиксирован совсем не вовремя. Мяч уже летит в обратку, к воротам «шмелей». Известный факт, когда Бавария даёт шанс забивать, ты обязан забить. В противном случае…
— Наказаны, — пробегая мимо, Роберт шипит на Нойштедтер и летит праздновать гол вместе с Леоном и другими сокомандниками.Игра окончена.
Они вновь проигрывают «Баварии». Единственной команде, которая способно ставит шмелей на колени, не позволяя обойти их. Досадное поражение, в котором нельзя винить кого-либо. И уже не важно сколько побед подряд наскребла себе «Боруссия», ведь она покорно уступает лишь им.
Но прощаться всегда сложно, будь ты победителем или проигравшим. Роберт подходит с невероятно мерзкой, но красивой улыбкой к друзьям, обнимает каждого, приговаривая заранее приготовленные слова. И обходит таким образом добрую половину команды, как вдруг теряется под взглядом Марко Ройса. Многозначительным, неодобрительным. Поляк ясно понимает, что тот запишет это поражение, запомнит его, словно имя самого бомбардира. Чёрт возьми, Ройс ведь проклянёт его вдобавок, дабы жизнь мёдом не казалась. А в конце концов просто сдастся в крепких объятиях. Лёва не замечает как задерживает руки на талии немца. Неловко отпускает, когда тот даже руки в его сторону не протянул. Да и отпускает лишь из-за стыда и вины перед ним.
— Я не спе… — он захлёбывается воздухом и далее молча наблюдает, как Марко уходит. И какой он после этого бомбардир?Уходит медленно, нехотя, но с таким показным безразличием, будто во всех бедах этого падшего мира виноват никто иной, как поляк. Роберт нарочито долго рассматривает надписи на спине, номер, фамилию. Впрочем, ровно до того момента, пока весёлый Томас Мюллер не кидается другу на шею. «Прости, Вуди» — скользит в мозгу, но он лишь смеётся, подбадривая сокомандников и всецело отдаваясь радости от победы.
В гостевой раздевалке Дортмунда тишина. Игроки сидят на скамейках, осознавая цену поражения и победы. Чувство вины и стыда гложет душу каждого. Не даёт покоя, раздирая ржаво-золотые нити грешных душ всё сильнее и сильнее. До каждого вполне чётко и быстро доходит, что к чему, но Люсьен не пускает, морально давя и пытаясь выжать из них максимум. И тоже не выдерживает, вскоре быстро покидая раздевалку, громко хлопая за собой дверью. Он и его команда потерпели крах, потеряв три очка и долгожданный трофей. Неужели это станет последней каплей?
— Попадос, — заключает Пищек на выдохе и первый встаёт, собираясь переодеться.Лукашу никто не перечит и даже не поддакивает: все снова смирённо одеваются, собираясь покинуть раздевалку и Мюнхен как можно быстрее. Три очка по праву остались здесь, как и изящная статуэтка, матч прошёл, нужно собраться с мыслями и готовиться к следующей игре, возвращаться в гонку. Марко тоже так считает и нехотя осматривается по сторонам: кто-то старательно укладывает вещи в сумку, кто-то переодевается, а кто-то уже ожидает остальных, сидя на скамейке и, может быть, обновляя истории в инстаграме. Внутри закрадывается не самое приятное ощущение при виде довольно кислых мин сокомандников, но как бы сегодня они не злились на три пропущенных, каждый любит своих друзей и этот клуб. И все снова будут работать над тем, чтобы побороться за первое место.
Так постепенно возвращается настроение, а жгучее в груди чувство сломленности отходит на второй, не столь важный план. Теперь по шмелям не скажешь, что всего десять минут назад они проиграли. И начинает всё проясняться.
Марко взглядом улавливает нехватающую фигуру, медленно соображает, кого же недостаёт, но в итоге забывает свои мысли, отвлекаясь на заглянувшего в раздевалку Левандовски.
Уже за полночь.
Альянц Арена давно погасила свои огни и прожекторы, в свете которых сегодня выступали команды. Всё утихло настолько, словно человечество на миг вымерло. Лишь за пределами этого массивного красавца слышались гудки машин и отголоски прочей суеты. Настолько ненужной, что хочется отключить звук вселенной и окунуться в немые глубины своего разума.
