всё время мира

Арт садится на кровать прямо напротив поджавшей под себя ноги Киры, кладёт телефон на стол за своей спиной. Обычно он держит его при себе, чтобы не пропустить звонок или сообщение от студии. Ещё ни разу это ни к чему в конечном итоге не привело, но надежда в его случае действительно была той, кто переживёт их всех. Однако сейчас ситуация была несколько иная: максимально напряжённая Кира, к которой он по обыкновению пришёл домой, пригласила его сесть со словами: «Нужно поговорить». Сказать, что эта фраза пугала его, было нельзя. Кире сложно давались разговоры по душам, хоть это и было ей нужно, как воздух — Арт знал это, хоть и не представлял, насколько. Поэтому если она хотела поговорить, это было даже хорошо, ведь вне зависимости от серьёзности разговора, он привёл бы хоть к чему-то. И хотя он вроде бы хорошо это понимает, всё тело его напрягается, стоит только Кире сказать одну-единственную фразу. — Я не думаю, что готова к переезду. В голове сразу кучка неутешительных мыслей, первая же из которых бьёт не в бровь, а в глаз: она не хочет ехать с тобой. Ведь что такое полтора года? Не так уж это и много, если подумать, особенно когда вы — просто школьники, чья влюблённость может длиться хоть пару минут, хоть пару лет. Когда вы только познаёте свои чувства, на что катастрофически не хватает времени из-за домашки и противных экзаменов. Вторая — чуть логичнее — семья. Насколько сложно семнадцатилетней девушке оставить в другом городе, в другой стране родителей и любимого брата, которого она недавно чуть не потеряла? Семьёй Арта всегда, сколько он себя помнит, был лишь его супер-заботливый и понимающий отец, которого, вероятно, больше всего расстроило бы, если единственный и любимый сын решил оставить свои мечты и сдаться. Дядя Лёша, как его величают все друзья Арта, сам занимается любимым делом, а потому точно не допустил бы, чтоб Мещеряков-младший пошёл работать туда, где ему самому не нравится. Возникла и мысль о том, что Кира действительно просто не готова. Не готова оставить позади и семью, и друзей, и сам город. В семнадцать лет бросить всё и с минимумом ресурсов полететь на другой континент с пусть и любимым человеком... это не то решение, которое можно принять так легко. И Артём прекрасно понимал это — лучше, чем то, что можно с этим сделать. Понимая, что молчит он уже непозволительно долго, он всё же решает не играть в гадалку: — Оке-ей, — протягивает задумчиво, явно собираясь с мыслями и думая, не звучит ли он чересчур холодно и бестактно. — А.. почему? На этот раз инициаторкой мини-игры в «молчанку» выступает Кира. Ей не нужно перебирать тысячи вариантов ответа, над причинами своего решения она думала бесконечно много раз и в конечном итоге пришла к единому выводу: отсутствие решения. Кире невыносимо сложно решать. Взвешивать все «за» и «против», анализировать плюсы и минусы, чтобы не метаться между двух огней, а иметь чёткую позицию в вопросе — всё это всегда было и есть смертельная мука, для неё, как кажется, непосильная. Легко настаивать на своём и продолжать гнуть свою линию, добиваясь желаемого, когда ты знаешь, чего ты хочешь и что тебе нужно. Но что делать, когда не видишь самой цели? Вик с того разговора в поезде ещё спрашивал об этом — всего пару-тройку раз, хотя девушке показалось, что не меньше сотни. И она ни разу не смогла ответить на, казалось бы, простейший вопрос: «а ты хочешь поехать?» Да, хочу. Я имею в виду, нет. Скорее всего, да. Потому что перспектива увидеть новый город, даже новую страну, где намного больше возможностей и, вроде как, и дышится свободнее, и условия лучше, само собой, манит как магнит. Новое место, новый дом — их с Артом собственный дом, в котором они сами устанавливают правила. Адреналин от одной только мысли о том, чтобы рвануть куда-то очень далеко, вдохнуть полной грудью и почувствовать запах взрослой жизни. Кира никогда не была безрассудной, наоборот, в их компании они с братом, пожалуй, всегда были и остаются теми, кто старается мыслить максимально рационально. Но эта черта, так отличающая её от Вика, никуда не делась со школьных времён, тяга к поиску приключений на пятую точку в какой-то мере осталась у них всех: просто теперь под этим подразумевалось что-то более обыденное и нормальное. Чем это не маленькое приключение, не выходящее за рамки их понятия «нормальной жизни»? Но даже куча мелочей, которые волновали бы абсолютно любого, кого могло надоумить совершить что-то подобное, не являются основной причиной. И это даже как-то глупо: из всех возможных и невозможных вещей на свете её удерживает лишь кучка собак из приюта. Насколько же абсурдно. Приют никогда даже не был целью — ещё со школы Сменкина хотела стать ветеринаркой. Что говорить о Нью-Йорке, мечта могла б осуществиться и в Москве, и в Петербурге. И дело даже не в этом, а в банальной привязанности к тем, кого она когда-то приручила. И, возможно, в чувстве ответственности. Говорить об этом страшно. Страшно и отчего-то стыдно. Страшно из-за возможности осуждения, да и постоянное накручивание уже даёт результаты в виде мыслей вроде «он просто забьёт и уедет без тебя». Стыдно из-за тотального краха образа всегда во всём уверенного человека, стыдно показаться слабой, глупой… Какой угодно. Придумывать ответ не требуется. Нужно только собраться с мыслями. — Понимаешь, я… — руками нервно цепляется за одеяло. — Я хочу поехать, правда. Но я не хочу оставлять приют. Арту нужно какое-то время, чтобы обдумать это предложение, но и после он не может сформулировать какой-либо ответ, поэтому просто кивает, призывая продолжить мысль. — Я достаточно долго об этом думала, но каждый раз, когда пытаюсь прийти к какому-либо решению, мне почему-то кажется, будто на меня давит весь мир, и от этого зависит судьба человечества, — она порывисто вздыхает, всё ещё не смотря парню в глаза. — Я не знаю, что делать. Но думаю, лучше тебе узнать об этом сейчас, чем за пять минут до рейса, когда бы он ни был. Сменкина выдыхает. Старается вспомнить, есть ли ещё что-то, что обязано быть озвученным, что не поздно сказать. Для себя решает, что больше мыслей у неё не осталось, а потому очередь говорить теперь переходит к Артёму. Тот в своей привычной манере подносит кисть к лицу в задумчивом жесте и смотрит куда-то вниз. Кира улыбается уголками губ — сколько времени проходит, а некоторые мелочи в их поведении остаются неизменными. — Ты не должна чувствовать вину за то, что не можешь решить важный для тебя вопрос, — начинает Арт, всё ещё находясь в раздумьях. Возможно, он говорит далеко не так уверенно, как ему того хотелось бы, но, по крайней мере, эти вещи кажутся ему правильными. — У нас нет дедлайна или чего-то такого, я не хочу давить на тебя. — Я не хочу задерживать тебя здесь только из-за своей неопределённости. Ты можешь построить блестящую карьеру любой момент, глупо упускать такой шанс из-за подобного. Арт кладёт руки на её плечи, призывая посмотреть ему в глаза, и они впервые встречаются взглядами. — Именно. В любой момент. Почему это не может быть момент, когда мы оба будем готовы к этому? Мещеряков осторожно притягивает её к себе, и Кира лицом утыкается в его грудь. — У нас есть всё время мира.