Ночную тишину нарушал лишь стрёкот сверчков. Даже ветер не смел потревожить это хрупкое и эфемерное состояние покоя.
Вокруг не было ни души. С неба светила одинокая стареющая луна, только-только выглянувшая из-за облаков.
В глубине тюрбе, искусно украшенном лазуритом и позолотой, стоял гроб, накрытый тёмно-синим, расшитым золотыми нитями, полотном. У самого его изголовья, на полу, одиноко лежала исхудавшая собака.
Её пытались прогнать бесчисленное множество раз, и она всегда с отчаянием вырывалась, не желая покидать усыпальницу. В конце концов Мурад велел оставить животное в покое и приносить ей еду и воду.
Внезапно свет луны, проникавший в тюрбе через вход, заслонил чей-то высокий силуэт. В былые времена собака бы резво вскочила и оскалилась, но теперь… Сил у исхудавшего животного хватило лишь на то, чтобы повернуться телом в сторону незнакомца и тихо зарычать.
Впрочем, рычала она недолго: почуяв знакомый запах, гончая успокоилась.
Высокая тень медленно подошла к животному, присела рядом с ней на корточки и протянула к голове собаки руку. Гончая не сопротивлялась ласке.
— Вот ты где, девочка, — низкий мужской голос говорил с ней тихо и ласково. — Как же ты исхудала…
В ответ она лишь смотрела на него своими большими глазами и слабо виляла хвостом.
Погладив собаку ещё немного, тень встала и осмотрелась.
В проникавшем через вход свете луны сверкнули голубые глаза.
«Теперь понятно, что за миски стояли у входа. Судя по всему, Эмине едва ли к ним притрагивалась…»
Взгляд Влада скользнул по стене вверх, к потолку, где в темноте терялся купол гробницы.
В неверном свете луны он мало что мог рассмотреть, и всё же понял, что тюрбе украшено преимущественно в синих и золотых цветах.
Синий.
Глубокий, как её душа…
И золотой.
Как её сердце…
Медленно подойдя к гробу, он аккуратно прикоснулся к полотну рукой.
Мягкое.
Как её улыбка…
И вышивка изящна.
Как она сама…
Влад, не убирая руки, остановился у изголовья гроба.
…В котором лежала она.
…Обстановка во дворце накалилась до предела.
Влад прекрасно знал, что Мехмед люто ненавидит его, и, находясь в положении пленника, терпел все его издевательства.
Но в тот день падишах, помимо него самого, оскорбил его убитых отца и брата.
…
…Влад не выдержал, и ответил на колкость султана дерзостью.
Ему следовало остановиться в тот момент, когда Аслан схватил его за локоть и взглядом велел замолчать.
Он проигнорировал предупреждение друга.
Мехмед тут же вспыхнул и потребовал извинений.
Влад от своих слов не отказался.
Это стало его роковой ошибкой.
За две минуты его успели скрутить, принести доску для метания ножей и приковать к ней ремнями. Аслана, пытавшегося вступиться за друга, тоже скрутили и заставили смотреть.
Влад не боялся.
В казарме, куда их четыре года назад сослал молодой падишах, он прошёл буквально через ад.
Едва ли его способен напугать самодур, который ничего страшней сабли в своей жизни не держал.
Первые несколько бросков прошли мимо. Влад, слегка отвернув голову вправо, не смог сдержать усмешки.
Это разозлило Мехмеда ещё сильней.
…Следующий кинжал он метнул так резко, что пленник не успел отвернуться.
Кинжал по касательной прошёлся по коже над верхней губой.
Влад зашипел. На его подбородок уже стекала багровая струйка.
Мехмеда это раззадорило, и следующие броски он стал делать настолько бессистемно и непредсказуемо, что Влад едва успевал смещаться хоть немного в сторону. Вскоре к рассечённой губе добавились две неглубокие царапины на левом плече.
Однако дальше случилось то, чего он не ожидал.
Мехмед, что-то тихо приказав двум бостанджи, взял в руки обоюдоострый кинжал.
Его ядовитая усмешка не предвещала ничего хорошего.
Когда же бостанджи намертво прижали плечи Влада к доске, а ноги — к земле, он понял — теперь в него будут метать на поражение.
Вряд ли падишах собирался убить его; в конце концов, даже он должен был понимать, что смерть политического пленника будет означать очередную войну с Валахией, а с учётом его планов на захват Константинополя — вряд ли это было ему на руку.
Но вот ранить так, чтобы немного помучился…
Пленник пытался предугадать, куда же кинжал прилетит — в плечо, в руку, в ногу, вправо или влево.
Мехмед вскинул руку и прицелился.
Влад насторожился, приготовившись принимать удар.
— НЕ-Е-Е-ЕТ!!!
Чей-то крик ворвался в эту напряжённую атмосферу, но было поздно.
Свист клинка…
Пара томительных секунд…
…И звук вонзившегося в плоть кинжала…
…
…Вот только он не почувствовал боли.