Леон Горецка, который по некоторым своим причинам так и не покинул стадион с командой, сейчас прогуливался вдоль правого фланга, рассматривая под своими ногами газон.
— Не лучшее место для встречи ты выбрал. Чёртов же ты джентльмен, — такой бархатистый, но такой бесстрастный голос за спиной заставил мужчину на миг остановиться и с некоторой боязнью выкарабкаться из глубин своих мыслей.Он покорно оборачивается, спиной чувствуя жгучий, изучающих взгляд откуда-то из обволакивающей стадион темноты. Медленно, будто зачарованный, он плетётся к источнику, желая рассмотреть обладательницу голоса.
— Я скучал.В ответ лишь тягостное молчание, придающее ситуации неловкость, но кого из них волнует это?
— Нежнее. Прошу, будь мягче.
Во тьме раздаётся сладкий, ласкающий уши вздох. Леон весьма нетерпелив: сам не замечает, когда силой стаскивает с Нойштедтер красное худи, параллельно подгоняя девицу в сторону ворот. Одежда слетает и мягко опускается на газон, ожидая своего часа.
Девушка в наказание пытается проделать ответные движения, дабы открыть своему и невидимых зрителей взору красоту тела конкретно этого мужчины, но он явно против. Его сильные руки стряхивают со своей рубашки нежные, девичьи ладони, проверяя её терпение.
Когда-либо в другой раз Мари бы и поставила Леона в штыки, заставив считаться со своим характером буйной, горячей и не столь терпеливой дамы, но когда дело доходит до интимной близости, она, мысленно сдаваясь в плен без попытки атаковать, покорно растягивает столь горячий момент, дабы не оборвать счастливые минуты ненароком. Трясущимися руками оглаживает желанное тело со всеми его неидеальностями, за которые она влюбляется в этого мужчину лишь сильнее снова и снова. Мечтательно прикусывает губу, чувствуя под ладонями божественную мягкость ткани. Пальчиками проходится по белым пуговицам, задерживаясь на одной, а затем заглаживает свою глупую оплошность, припадая губами к всё ещё не обнажённому торсу. Девушка медленно, несмело вдыхает аромат чуть сладкого одеколона, исходящий от него. Теперь уже Горецка расходует все свои запасы терпения, лишь бы довести обоих до пика и дать маленькому чертёнку абсолютную волю.
Медленный, плавный выдох. Леон наклоняет голову, зарываясь носом в шёлковые каштановые волосы, что ложатся волнами. Их мягкость определённо завораживает, заставляя впасть в транс.
«А оттуда уже как хочешь выбирайся. Хотя признайся, ты пропал.»
Прикрывает глаза, ощущая такое приятное умиротворение рядом с ней. Осторожно протягивает руки, зарываясь пальцами в волосах, распределяя их на пряди, сияющие в свете луны. Теперь уже Мари одёргивает, не поощряя его действий.
— К чёрту. Не медли.Девушка игнорирует столь требовательную просьбу возлюбленного. Медленно расстёгивает пуговицы, ощущая нарастающее напряжение и желание. А затем шёлковая рубашка оседает на газон.
Перед её ненасытным взором открывается мускулистое тело, манящее и будто подговаривающее на различные непристойности. Её глаза сверкают похотливым огоньком, скользя с изящной шеи вниз, прямиком к низу живота.
— Торопишься, — такой сладкий шёпот заставляет поёжиться, внутри что-то щекочет плоть.«Не влюбляйся, красавица, Он картежник и пьяница. Он играет в рулетку, Ставя жизнь на кон»
А сам припадает губами к ключице девушки, сминая нежную, бледную кожу. Она у неё слишком нежна для его звериного характера. Он старательно прикусывает, оставляя тёмно-багровые следы. Слишком горячо, сейчас обожжётся. Внизу живота завязывается в узел дикое желание, тянет вниз, вынуждая приступить к действиям. Неожиданный стон, от которого Горецка вздрагивает, царапая своей щетиной шею Мари. Она отвечает взаимностью, глубоко впиваясь ногтями в спину и резко проводя вниз. Остаются глубокие, кровоточащие царапины, от которых Леон с явным гневом смотрит на даму сердца, чёрного, словно смоль.
