— А, может, не надо?

      — А, может, не надо?       Арсений тяжело вздыхает, надвигает шапку на глаза и сползает по креслу вниз. Его эти качели неуверенности уже порядком раздражают, но он терпит — отчасти понимает, откуда такая реакция.       — Антох, — терпеливо, как с ребенком. Это может как успокоить, так и разозлить, раз на раз не приходится, но выдумывать сейчас ничего не хочется — и так всего себя потратил во время концертов. От слова «импровизация» скоро глаз начнет дергаться. — Ты же сам хотел. Сколько раз ты об этом говорил? А сейчас что?       — Так это на эмоциях! — Антон поднимает руки, звеня браслетами, и поправляет замявшийся капюшон толстовки. — Ты так пыхтишь, когда сверху, стонешь, что и мне захотелось попробовать. С Ирой у меня такого не было, — Арсений открывает было рот, но Антон многозначительно поднимает палец: — Даже не вздумай.       Арсений понятливо кивает и утыкается взглядом в окно. Он едва ли понимает, что у Шастуна в голове, но лезть и докапываться не хочет.       Он эти душевные метания, связанные с положением в постели, плохо понимает. Какая разница, трахать или подставляться, если куда важнее, с кем все это происходит? Арсений вполне спокойно принимал бы на себя периодически роль пассива, но как-то так сложилось, что за жизнь у него такой опыт был от силы три раза.       С Антоном же сразу вопросов не было — они познакомились, когда тот еще был почти мальчишкой, который смотрел на него с таким обожанием, что все было понятно. И когда у них, наконец, дело дошло до близости, Антон весьма неромантично попросил его трахнуть, а Арсений… А Арсений не дурак и не видел ни единого повода ему отказать. Учитывая, что ему этого хотелось не меньше.       Но сейчас время экспериментов.       Дома Антон пытается смыться и даже предлагает вымыть всю квартиру — а вообще-то у него аллергия на все, что связано с уборкой, — но Арсений отправляет его в спальню настраиваться, а сам идет в душ. Антону он доверяет от и до, но идти неподготовленным как-то рискованно, учитывая, как давно он не был в этой роли.       У него уходит около получаса, чтобы побриться, провести все процедуры и немного растянуть себя, после чего он прямо в полотенце и тапочках с ушами идет в спальню. Антон сидит на краю кровати, как бедный родственник, и смотрит так затравленно, словно это его будут сейчас ебать, причем не как в их первый раз — максимально мягко и деликатно, — а жестко и где-то в подворотне.       Арсений выдыхает и берет все в свои руки: опрокидывает его на постель, оседлав его бедра, не обращает никакого внимания на то, что полотенце сбивается, и стягивает с Антона футболку. Тот не сопротивляется — податливое желе, — облизывается и кладет ладони на его колени.       Поцелуй помогает — сначала мягкий и успокаивающий, он переходит в более глубокий, и Антон немного расслабляется, уже более уверенно обнимая его и прижимая к себе. Арсений снимает с него джинсы, потом наклоняется и тычется губами в пах, посасывая головку члена сквозь ткань.       Антон свистяще стонет, откинув голову назад, и ведет ладонями по простыне, но Арсений отстраняется и получает его недовольный взгляд.       — Хорош уже.       Арсений откидывает полотенце в ближайшее кресло, бросает рядом с ними презервативы и смазку и встает в коленно-локтевую, не оставляя Антону шанса увильнуть. Тот с каким-то поистине мученическим стоном садится на колени позади него и ведет ладонью по его бедру.       Уже потные.       — И чего ты трусишь?       — А вдруг я что-то не так сделаю? — можно еще более жалобно?       — Я помогу, если что.       Пару секунд ничего не происходит, и Арсений уже планирует пихнуть его ногой, но тут горячий влажный язык касается ложбинки, и Арсений сглатывает от неожиданности. Как бы поддерживая, немного ведет бедрами из стороны в сторону, шире разводит ноги, раскрываясь, и подается назад — можно, давай же, я тебе доверяю.       