Двое бостанджи, что держали его, внезапно отошли в стороны. И почему все вокруг смотрят в его сторону с таким ужасом, в него же не попали?..
Опустив взгляд ниже, Влад понял, что смотрят не на него.
Буквально в паре шагов, к нему спиной, стояла Лале.
Она медленно повернулась в нему лицом.
Сердце Влада пропустило удар.
В правом плече девушки застрял обоюдоострый клинок.
Два тяжёлых удара сердца…
Гнев и ужас, придавшие ему силы…
Рывок!..
Ремни, что приковывали его к доске, показались ему словно сделанными из бумаги…
Лале, потерявшая равновесие от шока, завалилась вперёд и…
…Упала Владу на руки.
— ЛАЛЕ! — чей-то крик разодрал всеобщее оцепенение.
Это был его крик.
Юноша сжал ладонь в кулак, чем слегка помял лежащее на гробу полотно.
Ему было всё равно.
Зачем он пришёл сюда? Поговорить с мёртвой девушкой, которая всё равно ему не ответит?
Попрощаться?!
Влад раздражённо дёрнул краем рта.
Какой смысл?! Всё, что он хотел сказать, всё, что было у него на сердце, он хотел сказать ей
живой.
А мёртвые не ответят.
Не ответят уже никогда.
В сердце вспыхнула тупая боль, но он быстро взял себя в руки.
У него всё же была причина находиться здесь.
Мурад, который остался в Эдирне после случившегося, отдал ему приказ вернуться в Валахию и отвоевать её у венгерского ставленника при поддержке османских войск*. Влад прекрасно понимал, что бывший султан частично использовал это как повод, чтобы отослать его из Эдирне, поскольку отец и брат были убиты много месяцев назад, а попыток вернуть Валахию под османское подданство до сих пор предпринято не было.
В тот момент юноша понял, что в Эдирне он больше не вернётся.
А значит — пришло время отдать последний долг.
Девушке, что стала для него светом в беспроглядной тьме…
Влад, который до этого просто неподвижно стоял, сел на каменный пол и прислонился к стенке гроба.
Если сторожить её покой в эту ночь — это всё, что он мог сделать, что ж — да будет так.
Но какая же это малость по сравнению с тем, что она сделала для него за эти четыре года…
От размышлений его отвлёк скрежет когтей по каменному полу.
Эмине, обессилевшая и по всей видимости не сумевшая встать, ползла к нему.
Юноша тут же протянул к ней руки и, подтянув к себе, уложил её голову себе не колени.
Взгляд гончей был потухшим.
— Эмине… — прошептал он и погладил гончую по голове. — Ты понимаешь меня…
…Когда Влад увидел потухший взгляд Аслана — он всё понял.
Ещё до того, как его друг раскрыл рот, — он уже всё понял.
Кинжал был отравлен…
Рана была глубокая…
Их тела приучали к воздействиям ядов, так что Влад бы практически не пострадал…
Но Лале…
Он видел её исказившееся в агонии лицо, когда держал её на руках.
Он помнит, как кровавое пятно расползалось по платью.
Он даже помнит свой охрипший от ужаса голос, когда он шептал ей что-то успокаивающее пока вытаскивал кинжал из раны и зажимал её рукой.
Он помнит, как бостанджи еле забрали девушку из его рук, чтобы положить на носилки.
Последнее, что он помнит — это холодные пальцы Лале, сжимавшие его руку, взгляд её больших карих глаз, в которых застыл немой вопрос, и здоровая рука, что слабо тянулась в его направлении, когда её уносили.
Это был последний раз, когда он видел её живой.
Аслан говорил что-то про похороны, про тюрбе, которое собираются построить специально для Лале, но Влад его уже не слушал.
В итоге, не дождавшись какого-либо ответа, Аслан ушёл.
А Влад так и остался сидеть на бортике бассейна, тупо глядя перед собой.
Её больше нет.
Её больше нет.
Её больше нет.
Эта мысль, перекрывая другие, болезненно пульсировала в его мозгу всю неделю
Никакой печали, никакого отчаяния.
Он не испытывал НИ-ЧЕ-ГО.
Пока в один из дней, уже после похорон Лале (куда их с Асланом, как пленников, не допустили), он пришёл в домик, чтобы покормить Эмине.
Гончая, которая до этого лежала на своей подстилке, радостно вскочила и завиляла хвостом.
Однако, увидев Влада, она тут же сникла.
Юноша, не обратив на этот факт никакого внимания, наполнил миску принесённой едой и сменил воду.
Он посмотрел на собаку. Та сидела и не отрываясь смотрела в сторону входа.
— Она не вернётся, Эмине,
Случайно брошенная фраза. Он даже не думал над ней.
Но в этот момент что-то шевельнулась в его душе.
Она никогда не вернётся…
Она уже никогда не будет сидеть за мольбертом…
Она уже никогда не отругает Аслана за его шутку…
Она уже никогда не посмотрит с ними на звёзды…
Она уже никогда не посмотрит ему в глаза…
Она уже никогда не улыбнётся…
Она уже никогда не обнимет его, а его сердце не будет вырываться из груди от наполняющей его нежности…
…Потому что её больше нет.