Альянц Арена будто краснеет ещё сильнее, взирая на это сумасшествие. Но также и злорадствует, видя превосходство игрока «Баварии». Как бы долго эта пара не находилась по разные стороны баррикад своих грандов, их обоих связывает Гельзенкирхен. Впрочем, не только он. Пережитые годы в «Шальке» и его академии, юношеской сборной Германии, утомительный отдых когда-то в Риме, весёлый скандал из-за переходов.
Но сейчас всё это остаётся где-то там, позади. За стенами этого массива. Но не о том сейчас речь, не о том мысли. Лёгкое дуновение ветра заставляет пару сжаться в объятиях, дабы совсем не замёрзнуть. По коже обоих пробегают мурашки, а по телу разливается тепло, будто горячая и ещё жидкая карамель. Столь чувственные объятия, в которых Леон мог прочувствовать всё: аромат её духов, тепло и невероятную нежность женского тела. Мужчине медленно, но верно сносило крышу от неё. Он лишь сильнее прижимал к себе подрагивающую и полыхающую жаром девушку. В одну из таких секунд мужчина был вынужден подарить свой первый в сегодняшней встрече поцелуй. Было ясно, что Леон вложил в него всю нежность и ласку, любовь и тепло, что испытывал к своей возлюбленной. Внутри вновь что-то защекотало, внезапно вызывая шквал эмоций и чувств.
Ему не свойственно давать слабину, ровно как и «Баварии» проигрывать кому-либо. Эта страсть была скорее злобой от осознания происходящего или нежелания потери родной души. Стойкая и вся правильная Нойштедтер всё же сдалась под таким натиском, ей всё же стало его жаль. А Леон продолжал наслаждаться объятиями, слушая, как рядом бьётся второе сердце, которое он обязательно заполучит и более никому не позволит обижать. Ту, тихо-тихо бьющуюся мышцу в грудной клетке, порою надоедливой, а местами и жизненно необходимой.
Постепенно складывалось впечатление, что уже вроде взрослого и зрелого мужчину не интересовали те весёлые, добродушные и беззаботные женщины, что частенько пытали удачу заполучить его взгляд в барах, куда Леон приходил оставить свои не лучшие мысли, иногда чувства и желания. Им не было места в повседневной жизни футболиста. Как, впрочем, часто не бывало места для собственного счастья.
Подобные места и мероприятия Леон не любил от слова «совсем». Часто уходил, иногда просто прикрывая за собой дверь, а иногда хлопая. Такая же ситуация произошла и тогда в «Шальке». Горецка был вынужден уйти, пусть и по уши увяз в своих чувствах и мыслях. Ему там нравилось, но и птенцов, знаете ли, иногда выталкивают из гнезда, чтобы судьба-матушка удосужилась решить всё и распорядиться их жизнями. Леон был как раз из тех птенцов, что взлетают мгновенно, потому что уже успели отрастить сильные крылья. Он перебрался в «Баварию», оставив там, в Гельзенкирхене, своих вроде как лучших друзей. Он не был до конца уверен, что их можно звать друзьями, но в самом далёком и тёмном уголке своей души надеялся на лучший исход дерьмовых событий.
На этот раз он хлопнул дверью настолько сильно, с такой яростью, что та приоткрылась. И прошлое нехотя вернулось в его жизнь, да с такими красками, что слово «охуел» не опишет всё то потрясение, что испытал парень в те годы.
— Наказана, — с нескрываемой усмешкой говорит Леон, рассматривая сияющие глаза сначала напротив, а потом всё ниже и ниже.Чёртова привычка влюбляться в баварцев у Нойштедтер, похоже, передалась от Ройса. Воздушно-капельным путём. Не сказать, что она перелюбила добрую половину «Баварии». Она их всех ненавидит самой чистой ненавистью, кроме него в какой-то степени. И признаёт поражение публично, когда и видит только он, опускаясь на колени.
«Я не могу тебя разлюбить за одну ночь. Тебя позабыть за одну ночь. Я не могу тебя отпустить за одну ночь»
Он любит эту её покорность, плавность движений, красивые изгибы линий тела, эти черты лица, эту соблазнительную фигуру, эти каштановые волосы, от которых всегда пахнет чем-то вкусным, а в завершение глаза, в которых и впрямь тонешь. Это не ваши скучные моря, не туманы и леса, а что-то большее. От мыслей отрывает щелчок бляшки ремня и молнии, которые позволяют с лёгкостью снять брюки с самого Горецки.
