Nightout

Перед клубом топталась огромная, прямо-таки фантастическая очередь на вход, и, Геральт, оставивший мотоцикл в ближайшей подворотне, и подходя к сомнительному заведению пешком, пожалел даже, что не прихватил с собой оружия. От «Шутницы Рены» за версту тащило тяжелой, темной, кровавой вампирской магией — что и неудивительно. Детлафф, хозяин заведения, хоть и не появлялся в своих владениях очень часто, позаботился, чтобы в клуб были вхожи в основном только вампиры. Он любил патетично рассуждать, что у отринутых обществом созданий, вынужденных скрываться в тенях, непрошенных гостей в человеческом мире, должно быть свое место отдохновения, где никто бы не смотрел на них косо и со страхом. Но на самом деле, как подозревал Геральт, он просто пытался создать вокруг довольно посредственного заведения искусственный ажиотаж — и в результате, конечно, в «Рену» ломились все, кому путь был туда заказан — самые известные блогеры, золотая молодежь, которой не отказывали ни в одном другом месте, очарованные вампирским флером подростки, даже чародеи, которые не могли смириться, что куда-то им входить запрещено. И самое удивительное — многие из них действительно находили способ попасть внутрь без особых потерь. А если кто-то из них под шумок лишался пары унций крови, то кому какое дело — Детлафф поддерживал репутацию своего заведения безукоризненной. Давал ли он взятки или просто запугал всю местную полицию — Геральт не знал. Ведьмаки обходили этот клуб стороной — им там нечего было ловить, кроме возмущенных, испуганных и осуждающих взглядов. И будь на то воля Геральта, он бы в жизни сюда не вернулся после того раза, когда его затащил в «Рену» Регис. Старый приятель не обманул — в баре действительно подавали отменные коктейли на основе корня мандрагоры, но когда на Геральта ни с того ни с сего, когда он просто сидел в темном углу и таращился на полуголых танцовщиц на сцене, нашипела пятая проходившая мимо его столика брукса, он понял — пора перестать лезть туда, куда тебя пригласили вопреки всем законам разума. Но сегодня у него было важное дело. И потому избежать визита в «Рену» не удалось. После того единственного визита, Лютик буквально проедал Геральту плешь, выспрашивая у него, как это было, что подавали в баре, красивые ли были девушки, насколько они были раздеты, и главное — кто выступал на сцене. Геральт отбивался от этих расспросов без особого энтузиазма, зная, что рано или поздно ему придется вернуться в «Рену» ради того, чтобы вытащить из нее упрямого музыканта. Иногда создавалось впечатление, что Лютик знаком в городе со всеми. Он рассказывал цветистые легенды даже о том, как у него случился кратковременный, но бурный роман с кузиной мэра, известной тусовщицей Анриеттой, и, самое любопытное, сама Анриетта время от времени твиттила о некоем «подлеце с лютней», и ошибиться, о ком идет речь, было сложно, хотя имя Лютика ни разу не мелькало на ее странице. Играл Лютик, конечно, не только на лютне. Он начинал, как гитарист-виртуоз — вместе с тогдашней его возлюбленной он записывал видео с импровизациями, которые имели скромный, но вполне ощутимый успех. Его родители, конечно, надеялись, что нерадивый сынок наиграется и уйдет в академические пианисты, начнет концертировать по всему Континенту и прославит их доброе имя. Лютик действительно начал концертировать, но не с Третогорским Филармоническим Оркестром, а с собственной инди-рок группой. Песни их были легкомысленными, иногда даже оскорбительными, но Лютик исполнял их с такой очаровательной непосредственностью, что даже самые ярые активисты и борцы за толерантность таяли и заявляли «Что с него взять!» После первого альбома Лютик, однако, насмерть рассорился с другими членами группы — Геральт никогда не расспрашивал его, что произошло, да и сам музыкант, когда речь заходила о том конфликте, мрачнел и спешил переменить