Зачем ты создал меня?!

      Он всего лишь Клон. Клон оригинала. Нет. Просто жалкая пародия оригинала. Он не помнит, сколько всего окон разбил за всю жизнь, сколько помнил себя. Сколько всего заборов и стен расписал гадкими, как и он сам, словами синим маркером и неоновым распылителем. Сколько всего проволок перегнул. Сколько всего передавил букашек. Сколько всего испытывал радости со своим оригиналом и боли без него. Лосяш запирал его одного в сырых подвалах, пытаясь избавиться. Клон не понимал только одного — Зачем. Почему он хочет избавится от него, после всего, что они пережили вместе. Они отомстили всем обидчикам вместе. Они заслужили славы и уважения вместе. Они вместе были самой лучшей командой. Вместе… Теперь это слово, когда-то вызывающее тёплое чувство в груди, сейчас вызывает лишь неприятный осадок на сердце, словно вековая пыль на полках давно позабытого дома. Словами не описать, как ему было больно каждый раз, когда Лосяш пытался отдалиться от него или избавиться вовсе навсегда. Он хватался за его руки, когда тот упирался ногой в его грудь. В глазах Клона читались страх и непонимание. В глазах Лосяша страх и боль. Клону приходилось выбираться из канав, ям, подвалов, но из головы самого Лосяша ему не выбраться никогда. Лосяш думал о нём со страхом и каким-то родительским волнением, каждый раз, сам того не осознавая, ожидая его. Он пообещал себе однажды, что, если его Клон изменится в лучшую сторону, они снова станут друзьями, но знал бы он, что такому не быть. Однажды Лосяш услышал его громкий плач. Он сидел запертый в ванной комнате шаролёта на холодном полу и лил слёзы. Он первый раз видел его таким, хотя сам помнил, как любил плакать в детстве. Зашёл в комнату, взглянул в его разноцветные глаза и будто в зеркало посмотрел.  — Зачем? — первое, что он произнёс.  — Ээм, что, зачем? — спросил Лосяш, будто издеваясь.  — Зачем ты создал меня, чтобы потом попользоваться и всю жизнь избегать? Лосяш закатил глаза.  — Послушай, я за всё это долгое время успел изменится в лучшую сторону, а не пора ли тебе тоже?  — Да лось тебя побери! — крикнул Клон, — ты же умный, почему ты не можешь понять такого очевидного — я твоя пятнадцатилетняя копия, я не изменюсь ни туда ни сюда! Я застрял в пубертатном периоде навсегда из-за тебя! Я даже не настоящий, я — твой клон!  — Успокойся пожалуйста…  — Как тут успокоишься, если единственный, кому ты когда-то был нужен пытается избавиться от тебя последние двадцать лет?! Клон снова разрыдался, обнимая Лосяша. Он плакал ему в воротник, когда того разъедала совесть. Теперь всё прояснилось.  — Я и не знаю, любишь ли ты меня…  — Этот вопрос довольно… Странный.  — Да что в нём странного, Лосяш? Я тебя люблю, а ты меня? Лосяш был в ступоре. Его пятнадцатилетняя копия, обнимая его и рыдая, кричит грубым сорванным голосом слова любви. Тут любой другой окаченеет от шока. Лосяш сделал глубокой вдох и обнял его тоже, взглянув в глаза с нежностью.  — Как я могу не любить свой самый первый результат клонирования, каким бы вредным он ни был. Всё таки ты — это я. Клон улыбнулся, разрыдавшись ещё сильнее и обнимая ещё крепче. Оба осели на холодный пол, забившись в угол. Лосяшу в объятиях Клона было по родному тепло, Клону в объятиях создателя было как никогда спокойно. Лосяш поднял лицо Клона и приблизился. Тот не двигался, только смотрел на него своими разноцветными глазами и наблюдал.  — Я ничуть не изменился, — произнёс Лосяш, перед тем, как поцеловать своего клона. Тот сразу ответил на поцелуй. Целовал по детски, наивно, но требовательно. Обнимал мягко, но крепко. Лосяш посадил Клона к себе на колени, снова прижавшись к его губам. Их уединение могло продолжаться вечно, если бы не один ворон, которому как всегда не вовремя приспичило почистить пёрышки. В душе обоих воцарилось спокойствие. Клон продолжил путешествовать по просторам галактики, а Лосяша отпустил навязчивый страх того, что когда-то он снова найдёт его с недобрыми намерениями.