— Слишком самостоятельная, — первый удар.Тяжёлый, словно от ремня. Ягодица наливается кровью и краснеет, почти в точности повторяя ладонь мужчины. Девушка теряется, внутри накатывает обида от причинённой боли. Она поднимает полный непонимания взгляд, как вдруг оказывается схваченной за шею. Леон небрежно дёргает и поднимает девчонку с колен, вжимая спиной в боковую стойку ворот.
От такой силы рама мельком содрогается. Металл штанги отзывается жгучим холодом на спине вдоль позвоночника, девушка невольно всхлипывает, зажмуриваясь от неприятной прохлады. Леон бережно накрывает её губы своими, страстно и властно целуя. Он наглеет, начиная кусать их, мягкие и поддатливые. Ранит их, показывая своё превосходство, забывая, что он сейчас не игрок команды, а будущий муж и мужчина, который должен оберегать и восхвалять свою даму, а не ранить.
— Больно, — Мари хрипит, силой отпихивая от себя Горецку и вдыхая свежего воздуха, которого мужчина её лишил. — Прости, — Леон осознаёт ошибку, на миг сжимая тонкую шею сильнее, но боясь, что она слишком хрупкая и вот-вот под его ладонью захрустят позвонки, отпускает её.Тело Нойштедтер медленно опадает на его грудь, словно тряпичная кукла. Он её подхватывает, уже самостоятельно опускаясь вниз. Вновь оставляет россыпь засосов в районе низа живота, стягивая вниз джинсы. Терпение уже просто машет ручкой, покидая Леона и, по всей видимости, отправляясь далеко в пешее эротическое, где переждёт часика два и, возможно, вернётся. Он нежен с хрупким телом, но по прежнему груб с одеждой. Щёлкает застёжка, молния за секунду оказывается расстёгнута, а низ, в свою очередь, спущен до колен и даже ниже.
Перед его голодным, зверским взглядом открывается до чертей невинная картина. Белое кружевное бельё дополняет эту картину, вносит свои некоторые краски и эмоции. Он осторожно, без излишней грубости покрывает интимное место поцелуями. Освобождает до конца от одежды, оставляя только нижнее бельё, что уж слишком старательно радует его взор.
Леон отодвигает кружевную ткань, проводя пальцами по горячему месту, которое оказалось достаточно влажным. Из своих наигрязнейших мыслей его внезапно вытаскивает очередной стон. Мари подаётся телом вперёд, вынуждая Горецку не медлить, а только продолжать. В один щелчок он расстёгивает мешающий бюстгальтер, обнажая аппетитную грудь.
— Тебе с таким телом надо было в модели идти, а не в футбол. — А так ты бы меня трахал не на поле, а на подиуме что ли? — по-настоящему удивлённый взгляд от такого предположения сменился усмешкой, наблюдая растерянность мужчины. — 1:0, котик.Девушка не теряла времени и быстро стянула с него брюки от классического костюма, пиджак от которого, видимо, висел где-то в раздевалке на вешалке. «Ещё бы он помялся. Гладить всё равно мне». Поддавшийся желанию Мари, Горецка после таких смелых действий грубо развернул её спиной, вынуждая упереться во всю ту же штангу плечом и боком. Не долго думая, резкими движениями сдирает с неё оставшиеся трусики.
— Ненавижу, когда твой сучий характер включается во время нашей с тобой любви, — холодно отчеканив, мужчина грубо входит во всю длину, ещё некоторое время вдалбливает её в металлический столб рамы, а затем продолжает в разы медленнее, нежнее. — 1:1.С израненных губ, уже покрывшихся местами корочкой засохшей крови, слетает довольно громкий стон. Действие повторяется ещё пару раз, и девушка переходит на приглушённый крик. Разум обоих отключается единогласно скоро, словно щёлкнул выключатель. Лишь разгорячённые тела всё ещё как-то реагируют на происходящее.