тему. Так или иначе, новую нишу он снова нашел на просторах Интернета. Теперь выступал он один, но в каждое новое видео вкладывал столько стараний, что из простых импровизаций на фоне белой стены студии, его клипы превратились в настоящие произведения искусства. И Геральт снова предпочитал не уточнять, кто помогал Лютику с технической частью. Теперь Лютик предпочел гитаре старинные инструменты — обычно лютню. И его дерзкие тексты обрели новый, глубинный, почти философский смысл. Видео имели оглушительный успех, и сами по себе начали приносить неплохие деньги, но, кроме этого, Лютика еще стали приглашать на разные закрытые мероприятия, куда допускались только сливки общества, и он, познав славу, начал даже перебирать харчами, чаще отвергая приглашения, чем соглашаясь — и этим создавая вокруг себя еще больший интерес. Его приглашали везде — кроме «Шутницы Рены». Геральт точно не знал, откуда Лютик раздобыл приглашение в клуб на этот раз. На простое, обычное, в сущности, сообщение от ведьмака «Что делаешь вечером?» музыкант ответил «Штурмую вампирскую крепость!», и Геральт сразу почуял неприятности. Он почти полвечера потратил на то, чтобы убедить себя, что Лютик — взрослый, свободный человек, с собственной головой на плечах, в которой умещался не только музыкальный талант и умение создавать хайп вокруг своей персоны, но и хоть немного мозгов и чувства самосохранения. Напоминал себе ведьмак также, что в «Рене» никого не убивали и не калечили, люди там бывали часто, и никто не уходил обиженным, только в стельку пьяным и, может, иногда затраханным до полусмерти. А оба этих состояния были для Лютика близки, понятны и не представляли угрозы. Но как бы ни была сильна способность Геральта к самоубеждению, чуть позже полуночи он все равно обнаружил себя, паркующим Плотву в нескольких метрах от входа в клуб. Очередь, огороженную бархатными шнурами, ведьмак уверенно обошел — к ненавидящим взглядам в спину он был привычным, выкрики «Эй, мутант, в очередь!» успешно проигнорировал. У входной двери в клуб обнаружился высокий плечистый катакан, не особенно побеспокоившийся о том, чтобы принять человеческий облик до конца. Он смерил ведьмака тяжелый взглядом, словно собирался сожрать на месте, и объявил, даже не глянув в свою папку: — Вас нет в списке. Геральт вздохнул. Убивать охранника ради того, чтобы убедиться, что легкомысленный музыкант не попал в беду там, где это было практически невозможно, он не собирался. Подняв руку, надеясь, что люди из очереди не обратят на это внимания, он сложил знак Аксий. Багряные глаза катакана помутнели. — Я есть в списке. Я особый гость, — сказал Геральт, мельком подумав, что и впрямь можно было заранее позвонить Детлаффу и попросить приглашение — тот ни за что бы не отказал другу своего бойфренда, как пить дать. Но когда дело касалось Лютика, Геральт очень редко вспоминал, что такое разумные и рациональные решения. — Добро пожаловать, — катакан, не моргая, отцепил шнур, и Геральт прошел внутрь. В зале было темно, гремела музыка, и извивающиеся тела танцующих, не обладай ведьмак особенно чувствительным зрением, сливались бы для него в единую пульсирующую массу. Геральт не собирался привлекать к себе внимание — просто убедиться, что Лютик здесь, что с ним все в порядке, а потом… Дальше мысль ведьмака не продвигалась. Изначальный план и так был достаточно абсурдным, чтобы иметь какое-то логическое завершение. Геральт переместился поближе к барной стойке, оглядываясь по сторонам. Лютика видно не было, можно было предположить, что его просто сюда не пустили — но ведьмак сразу откинул этот вариант, такого в системе мироздания просто не могло случиться. И, зная своего приятеля достаточно давно и достаточно хорошо, Геральт ожидал, что Лютик уже стал здесь центром внимания, и найти его будет совсем несложно. Честно признаться, ведьмак рассчитывал увидеть