Выбери (выеби) меня

      Когда слег с несерьезной, но продолжительной болезнью Дмитрий Анатольевич, владелец фирмы, все вздохнули с облегчением — заживем, наконец-то! Цербер на отдыхе, и лучше бы его поглотил Стикс не на полгода, как обещали врачи, отправившие его в забугорную клинику, а на всю оставшуюся жизнь. Поскольку Анатолич заебал всех — отдел проектировщиков, пиарщиков, бухгалтерию, поставщиков, партнеров и даже секретаршу, которая до сих пор делала вид, что без ума от вегетарианского ресторана, куда ее водил шеф. Анюте не нравились биточки из чечевицы и салатики с кунжутом, но она обожала свои новые губы и нарощенные волосы.       Дмитрий Анатольевич был из тех мужчин, что говорили взглядом: «Устрицы и грудь за мой счет», и ради этого можно было жрать раз в месяц биточки из чечевицы. Сотрудники обоих полов относились к Анатоличу как к неизбежному злу, как к переписыванию конституции или долбаной пробе Манту, которую нельзя мочить и чесать, слушали его нудение каждое утро на слетке менеджеров и расходились влачить свое существование по кабинетам.       — Семено́вич, вы скоро сравняетесь уровнем ай кью со своей известной «блестящей» однофамилицей, — ворчал шеф, разнося проект Гордея в щепки при всем офисе. — Только у вас нет такой подушки безопасности, как у нее. Немыслимо — составить такой бред в трезвом уме. Скажите честно, вы пьете?       — Не употребляю, — сквозь зубы цедил тот, проработав над «бредом» всю ночь и начинающий трястись то ли от безнадежности, то ли от восторга при слове «кофе».       — А пора бы! Легче бы пошло. Может, вам тоже сиськи оплатить, вам это уверенности придаст, м?       Коллеги хихикали, маскируясь под покашливание, и Гордей цедил снова:       — Не надо мне сиськи, переделаю, скажите только, что именно вас не устроило.       Изменив основу проекта на «те же яйца, только в профиль», он заявлялся в кабинет к шефу вечером, и тот подписывал его не глядя, чем бесил еще больше. Все потому, что он разбил любимую кружку шефа, случайно спихнув ее на пол со стола папкой. Гордей думал, что Анатолич — Цербер, но понял, что он всего лишь старый ворчливый пес в лодке Харона, которого тот не выпиздит из нее только из жалости.       Настоящий Цербер явился в понедельник утром.       — Какой мужчина! — ахнула вся женская половина офиса и даже Эдик, вечно исполнительный и ответственный Эдик, сидящий напротив Гордея, захотел провиниться в чем-то, чтобы ему тоже надавало по трусам новое начальство, сын Дмитрия Анатольевича — Андрей.       «Андрюшей» того язык бы назвать не повернулся. Андрей будто сошел со страничек бизнес-журнала, как бы клишированно это ни звучало — осанка у него была такая, что любая арабская кобылка с идеальным экстерьером и рядом не стояла со своей аркой шеи и посадкой головы. Гордею, как художнику-недоучке, стало до обидного завидно таким пропорциям, но только потому, что он не мог перенести их на бумагу. Разучился без практики, но наметанный глаз породу видел сразу. Остальные тоже видели, но отмечали, скорее всего, не породу, а смазливый ебальничек — фу, сука, еще чуть-чуть и прямо в рай — темные глаза с черными ресницами, светло-русые волосы и хамоватую ухмылку. Это не считая длинных ног, широких плеч и потрясающего изгиба поясницы. Вещи на нем сидели как на манекене в магазине, где при слове «джинсы» консультант может так скривить свой фейс, что останется только шаркнуть ножкой и удалиться.       Гордей мыслил категорией «охуенная задница» по отношению к мужикам попроще, но тут негласно присоединился к Эдику в немом восторге, когда Андрей, собрав всех, обвел взглядом сотрудников и сообщил, что будет заменять отца, пока тот в заслуженном отпуске.       — В бизнесе я не один год и даже не один десяток лет, потому предупреждаю сразу — не нужно пытаться меня в чем-либо водить за нос. Не получится, лучше сразу делать все, чтобы потом не переделывать, так как современный рынок вакансий предоставляет достаточную базу для удовлетворения моих нужд. Незаменимых нет — помните об этом и не заставляйте меня отрываться от своих дел без необходимости. — Андрей оперся задницей о край стола, сложил на груди руки и повернулся к Анюте, поддерживающей папкой недавно сделанную «троечку». — С этого дня также вводится дресс-код для женщин — юбка не выше колена и закрытые непрозрачные блузки. Туфли только черные.       — А для мужчин? — пискнул с надеждой Эдик, и Андрей, повернув голову, задумчиво глянул на него, а затем и на стоящего рядом с ним Гордея.       — Если вы тоже хотите носить юбку ниже колена, не смею вам препятствовать. В остальном всё по-прежнему.       До конца дня офис обсуждал новое начальство, пока это самое новое начальство наводило порядки в кабинете, выбрасывая пресс-папье под дутое золото, подставку для ручек из крашеного мрамора и прочие вещи псевдолакшери стиля. Анюта, стуча каблучками, курсировала из кабинета в приемную с коробками подобного хлама, и перемены ее не радовали, судя по выражению лица и прилипшей ко лбу челке.       До конца недели офис обсуждал новое начальство уже с использованием красочных эпитетов — Андрей загонял всех, наверстывая упущенное отцом и вознамерившись сдать все, даже зависшие проекты.       — Он, по ходу, импотент, — предположил Даня, коллега Гордея, затягиваясь вместе с ним в курилке горьким дымом и выдыхая его на сморщенного Эдика, который всегда ходил за компанию подышать никотином. — Злой такой. Или телка его бортанула.       — Таких разве бросают? — усомнился Гордей. — Мне кажется, это характер такой, весь в папашу, только тот еще и размазней оказался по сравнению с ним.       — Да нормальный он мужик, — оскорбился Эдик. — Охуенный, если честно. Успешный, стильный, красивый, властный, — Эдик облизнул губы, Даня закатил глаза. — Мы, основная масса, мы живем отлично — у нас есть квартиры, престижная работа, машины, мы можем себе позволить отдых за границей. Но всегда будет процент людей, кто может себе позволить яхты с особняками и топ-модель на вечер. Вот Андрей Дмитриевич как раз из последних.       — Эдик, ты похотливая самка бабуина, — хохотнул Даня и закашлялся дымом. — Я читал, что они ради того, чтобы получить бананы, могут предложить вожаку свою дырку. Проституция, короче. Что, увидел банан и все, поплыл?       — Ради банана можно постараться, когда вокруг одни кабачки, — не остался в долгу Эдик, не скрывающий своей ориентации. В отличие от Гордея.       На этой ноте Гордей по законам жанра должен был опечалиться, нахмуриться и посмотреть в окно с невозмутимым видом, что он и сделал, только атмосферу испортил обссыкающий колесо Анютиной малолитражки барбос, забредший на парковку. Барбос ушёл, но саморефлексии уже не вышло, и Гордей удалился к себе доделывать документы.       Гейрадар у Гордея либо был бракован с самого начала, либо сам Гордей был слишком погружен в работу и в себя, поскольку внимания, оказанного по отношению к своей персоне, никогда не замечал. Он даже в гей-барах не мог понять, кому он нравится, а кто случайно потерся об него бедром у стойки. Ему говорили, что он секси, потому что всегда в форме, всегда чисто одет, гладко выбрит и вкусно пахнет. Но также говорили, что он немного… тормозит. И Гордей реально тормозил, если дело доходило до флирта, он не был способен к нему и не замечал, когда флиртуют с ним.       Гордей благополучно проебал момент, когда сам начал думать о новом шефе в этом смысле. Хотя, наверное, толчком стало его проникновение в кабинет, когда тот, стоя у стола с телефоном, жестом попросил его сесть и подождать. Гордей сел и уставился на спину повернувшегося Андрея, которого впервые видел без пиджака, и то, что он считал щегольским жилетом с атласными вставками, оказалось корсетом со шнуровкой на спине и жесткими ребрами. Вопрос с осанкой — они с Даней думали, что Дрюлика муштровали в забугорной школе для деток богачей — отпал сам собой.       — Я высылал вам вчера на почту. Да. Да, — шеф, нависнув над столом, потянулся за блокнотом, а Гордей, наклонив голову набок, залип на открывшиеся виды и пожалел, что брюки на нем слишком обтягивающие. Хотя не больше, чем на Андрее, чей зад в белом расположился прямо напротив его кресла. — В ежедневнике отмечено на сегодня. Хорошо. Хорошо. Вполне.       Гордей вытер вспотевшие ладони о брюки.       — В восемнадцать ноль-ноль, — Андрей повернулся, устроил свой изумительный зад в белом на краю стола, согнув ногу в колене и сев полубоком. — Я и секретарь. Нет, не заявлен, но это исправимо… Ты умеешь играть в блекджек?       Темные глаза смотрели на него.       — Я? — удивился Гордей. — В двадцать одно что ли?       — Умеет, — сказал Андрей собеседнику, снова листая блокнот. — Переносим на одиннадцать. В «Диану».       Отключившись, он еще смотрел на Гордея некоторое время молча. Потом сообщил:       — Сегодня в десять заеду за тобой, составишь мне компанию.       — С хуя ли? — Гордей был поражен, но поправился сразу: — С какой целью?       Андрей усмехнулся:       — С целью составить мне компанию. Не обсуждается. А теперь к текущим делам.       Отчитавшись о проделанной работе, Гордей сгреб документы обратно в папку и вышел из кабинета. Эдик, выдаивающий из кулера теплую воду, его раздрай приметил издалека.       — Что, мозги тебе выебал? — спросил он.       — В каком-то смысле… Сказал, что вечером заедет за мной, и мы махнем в казино, видимо. Или клуб. Я не понял.       — С хуя ли? — поразился Эдик, прекратив надрачивать кулеру. — А хотя это ожидаемо, он тебе месяц намекает уже, что не против…       — Не против чего? — нахмурился Гордей.       — Ну ты баран! — протянул Эдик с чувством. — Ты что, ни хера не понял? Он же на тебя все время пялится на слетках и собраниях, будто сожрать хочет. Постоянно в лифте к тебе жмется. Над столом твоим стоит часами, типа контролирует.       — Ты гонишь, — проговорил Гордей неуверенно.       — Зато ты тормозишь! Мужик перед тобой и так и сяк, ну что он еще должен сделать? Он твой босс, ему стрем первому предлагать, вангую! Или что он, по-твоему, должен сделать, чтоб до тебя дошло? Выложить свой хуй поверх твоей клавиатуры или раком над столом загнуться, чтоб…       Вспомнив сцену в кабинете, жилет и шнуровку вдоль позвоночника, Гордей произнес еще неувереннее:       — Не уверен, Эдь. Нах я ему упал? Не красавец, да еще и тормоз.       — Семено́вич, ты меня доконаешь! — Эдя, вцепившись в его руку, поволок Гордея в сторону курилки. — Ты вроде не девка, не натурал, мы с тобой, помнишь, где познакомились?       — Ты клеился ко мне пьяный в гей-баре.       — Именно! Ты это через неделю допер, только я уже не хотел, потому что ты тормоз. Человек тебе красными буквами на транспаранте написал «Выеби меня!», а ты все думаешь, надевать тебе новые носки или нет. Ехай, Семено́вич, ехай! Если не веришь, что он на тебя стойку принял, предложи спор — кто сорвет блэкджек у дилера, тот загадывает желание, от которого нельзя отказаться. Эротическое, Семено́вич, понял?       — Да понял я, — сказал Гордей. — А какое именно?       — Щас мы тебе придумаем.       Отец, хитрый мудак, деньги отмыть успел — перевел на иностранные счета, а всю недвижимость переписал на Анюту, которая искренне верила, что ей подарили по документам дачу под Москвой. В сотках она не разобралась, земельные участки ее угнетали, потому она поставила свою подпись и забыла, а вот отец, которого почти прихлопнула налоговая, все понимал и радовался, что успел состряпать себе подходящий недуг и свалить в клинику на отдых. Андрей, спасший фирму от разорения, выплатил отцовские долги и намеревался все же вернуть часть уплывших капиталов. Но для этого нужно было отрыть «черную бухгалтерию».       — Он в последнее время Семено́вича к себе таскал, — подсказала Татьяна Ивановна, завотделом. — Поводы искал оставить его допоздна, проекты они какие-то мутные придумывали…       Андрей с того момента к рослому молчаливому парню, который был младше его лет на пять, начал присматриваться. Гордей выглядел простым, даже «тугим» — иной раз соображал медленно, но мысль его росла вглубь, а не вширь, он мог заметить то, что другие упускали, видимо, поэтому до сих пор здесь работал. Если бы директором была женщина, то Андрей и думать бы не стал, почему еще Гордей здесь мог работать — Семено́вич был букой, и набор его антихаризматичных качеств и черт — молчаливость, суровость вкупе с безэмоциональным лицом как у героя боевика, тугодумие, распирающие рубашку мышцы и квадратный подбородок — превращались при ближайшем знакомстве в один жирный плюс. Андрей, обративший внимание на то, как тот в открытую, не подумав даже шифроваться, ощупывает взглядом его ноги, торс и лицо при каждой встрече, очень удивился тому, что Семено́вич считает, будто весь офис уверен в его гетеросексуальности. Это был бы большой проеб с его стороны, скорее всего, Гордей только прикидывался тормозом, чтобы никто не подумал, если случись траблы с налоговой, на него. Но Андрей как раз подумал, заодно оценив перспективность Гордея как потенциального полового партнера — отчего-то у Андрея в его присутствии работать не получалось, в голову так и лезла фантазия, где тот раскладывает своего начальника на столе, смахнув бумаги на пол. Чуть позже он понял, что его так привлекло: Гордей вел себя как типичный натурал, думал как натурал, выглядел как натурал, но был геем.       — Прикидывается, сука, — сказал Вано, друг Андрея, с которым они встретились в минувшие выходные. — А у самого активы в Швейцарии.       — У меня тоже был актив. В Швейцарии, — подмигнул Андрей, и Вано сочно хохотнул. — Все пытался меня на извращения подбить.       — Трахнуть тебя бутылкой шампанского?       — Нет. Он ел картошку фри с горчицей, а не с сырным соусом.       — Точно извращенец.       — Но я не думаю, что Семено́вич способен прикидываться тормозом так долго, что никто до сих пор не заметил, — продолжил Андрей. — Он же прямой, даже рельса не такая прямая, как он.       — Познакомь меня с ним, у меня нюх на людей, сам знаешь, — пожал плечами Вано. — Особенно когда они пытаются блефовать, сразу вижу, я же турниры по покеру сколько раз брал. О, а давай ты его в «Диану» привезешь? Там в блэкджеке шесть колод, подсадных точно нет, у них строго.       Въезжая в «колодец» двора, окруженного многоэтажками, Андрей еще не решил, чего он хочет больше: вывести Семено́вича на чистую воду или трахнуть его. Однако Семено́вич сел в машину в своей не офисной версии, — драные джинсы, футболка и кожанка — и чаша весов с «трахнуть» опустилась ниже.       — Или надо было в костюме? — пробасил Гордей, заметив его взгляд.       — Нет, так даже лучше, — Андрей отвернулся.       — Так зачем вы меня взяли?       — О, я тебя пока не брал, поверь… У тебя лицо непроницаемое. Самое то для игры в карты.       Гордей снова сдвинул брови, и было непонятно, то ли он недоволен развернутостью ответа, то ли вообще ничего не понял. То ли ему похер.       — У вас сколиоз? — спросил вдруг Гордей, и Андрей завис на светофоре. Сзади загудели.       — С чего ты взял?       — Вы же типа корсет носите.       — А, это… Нет, я ношу его не потому, что у меня проблемы со спиной. Я ношу, потому что это красиво. Стильно. Сексуально, — на последнем слове Гордей сдвинул брови так, что складку между ними захотелось потрогать. — Это придает мне уверенности в себе, держит мышцы в тонусе. Плюс одежда сидит идеально. Ты же в курсе, что костюмы шьются по стандарту, потому что рассчитаны на человека со здоровой осанкой? Согласись, что в нашей сфере встречают прежде всего по одежке, потому для меня важно, как я выгляжу. Моя внешность и уверенность — это моя работа.       — А, — произнес Гордей. — Понятно. Я еще хотел сказать, что играть буду только на спор. По-другому неинтересно.       — На спор? — хмыкнул Андрей. — Это как?       — На очко, — хмыкнул в ответ Гордей. — Мы же в двадцать одно будем резаться? Кто первый сорвет блэкджек у дилера, тот загадывает желание, а другой должен будет его исполнять. Согласны?       Признаться честно, Гордей его удивил. Вечер действительно становился интересным, и Андрей кивнул соглашаясь.       Стратегии у Гордея, конечно, в отличие от прошаренного даже с виду друга шефа, Вано, не было. Он часто сдавался, не рискуя ставкой, не удваивал ставку, не пользовался «сплитом». Если ему казалось, что лучше слиться, он сливался, хотя о затратах можно было не беспокоиться, оплачивал все шеф — и фишки, и выпивку, и вечер в целом. Гордей на удачу не надеялся, но когда ему в руку легли именно те карты, что были нужны, Андрей, наблюдавший за ним, многообещающе ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла.       — Мои поздравления новичку! — произнес Вано, пожимая Гордееву руку. — Я заберу вашего начальника на пару слов, извините.       После этих «пары слов» Андрей сообщил, что готов к исполнению желаний.       — Тогда снимите комнату, — сказал Гордей, слыша в голове голос Эдика: «Вот это ты прихуел». — Не в коридоре же исполнять.       — Поехали.       По дороге Андрей с кем-то разговаривал, приняв вид крайне отстраненный и даже раздосадованный, будто обязанность выполнения карточного долга его расстроила или рассердила. Однако в лифте, все так же беседуя с кем-то, он внезапно толкнул Гордея в зеркальную стенку, упершись локтем рядом с его головой, качнув бедрами и прижимаясь пахом.       — Вышлите мне на почту коммерческое предложение, желательно с графиками и диаграммами, — его глаза, темные и неожиданно по-восточному глубокие, были непростительно близко. Как и губы. — Секретарь выберет время для встречи. Ориентировочно в пятницу, возможно раньше.       В голове снова зазвучал голос Эдика — Эдик визжал от восторга как малолетняя сучка. Подняв руки, Гордей уложил ладони на крепкие ягодицы, повел выше, под пиджак, нащупывая ребра корсета, жесткую плотную шнуровку вдоль позвоночника. Встало мгновенно. У Андрея. А у Гордея — еще раньше, когда тот только вошел в лифт. Отключившись, Андрей сунул телефон в карман, отошел, оправил пиджак и спросил:       — Так какое желание?       — Связать вас и делать все, что захочется.       Предполагалось, что в этот момент Андрей спросит, что именно ему хочется, и тогда можно будет смело переводить вечер в горизонтальное положение. Или скажет, что Гордей охуел и уволен. Но Андрей, толкая дверь в номер, снял галстук, вручил его Гордею, затем скинул пиджак и развернулся спиной, заводя за нее руки.       Эдик точно кончит завтра, когда будет слушать пересказ этой истории, решил Гордей.       — Можно и туже.       Гордей, обвязав запястья, стянул концы галстука в узел. Положил обе руки на плечи Андрея, погладил, провел по атласным серым вставкам по бокам черного корсета. Видимо, еще соображал, как и что. Андрей успел похолодеть — а вдруг и тут затормозит? Вдруг он бревно в сексе, или, того хуже, начнет его сейчас раздевать, пытаться развязать шнуровку, хотя спереди есть крючки, ему это надо будет все объяснять, направлять, указывать, в то время как Гордей будет пыхтеть и злиться, словно дикарь, который пытается вскрыть консервную банку.       Андрей выдохнул облегченно, когда руки переместились по животу к паху. А потом он пожалел, что не разделся сам, потому что дышать стало трудно: Гордей расстегнул ремень на его брюках так быстро, что он ничего и не понял, отвлекаясь на то, как сзади, между ягодицами, притирается чужой стояк. Брюки вместе с бельем Гордей ловко содрал до щиколоток, дальше Андрей скинул их сам.       — Гондоны! — воскликнул Гордей, сгребая его яйца в ладонь.       — В кармане! В пиджаке! — ответил Андрей, теряя сразу и весь свой апломб, и привычку контролировать процесс, и мозги.       Так же уверенно его толкнули на кровать, втиснули колено между ног, и он их послушно расставил, чтобы затем замычать в подушку, когда по заднице шлепнули, а следом куснули за горящую ягодицу. И спасибо, что резинки были хорошие, дорогие, со смазкой, других Андрей и не покупал, хотя вот так спонтанно, жестко, без предварительных ласк и даже поцелуев, его не драли.       А драли молча, точно Андрей был пещерной женщиной, которую поймал пещерный мужчина, утомленный преподношением мамонтов и прочими примитивными методами пикапа. Андрею только и оставалось, что глухо и коротко — корсет душил, не давая вдохнуть полной грудью — стонать, кусать угол подушки, терпеть острую и возбуждающую боль в связанных руках и дрожать крупной, колючей дрожью, стоило члену в его заднице проехаться по особо чувствительному месту.       Пальцы Гордея зарылись ему в волосы, сжали, потянули назад, и заныло уже в пояснице, но потом боль сползла греющей волной до мошонки, член дернулся, шлепнул мокрой головкой по животу. Точнее, по жесткой вставке на передней части жилета.       — Подержи меня, — прохрипел Андрей, нашаривая за спиной и сжимая в кулаке край футболки Гордея, который раздеться не потрудился, лишь ширинку расстегнул.       Хотелось видеть его член, затянутый в латекс с разводами смазки, сдвинуть резинку до упора, до упругих завитков, что казалось ему всегда ужасно пошлым — презервативы и небритые мужики. Тоже из разряда фетишей, видимо. Однако сейчас было не до подглядываний — Гордей все понял, сжал пальцы на его запястьях, удерживая, и Андрей задвигался сам, в силу положения насаживаясь быстро, глубоко и недолго. Вот этого вот последнего, этих движений и не хватало для оргазма, который откатился волной обратно, в поясницу. Гордей, сдернув резинку, додрачивал, сжимая его ягодицу.       — А джинн я неплохой, согла…       Рот Андрея заткнули поцелуем, и вены изнутри защипало остаточным удовольствием.       — Андрюха, — проговорил Гордей, и Андрей разлепил один глаз. — У меня дома таранка на балконе досушилась. Можно под пиво ебануть, давай ко мне, я тебе еще коллекцию своих советских моделек покажу.       Андрей глаз закрыл и вздохнул. Прав был Вано — не умеет Гордей блефовать. И в романтику — не умеет. Но оно и к лучшему, пожалуй.

***

      — Гордей, вы чем занимались вчера? Почему диаграммы полосят, а половина к тому же откровенно халтурная?       Гордей поднял голову, отвлекаясь от монитора.       — Так вы сказали к вечеру сдать. Это черновой вариант.       — Сам принцип построения аналитической сводки в корне неверен. Вы берете приближенные значения, а нужно точные. Зайдите ко мне в кабинет.       Андрей, глянув сверху испепеляюще, отделился наконец от его стола и зашагал к своему кабинету. Сегодня на нем был темный жилет. Красивый. Сексуальный. Удобный — за затянутые в футляр бока было удобно хвататься, стоя сзади. Эдик, разбирающийся в оттенках и моде, сказал, что цвет жилета антрацитовый, а вот эти вот узорчики-черточки называются «травка».       — Я щас кончу, точно говорю, — проговорил Эдик шепотом.       — Если глубже засунешь, — произнес Гордей, и Эдик перестал кусать маркер. — Ладно, пойду я. Работа не ждет.       Андрей ждал его, сидя на рабочем столе. Одетый только в рубашку и жилет, брюки лежали, аккуратно сложенные, на стуле.       — А если бы Анюта зашла? — спросил Гордей, присасываясь к его шее.       — Анюта неглупая девочка, — Андрей ткнулся ему носом между ключиц, втянул запах кожи с наслаждением, хотя Гордей почему-то попытался отстраниться. — Чего ты?       — Да я вчера скумбрию коптил… — вздохнул тот. — Кстати, вечером можно с пивом посидеть, а еще я «Волгу» починил, колесико на скрепку присобачил.       Андрей, не отрывая взгляда, дернул пуговку на его брюках, и Гордей задышал быстрее, глубже. Не романтик, но уже и не тормоз.