В какой-то момент земля уходит из-под ног Нойштедтер. Она толком не отдаёт себе отчёта в том, что произошло, каким образом и из-за чего, но чувствуя на себе тепло, исходящее от сильных рук Леона, девушка покорно утихомиривается, закрывая, нет, закатывая от удовольствия глаза. Она оказывается поднята на руки, в которых, наконец, может расслабиться и прочувствовать весь спектр эмоций, поворачивается, встречаясь с затуманенным взглядом напротив. Удивительно, как просто находясь в его руках, Мари чувствует себя настолько комфортно, будто в младенчестве на руках матери. Она теперь по праву чувствует себя принцессой. Той самой, для своего единственного и неповторимого. Невероятный контраст между тем, что таилось внутри у обоих и температурой на поле, сводил с ума, подкидывал ещё больше дров в бешеный огонь, что пожаром полыхал, грозясь сжечь их полностью, без остатка. Они так любят. Это их маленькая тайна, которую оба унесут в могилу когда-нибудь.
— Определённо, ты — мой потерянный рай, — вновь срывается на хриплые признания в любви Горецка, продолжая доставлять удовольствие обоим.Вы когда-нибудь видели демона, которого сравнивают с раем? Нет? Мари тоже, но на какой-то момент её чёрная душа на миг очистилась от всего плохого, за спиной заныли лопатки. Похоже, такие красивые слова возвращают веру в её добрую, красивую, ангельскую сущность, тем самым возвращая белоснежные крылья владелице обратно. Но только лишь на миг…
Леон имеет способность говорить о насущном красиво, строя из себя галантного мужчину. Но порою и эта красота не в силах скрыть его настоящего. Если для этих ненормальных и существует точка невозврата, то она была достигнута именно в этот момент. Его страстная нежность, похотливый взгляд, невероятная сила, восхитительное тело, сногсшибательная внешность, приправленные одним присутствием этой девушки становились в разы лучше. Они не враги. Они совсем другие в тени, где до них не доберутся лишние глаза, где их не осудят.
Ловит её взгляд — искра, всё начинается. Их вместе накрывает волной необъяснимого сумасшествия, его руки автоматически сжимают её талию и ягодицы, заставляя почувствовать некоторую приятную боль. Он не в силах причинить боль той, которая давала ему огня, чтобы тот шёл дальше и не кидал своё светлое будущее в далёкий-далёкий ящик, где также существует точка невозврата. В последние разы толкается крайне сильно, слушает сладкие стоны, что срываются с таких желанных губ, оргазм накрывает одновременно обоих. Почти беззащитное тело девушки содрогается, чувствуя внутри тёплую, даже горячую сперму. Леон не удосуживается даже дать шанс ей не забеременеть: они давно решили, что пора начать новую главу в их жизни под названием «Дети».
И так тихо-тихо, осторожно расцеловывает зону декольте, на слишком изящной шее оставляет очередной след их любви, встречается взглядом с этими глазами. Вроде такими же, как у него, но намного лучше. Мари нежно трётся самым кончиком носа об его щетину, шею, целует со всей нежностью в щёку, вызывая неподдельно счастливую улыбку мужчины. Как когда-то после тренировки…
«Посмотри родная, кем мы стали Боль и радость поменял местами»
Оставшееся лежать на газоне у кромки поля красное худи уже было поднято хозяйкой и надето на пусть и разгоряченное, но вскоре продрогшее тело. Дорогой костюм вновь сидел как влитой на мужчине. Сумрак понемногу рассеивался с приходом слишком раннего утра. На наручных часах, что дорогим блеском украшали руку Леона Горецки, было около трёх часов. Утро вместе со своим осенним рассветом, что тоже был маленькой романтикой, слишком сильно торопилось озарить стены Альянц Арены, которые пара в попыхах покидала, так как была замечена кем-то из слишком неожиданно появившихся лишних глаз. Огласка их отношений в газетах была бы сейчас самым большим страхом, который они благополучно игнорировали, смеясь в дорогой роскоши игрока Баварии, а точнее сидя в машине слишком известной марки, чтобы лишний раз называть её.
3:2. Этим счётом заканчивается не только сегодняшняя встреча немецких грандов, но и их личная. Сегодня Мари останется в ненавистном ею, но очень красивом Мюнхене.
Добраться до дома Горецки было задачей весьма-таки проблемной, так как ноги на некоторое время решили «выйти из чата». О полёте обратно в Дортмунд речь даже не зашла. Да что там полёт? Они ключом едва попали в замочную трижды проклятую скважину.
Очень уверенно, словно дважды два. Нойштедтер поднимает сонные, уставшие глаза на него. Так уверен в своих силах или не оставляет ей выбора?