музыканта либо пляшущим пьяным вдрызг на барной стойке, либо исполняющим одну из своих баллад прямо на сцене под рыдания и овации толпы. Но ничего такого не было. Геральт медленно сканировал взглядом зал, и чувствовал, как с каждой секундой от разочарования и осознания собственной глупости буквально начинает звереть. Что если это глупое сообщение от барда обозначало вовсе не то, что ведьмак подумал? Что если он назвал «вампирской крепостью» новый ресторан на улице Мечников, где подавали стейки с кровью? Или называл вампиршей свою новую пассию, и сегодня надеялся выполнить программу третьего свидания на первом? Геральт выругался себе под нос. И почему его вообще так волновало, чем в свободное время занимается Лютик? У ведьмака, конечно, едва ли нашелся бы друг ближе и задушевней музыканта, но о Лютике такого сказать было нельзя — он был человеком толпы, питался вниманием, как дикие вампиры — кровью, обожал новые знакомства и очень лениво поддерживал старые, уверенный — стоит ему вновь появиться на горизонте кого-то, с кем он прежде был знаком, тот, умирая от счастья, раскроет музыканту приветственные объятия. Кроме того, Лютик всегда говорил, что разорвал все отношения с семьей, да и вообще все отношения, в которых состоял, потому что в какой-то момент начинал чувствовать себя птицей в клетке. Он считал свободу высочайшей ценностью, и заявлял, что ведьмак с его бродяжьей жизнью и сомнительной моралью, являет собой образец идеальной свободы — и именно поэтому, их дружба оставалась такой крепкой и долговечной. А что Геральт делал сейчас, как не пытался посягнуть на свободу Лютика упиться до смерти в вампирском клубе и быть сожранным какой-нибудь бруксой? Поразглядывав толпу еще немного, ведьмак наконец решил, что видел достаточно, и пора сваливать — наверняка утром Лютик напишет ему и похвастается тем, как чудно провел ночь. Обуздал новую любовницу, или пил куантро в компании юных, но борзых тиктокеров, которые разве что в задницу его не целовали от восхищения. А, может, и целовали — какое Геральту дело? Он только и успел принять твердое решение уходить, когда наконец увидел его. Лютик, одетый в самые блядские джинсы, которые Геральту только приходилось видеть в жизни, и во что-то, больше всего напоминающее распахнутый средневековый дублет, смеясь, пытался отползти подальше по широкому бархатному дивану за одним из дальних столиков, от нависавшего над ним плечистого бугая в клепанной кожаной куртке. Лица бугая Геральт видеть не мог, да и лицо Лютика выражало скорее шутливое недовольство, чем возмущение или панику, но язык его тела говорил куда красноречивей. Геральту странно было себе признаваться в том, как хорошо он изучил все маленькие жесты музыканта, и сейчас эти его манерные взмахи руками, излом темных бровей, неловкий поворот головы, напряженно сведенные вместе колени обозначали только одно — он был гладиатором на арене, на которую только что выпустили разъяренного медведя. И если с обычными назойливыми ухажерами Лютик всегда знал, что нужно делать, сейчас он боялся лишний раз двинуться или вздохнуть, чтобы не спровоцировать дикую тварь. Геральт почувствовал, как горячая багровая пелена падает ему на глаза, но поспешил взять себя в руки — учинять погром в заведении Детлаффа было себе дороже. Не потому что кровосос потом выставит ему огромный счет на покрытие ущерба, и не потому даже, что слух о бешенном ведьмаке, чистящим рожи невинным посетителям клуба для вампиров, всколыхнет общественность, хватающуюся за любое, малейшее проявление расизма и раздувающую из него огромный публичный скандал. Но представлять, каким разочарованным и печальным станет лицо Региса, когда он узнает о погроме, было почти физически больно. И Геральт решил действовать хитрее. Широкими шагами, сквозь расступающуюся толпу, он пересек зал. Танцующие спешили убраться с его пути, и на их испуганные