Антон, видимо, вспоминая собственные ощущения, широко лижет, немного щекочет самым кончиком и тормозит каждые несколько секунд, чтобы поднять голову и посмотреть на Арса, который вжимается грудью в кровать и глушит стоны в уголке подушки.       — Тебе… тебе хорошо? — неуверенно тянет Антон, массируя пальцами ягодицы. Арсений лишь согласно стонет — у него активировался режим пластилина, мните на здоровье и желательно не прекращайте. — Ты только не молчи, — просит Антон, прежде чем потянуться за смазкой и выдавить ее на пальцы.       Арсений открывает глаза, пару раз моргает и немного поворачивается, чтобы взглянуть на него.       — Только не резко. Я готовился, но все же — начни с одного пальца, потом уже дальше. Ты сам почувствуешь, когда можно будет. Все в порядке, я тебе доверяю.       Я. Тебе. Доверяю.       Антон кивает, облизывает губы, откидывает со лба челку и с выражением лица спецагента, который собирается обезвредить бомбу, касается подушечкой сфинктера, водит по нему, распределяя смазку, и на пробу вводит палец на одну фалангу. Арсений максимально расслабляется, дышит медленно и размеренно и согласно урчит. Антон проталкивает палец дальше, вводит его до конца и замирает.       Он помнит, как у него каждый раз рвет крышу, когда Арсений давит на простату, но сам понимает, что едва ли сможет сразу сделать все правильно, поэтому не торопится — шевелит одним пальцем, потом добавляет второй, реагируя на каждый выдох Арса.       — Я все правильно делаю? — опять паникует. — Ты говори, если что, я остановлюсь. Или можем вообще поменяться, если…       — Антон, давай уже!       Арсений немного срывается, потому что внизу живота уже ощутимо тянет от незамысловатых прикосновений, он ловит себя на мысли, что двух пальцев маловато, и сам начинает насаживаться. Толкается немного назад, прогибаясь в спине, кусает губы, чтобы не стонать так открыто, и комкает в кулаке простынь.       Антон смелеет, двигает пальцами увереннее и то и дело облизывает губы, наблюдая за реакцией Арсения. До него доносится «еще», и Антон добавляет третий палец, неторопливо толкается ими, давая привыкнуть, потом начинает немного разводить их, растягивая, и Арсений почти скулит, прижавшись лбом к постели.       Тело то и дело вздрагивает, ноги разъезжаются, собственный член бьется о живот, и он тянется к нему рукой, чтобы пережать у основания. Ему бы побыстрее и пожестче, а то кончит раньше времени, и он кое-как находит руку Антона, сжимает его пальцы и сипло просит:       — Все в порядке, я готов. Уже можно, — внизу живота щекочет, и Арсений тонко стонет. — Антох, пожалуйста, сил уже нет.       Антон кивает, стягивает кое-как свои трусы, надевает презерватив, добавляет немного смазки и, поудобнее пристроившись сзади, вводит головку и замирает, выдохнув. Арсений прогибается сильнее и снова виляет бедрами — давай же, я полностью открыт, не волнуйся.       Антон вспоминает свой первый раз, осторожные касания Арса и его успокаивающие поцелуи, накрывает его тело своим, чтобы поцеловать в лопатку, сжимает его ладонь и плавно входит. У обоих вырывается сдавленный стон, и они замирают на пару мгновений, прижавшись друг к другу. Арсений стискивает его пальцы, плотно зажмурившись, Антон дышит ему в затылок и блаженно жмурится, немного отстраняется и снова заполняет собой, простонав на выдохе.       — Черт, теперь я понял, почему ты такой кайф ловишь. Это, блядь, отвал всего.       — Давай уже, — хрипло смеется Арсений, — ближе к телу. Антон, наконец, улыбается.

*

      — Ну, и каков вердикт? — интересуется Арсений спустя час, когда они курят на балконе.       — Донельзя прост, — с интонацией философа отзывается Антон, выдыхает дым и, ткнувшись носом ему в плечо, отвечает: — Похуй как, главное с тобой.       Арсений притягивает его ближе — ему никогда не надоест его касаться, — целует в родинку на носу и откидывает голову назад, присев на подоконник.       — Значит, теперь у нас будет распределение обязанностей — не все же мне потеть.       Антон закатывает глаза, пихает его в бок и снова затягивается.