— Когда-нибудь это произойдёт, да.Мужчина начинает ёрзать, пытаясь что-то нащупать. Судя по его тихим ругательствам, ничего не выходило.
— Спи, родной. Чего завертелся? — в один из моментов девушка ловит ладонью его колючую щёку.Щетина слегка царапает нежную ладонь, но заставляет Леона застыть. За пару секунд он хватает что-то с прикроватной тумбочки.
— Помнишь, что я обещал тогда? Пять лет назад?Мари на миг теряется, погружаясь в воспоминания пятилетней давности.
Пустые улицы Гельзенкирхена, время давно переступило отметку в 00:00. Мелкий дождь поливал уставшую землю, что почти остыла после дневной жары. Под одним из козырьков пытались согреться промокшие насквозь подростки.
Разряженный смартфон завибрировал в девичьи ладонях, уведомляя хозяйку гаджета о том, что последние проценты заряда благополучно канули в лету. Мама будет переживать, а отец, по всей видимости, будет сильно ругаться. Брат явно будет в бешенстве.
— Разрядился? — тихий вопрос из-за спины заставил содрогнуться и укутаться в промокшую толстовку посильнее.Правда, неизвестно от чего: от прохлады, что пробирала до костей или от страха от осознания того, что ей могут устроить дома. Робкий кивок и тихий вздох. Парень чётко осознаёт, что если до её дома они и дойдут, то отчитываться за содеянное будет он своей головой.
— Не волнуйся, я им всё объясню. — Объяснения вряд ли спасут мою многострадальную голову. Леон, ты же знаешь, папа такой разнос устроит. Моральный, правда.Парень сглотнул, мысленно представляя, что и как может произойти с подружкой, но тактично промолчал. Горецка знал не по наслышке всю семью Мари, а моральное давление — штука слишком тяжело переносимая. Во всяком случае для него.
Время шло, а дождь за ним, не переставая. Пришлось пойти на крайние меры и «пиздовать», как выразился Леон, по дождю домой.
Массивное двухэтажное здание, чем-то напоминающее мини-отель, встретило молодёжь тишиной. В прихожей было тихо. Лишь рванувший к хозяйке Николас нарушил её. Громкий, радостный лай, видимо, уведомил всех жителей этого скромного жилья о приходе второго ребёнка в отчий дом.
— Четвероногая сигнализация, боже. Весь дом на уши сейчас поднимет. –…лапая. Четверолапая, — Леон силой подавил смешок, пожимая лапу псу.Мари оторвала взгляд от своего младшего друга, бойко озираясь по сторонам. Она в жизни не поверит, что родители, которые обычно слышат за километр её тихую ругань, произнесённую вполголоса, сейчас не услышали лая на всю округу. Впрочем, они не заставили долго ждать.
— Что-то вы загулялись, ребятки, — звучит спереди нежный голос, вроде как не внушающий страха.Девчонка робко поднимает глаза, осматривая фигуру у стены. Это мама. Значит, самое страшное ещё впереди. Женщина, а внешне-то всё ещё девушка, с некоторой грустью смотрела на обоих. В её глазах также читалось неодобрение, но по всей видимости оно было не столь сильным. Его сменило понимание. И только Богу известно, что сейчас у неё в голове и мыслях.
— А папа..? — вопрос, который силой колыхал бедное девичье сердце, просто случайно вырвался. Случайно, мать его. — Всё в порядке. Считай, отмазала, — на лице засияла мягкая улыбка, которая как-никак, а всё же успокоила ребят. — Леон, проходи. Чаем вас отпаивать обоих будем. Сильно замёрзли? — Да я-то в норме. Малая ваша сильно промокла. — Рома! Ром, дай Леону, пожалуйста, что-то тёпленькое.Старший брат появляется через пару минут с горсткой тёплой одежды спортивного стиля в обоих руках. Всё под их с Горецкой типаж. Роман усмехается, оглядывая парочку.
— Смотришь на неё так, будто бы вы перед алтарём. Ну ей-богу, Лео, ты чего? — не скрывая смеха, Рома пихает сокомандника в бок, вынуждая обратить его внимание на себя-любимого. — А если так и будет? — парирует вместо парня Алиса, как бы вступаясь.Пожалуй, она как никто другой знает своего сына и его нападки. Не глупая ведь. Когда-то и сама переживала подобное. Её взгляд падает на совсем смутившуюся дочь. Бледные щёки залил густой румянец, карие глаза испуганно забегали по сторонам и вовсе опустились вниз.