осуждающие взгляды на этот раз Геральту было плевать. Он даже не преминул толкнуть какого-то зазевавшегося упыря плечом на своем пути к столику Лютика. Медведеобразный бугай — видимо, тоже катакан, но подошедший к своему облику с большей тщательностью, чем охранник — даже не заметил его появления, продолжая тянуть свои лапы к похабно глядящим из дыр на джинсах коленям Лютика. Музыкант же, встрепенувшись, послал Геральту удивленный взгляд, и в прозрачной глубине его васильковых глаз Геральт прочел совершенно очевидный крик о помощи. Отступать было некуда. Ведьмак опустил тяжелую руку на плечо медведя и дернул. Мужчина полуобернулся, смерил Геральта взглядом и остался невпечатленным. — Вали отсюда, мутант, — отвесила будущая жертва избиения. — Сам вали, пока челюсть цела, — отозвался Геральт, хрустнул костяшками пальцев. И вот это произвело наконец на бугая нужный эффект — а, может, то, что он заметил серебряный медальон на длинной цепочке на груди собеседника. Мужчина выпрямился, отодвинулся от Лютика, который поспешил одернуть свой распахнувшийся дублет и скользнуть немного дальше по диванчику. — Да что тебе надо, выродок? — спросил бугай, но последнее слово прозвучало в его устах без прежней убежденности, — ты кто ваще такой? — Я его парень, — не задумавшись, ответил Геральт, — а ты, если будешь выебываться, больше ничьим парнем стать не сможешь. Бугай застыл, пару секунд смотрел на красноречиво разминавшего кулаки ведьмака, потом перевел взгляд на Лютика. — Парень? — переспросил он у него, — ты не сказал, что у тебя есть парень. Лицо Лютика дернулось, он явно замешкался, потом обворожительно улыбнулся обоим разгоряченным самцам. — Есть, а как же, — заявил он, поднялся изящной яркой волной и, сверкнув коленками, обошел диванчик и повис у Геральта на шее. У того едва колени не подкосились от ударившего в нос аромата вербены, меда и какого-то сладкого коктейля с водкой. Лютик прильнул к нему так красноречиво, как ведьмак никогда не позволял себе представлять, и все аргументы, один весомей другого, разом испарились из ведьмачей головы, смешались с кровью, метнувшейся в совершенно другом направлении ведьмачьего тела. — Хотел заставить его немного поревновать, — Лютик оставил на ледяной щеке Геральта быстрый поцелуй — и ведьмак поблагодарил судьбу, что из-за мутаций физически не может покраснеть, как смущенная школьница, — так что, прости, Олаф, не обижайся. Бугай, которого сложившаяся ситуация явно сильно не устраивала, посмотрел сперва на Лютика, потом снова на ведьмака, прикинул шансы, взвесил риски и, кажется, решил, что игра не стоит свеч. Усмехнулся. — Я так и знал, что все ведьмаки — пидоры, — сообщил он Геральту, и тот не стал ему напоминать, что Олаф сам только что был застигнут за явным желанием залезть Лютику в панталоны. Продолжать эту дискуссию ведьмак не собирался. На улице, когда они вышли из клуба, начинался дождь. Лютик провисел на Геральте весь путь от столика до двери, но, стоило душному нутру клуба выпустить их, он отстранился и зашагал рядом. Геральт поймал себя на непрошенном, нелогичном чувстве глубокой досады. Тут же отругал себя за него. — Вообще, говно этот клуб, — заявил Лютик, немного помолчав, — акустика ни к черту, публика какая-то упоротая, атмосфера так вообще — туши свет, кидай гранату. Но мне нужно было убедиться. — Угу, — откликнулся Геральт. Он засунул руки глубоко в карманы джинсов, только чтобы чем-нибудь их занять, когда они осиротели, перестав приобнимать Лютика. — Хотя, если мне надоест кривляться на Ю-тьюбе, может, я свой клуб открою, — продолжал болтать музыкант, — представляешь? Клуб Хамелеон, заведение равно шикарное, изысканное и популярное, в духе средневекового театра. Да ко мне толпами люди будут ломиться. — Угу, — снова отреагировал Геральт. Лютик помолчал, на этот раз тишина длилась дольше обычного — словно он размышлял, как