НИ-ГДЕ.
…
Влад тряпичной куклой осел на пол и спрятал лицо в руках.
…Из его горла вырвался тихий, но мучительный стон.
— Как же мне её не хватает, Эмине…
Как же мне её не хватает…
Собака не отвечала, всё так же продолжая глядеть на него из-под полуприкрытых век.
Сейчас, сидя возле гроба горячо любимой им девушки, он не чувствовал отчаяния. Его наполняли лишь пустота и горечь.
А боль… Он вырвал её из себя вместе с сердцем.
Которое она забрала с собой.
Фантомные боли — это всё, что у него осталось.
— Ты ничего не ела и почти не пила, — Влад осторожно провёл рукой по выступающим рёбрам гончей. — Я же по глазам вижу — ты хочешь уйти за ней. Но ты всё ещё здесь. Почему?
Эмине открыла веки и посмотрела на него словно бы извиняющимся взглядом.
Влад, который уже не раз видел подобный взгляд у умирающих собак, сразу всё понял.
— Вот как. Ты боишься, что если уйдёшь к ней, то тогда предашь меня, — слабая улыбка тронула его губы. — Ты очень добрая собака, Эмине,
Гончая издала звук, похожий на мычание.
Какое-то время была тишина. Влад медленно поглаживал голову собаки и о чём-то думал.
Наконец он произнёс:
— Поспи, девочка. Я посторожу покой твоей хозяйки,
Стоило Эмине услышать эту фразу, как она тут же расслабилась и медленно закрыла глаза. Её дыхание постепенно стало ровным.
Влад же откинул голову назад, упираясь затылком о стенку гроба.
В окне, что находилось под самым потолком тюрбе, он видел звёзды…
***
Кто-то ласково и нежно гладил его по голове…
А после — поцеловал в макушку…
Влад дёрнул головой… и проснулся.
Он так и заснул, сидя на полу возле гроба. Голова Эмине всё так же лежала на его коленях.
Сквозь окно Влад разглядел предрассветное небо.
«Судя по всему, я проспал несколько часов… Надо идти; скоро выезжать…»
Юноша аккуратно поддел ладонью голову Эмине, чтобы опустить её на пол и не разбудить… Как понял, что голова собаки стала
слишком тяжёлой.
— Эмине?
Он положил руку ей на рёбра, пытаясь почувствовать её дыхание.
Рёбра были неподвижными.
— Эмине? — позвал он её ещё раз, но гончая не пошевелилась.
Влад всё понял.
Его губы тронула печальная улыбка.
«Всё правильно… Я отпустил её, и она ушла за ней. Преданная собака…»
Юноша встал на ноги и поднял тело гончей, взвалив её голову себе на плечо.
— Идём. Тебе пора домой…
Уже на самом выходе он обернулся и в последний раз окинул взглядом тюрбе.
И ушёл, так ничего и не сказав.
***
Стоя возле маленького холмика, что была могилой Эмине, Влад очень чётко осознал, что больше его ничего здесь не держит.
Лучшего друга отослали в его родную страну, и едва ли они с ним когда-либо встретятся вновь.
Девушка, которую он любил всем сердцем, ушла навсегда.
Её собака, не выдержав смерти хозяйки, ушла следом за ней.
Отец и старший брат мертвы. Младший же оставался в Османской империи, которая ему стала дороже родины.
А значит всё, что осталось у Влада, — это его страна.
И ради неё он пойдёт на всё.
Если потребуется испачкать руки в крови — он это сделает.
Если понадобится биться без продыху — он будет биться.
Даже если придётся заключить сделку с дьяволом — он продаст свою душу.
Но его страна и его народ не будут страдать. Он не позволит.
Никто больше не посмеет отнять у него то, что ему дороже всего на свете.
Влад поднял глаза на заброшенный домик, перед которым находилась могила Эмине.
Его голубые глаза приобрели металлический оттенок.
Домик был свидетелем многих событий — и счастливых, и печальных. И теперь Влад оставляет его навсегда.
Он пытался запомнить каждую его мелочь, впитать в себя все трещины и шероховатости.
Чтобы однажды, когда воспоминания не будут отдаваться фантомной болью в его груди, он мог мысленно вернуться сюда и вспомнить всё самое светлое, что произошло с ним, пока в его жизни были Аслан, Лале и Эмине.
— La revedere…** — прошептал он старому дому, после чего развернулся и зашагал прочь.
…Он не заметил призрачной фигуры, что смотрела ему вслед из пелены утреннего тумана.
Её глаза были полны боли и слёз.
Рядом с ней стояла фигура поджарой гончей.
— La revedere… Vlad… — раздался шёпот, превратившийся в шелест листьев на ветру.
Первый солнечный луч вонзился в туман — и фигуры растаяли без следа…
«…La revedere…»