— Прекрати, Ром. Думай, что говоришь, а не наоборот, — чётко, ясно и по фактам. — Если твоя сестрёнка согласна, то я сделаю ей предложение, — ухмыляется Горецка.Пусть это и защитная реакция, которую никто не отменял, Леон произнёс это смело. Пристальный взгляд лучшего друга, безусловно, напрягал, но и он знает, как на это ответить. Плавно кладёт ладонь на талию девчонки, притягивая к себе. Нежно целует в щёчку «напоказуху». Кажется, у Ромы дрогнул мускул и задёргался глаз от «телячьих нежностей». Алиса, стоявшая всё это время позади, непроизвольно засмеялась.
— Челюсть вынесу, — злобно, со всей своей ядовитостью скрипит зубами Роман. — Это просто шутка, Ром. Всё нормально, не акцентируй на этом внимание, — Мари мило улыбается, взъерошивая мягкие кудри брата, за которые его и без того прозвали «спагетти». — Какая шутка? Это обещание, Мась.Кажется, именно этим закончилась их последняя встреча, когда они гуляли допоздна и целовались под дождём. За пять лет произошло слишком многое, чтобы сдержать обещание в первые же годы. Её ждал родной клуб, который был одной из ступенек на пути к счастью, а его — переход в «Баварию», ступенька на пути к большей славе и большим деньгам. Несколько раз подряд награда «Лучшему игроку» в её руках, отличные матчи, потрясающий дебют в основной сборной своей страны на удивление всем, взлёты и падения, которые лишь закалили сталь. Она доказала всем и всё.
— Напомни, пожалуйста. Я не помню. Это было так давно, — мечтательная улыбка, как тогда в детстве, когда пророчили огромные высоты семилетнему дитю.Она протягивает ладонь мужчине, как только он её попросил. Его слегка чёрствые губы плавно скользят по коже. От тыльной стороны веет приятным ароматом, словно сахарное печенье, которое только что достали из печи. Её поистине королевская душа довольствовалась малым, в то время как его была готова свернуть горы и сделать её самой-самой. Знаете, как те дамы в фильмах, что вроде как жёны главы мафии в Италии? Невероятно красивые, в дорогущей одежде от самых известных брендов, на каблуках, с косметикой весом в тонну? Он представлял её такой. И зря.
«Город контрастов, где все ищут счастья. Среди кукол и глянца мне выпал шанс с тобой повстречаться. Знаешь, я видел тут многих, но ты не такая, как все. Мне тебя обещала судьба, и не надо гадать по руке.»
Губы проскользили ровно по костяшкам, оставляя на каждой по поцелую. Нежно, ласково, страстно.
— Убаюкаешь меня ты своими поцелуями. Ты так и не договорил. Я требую объяснений ваших действий, молодой человек.Видимо, эти слова вогнали Леона в некоторый ступор. В сумраке комнаты что-то щёлкнуло, а затем сверкнуло озорным огоньком. «Что-то» отозвалось на коже прохладой.
— Это что? — Я обещание сдерживаю. Не так красиво, как ты того заслуживаешь, но без лишних глаз намного лучше, — он сплетает пальцы максимально осторожно, будто боясь спугнуть. — Ты выйдешь за меня?«ɪ ʀᴇᴀʟʟʏ ᴡᴀɴᴛ ɪᴛ. ɪ ʀᴏʟʟɪɴɢ ᴇᴠᴇʀʏᴅᴀʏ ᴀɴᴅ ɴɪɢʜᴛ. ɪ ꜰᴇᴇʟ ᴛʜɪs ᴍᴏᴍᴇɴᴛ. ɴᴇᴠᴇʀ ɢᴇᴛ ʙᴀᴄᴋ, ɴᴇᴠᴇʀ ɴᴇᴠᴇʀ ᴄʀʏ. ʙᴇʟɪᴇᴠᴇ ᴍᴇ ᴛᴏɴɪɢʜᴛ, ʙᴇʟɪᴇᴠᴇ ᴍᴇ ᴛᴏɴɪɢʜᴛ, ᴍʏ sᴜɴsʜɪɴᴇ»¹