половчее задать следующий вопрос. И Геральт уже знал, о чем музыкант хочет спросить — какого хера ведьмак его выследил, пришел за ним и, кажется, испортил намечавшийся приятный вечер в чудесной медвежьей компании? Ответа на эти вопросы у ведьмака не было. — Геральт, — наконец услышал он голос Лютика рядом с собой, но не обернулся, лишь издал короткий невнятный звук, означающий внимание. Еще мгновение между ними звенела тишина, потом Геральт почувствовал, как Лютик ухватил его за руку, заставляя притормозить. Еще секунда, и музыкант, не выпуская его ладони, просто ступив перед ним, поймал губами его губы. Поцелуй был странным, неловким, с терпким привкусом того самого коктейля, но лишь первые пару секунд. Потом Геральт, едва ли контролируя собственное тело, едва ли отдавая себе в этом отчет, одной рукой обхватил музыканта за талию, прижимая к себе ближе, ладонь второй запутал в немного влажных волосах у Лютика на затылке. С ужасом ведьмак подумал, что вот сейчас его оттолкнут, может, даже отвесят пощечину — он позволил себе слишком много, перешел недопустимую черту возмутительных фантазий, которые собирался унести с собой в могилу. Но Лютик — податливый и мягкий, как воск, сам двинулся ему навстречу, прильнул к груди, обхватил руками шею — на этот раз без кокетливого жеманства, без выверенной позы — так, словно боялся, что его вот-вот снесет бурным речным потоком. Поцелуй вышел на этот раз настойчивым, влажным — и каждый из них по очереди перехватывал в нем инициативу, не давая другому отстраниться, передохнуть — будто это был их последний шанс, последняя возможность поддаться безумству ситуации. Они оторвались друг от друга лишь тогда, когда окончательно перестало хватать воздуха. Лютик, тяжело дыша, ткнулся лбом в плечо ведьмака, а тот чувствовал в своей голове только приятную звенящую пустоту. На этот раз тишина между ними была мягкой, как вата, в которой хранили хрустальные сосуды. Но иллюзия близости длилась лишь пару мгновений. Лютик хмыкнул, отстранился, опустил руки. Геральт растерянно моргнул, словно его голым выгнали из теплой комнаты на мороз. — Всегда хотел понять, что в тебе находят все эти чародейки, — заметил музыкант, скрестив руки на груди и окидывая Геральта быстрым изучающим взглядом, — и в какой-то момент даже начал им завидовать. Нет, не так, — он улыбнулся, поймав взгляд ведьмака, — я начал прямо натурально ревновать тебя. Глупо, да? Геральт не ответил. Пустота в голове стремительно вымещалась тяснящимися друг к другу лихорадочными мыслями, и все они сводились к одной-единственной — Лютик ревновал его? Серьезно? — Я и Олафа-то этого склеил, потому что он мне тебя напомнил, — простодушно пожал плечами Лютик и рассмеялся, — но на поверку оказалось, что он нихрена не может, и в подметки тебе не годится. — Угу, — смог изобразить Геральт, потому что не было таких слов, чтобы высказать хоть что-то из того, что творилось у него в голове. — Угу, — передразнил его Лютик, — не стой столбом. В этой подворотне так воняет, что ты рискуешь полюбоваться на то, чем я сегодня ужинал. Ты верхом? — У… Да, — одернул себя Геральт, все еще не вполне понимая, что произошло. Верная Плотва ждала в том месте, где он ее оставил. Геральт протянул Лютику второй шлем, и тот недовольно поморщился. — Не для того я три часа волосы завивал, — сообщил он, — ну да чего уж теперь, все равно все растреплется. — Куда тебя отвезти? — спросил Геральт, усаживаясь в седло мотоцикла. Лютик легко вспрыгнул за ним следом и прижался к его спине с таким однозначным жаром, что сложно было заподозрить, что сделал он это совершенно случайно. — Как это, куда? — снова рассмеявшись, переспросил он, — домой к моему парню, конечно. У тебя там хоть немного прибрано? Заводя мотор, Геральт, чувствуя, как сердце пропускает удар, хмыкнул. — До кровати как-нибудь доберемся, — пообещал он, трогая с места.