Игра Саихары

Шуичи ненавидел школу. По его мнению, она отвлекала его от действительно важных вещей, а именно — «Данганронпы» и его любимых детективов. Ни один предмет не мог увлечь его. Одноклассники держались в стороне от стеснительного заики со специфическими интересами. Даже те из них, кому тоже нравилась «Данганронпа», не понимали истинного величия шоу на выживание. Именно там есть полная драйва и тайн жизнь, где каждый день может стать последним. Там, а не здесь, в этом скучном сером здании, где новый день похож на предыдущий. По крайней мере, раньше он так считал. Теперь в школе появилась тайна, которую он жаждал раскрыть. Его одноклассник и новый и единственный друг — Кокичи Ома. Поначалу Шуичи не был уверен, что он сможет наладить общение с этим отстраненным и серьезным парнем. Несмотря на невинный вид и невысокий рост, Ома казался ему гораздо старше и умнее, чем он сам. Но при этом он разделял интересы Шуичи, был к нему терпелив и внимателен, говорил теплые слова и хвалил его за то, о чем обычно другие выражали непонимание или отвращение. Прошло три месяца с того дня, как они впервые заговорили в коридоре о дополнительных занятиях, но Шуичи казалось, что они знакомы всю жизнь. Ома наполнял его пустое существование своей холодной уверенностью. И в один прекрасный момент, Шуичи понял, что его чувства выходят за рамки обычной симпатии. Раньше он влюблялся только в героинь шоу «Данганронпы». Они были яркими, сексуальными, опасными и недоступными обычному парню. С такими красавицами перед глазами обратить внимание на обычную среднестатистическую девушку было очень сложно, ведь сравнение невольно лезло в голову. Вдобавок, героиня на экране никогда не скажет «нет», не уйдет с криком «отстань от меня, задрот!» и не растреплет своим подругам о чудике, который якобы пялится на нее. Они созданы для того, чтобы их любили. И Ома тоже создан, чтобы его любили. Шуичи был уверен, что создан с этой целью он был именно для него. Ведь иначе он бы не был к нему так добр. Ведь каждому ясно, что так упорно продолжать заниматься учебой с таким посредственным человеком — непродуктивное занятие, а значит, Ома просто хочет находиться с ним, в его компании. И хочет касаться его. Разве не это означал тот недавний жест, когда он собирался вытереть платком лицо Шуичи? Как же он укорял себя впоследствии за то, что отшатнулся, смутившись! Рубашку Омы, после использования в определенных целях, он аккуратно завернул в пакет, чтобы запах тела как можно дольше не выветривался. И даже шалость с газировкой он себе простил — получившаяся фотография была самой лучшей из всех, что получилось сделать за последний месяц. Она заняла свое место с другими на жестком диске в специальной папке с паролем. Копию с телефона же он удалил. Он хотел минимизировать любой шанс того, что кто-либо, а в первую очередь Ома, увидит эти фото. Задним умом Шуичи понимал, что то, что он делает, не является нормальным. Но с другой стороны он поступал с Омой также, как и с «Данганронпой» до этого — смотрел со стороны, втайне восхищался и собирал трофеи в укромном месте. Другого способа любить он не знал. Вызывала сомнения лишь идея с игрушкой Монокумы — если бы она попала под фонтан газированной воды, микрофон внутри мог бы испортиться. Хорошо, что Ома догадался спрятать медведя в сумку. Шуичи понимал, что грубо нарушает личные границы своего друга, но был уверен, что в итоге тот все простит, когда услышит о его истинных чувствах. По крайней мере, так он себя оправдывал. На самом же деле он надеялся, что Ома поставит игрушку где-нибудь недалеко от кровати, чтобы можно было услышать каждую случайно оброненную мысль, каждый разговор по телефону и каждый страстный вздох во время самоудовлетворения. Сначала он хотел сделать встроенную камеру в глаза игрушки, но это было бы слишком заметно, да и нет уверенности, что ракурс будет удачным. Результат оказался неоднозначным — с одной стороны, оказалось, что Ома спит с игрушкой в одной постели (один факт этого довел Шуичи до исступления), с другой — за две недели, что Шуичи вел прослушку, его Любимый ни разу не пытался мастурбировать. Или делал это, не издавая ни единого звука. Оба варианта были неприемлемы. Либо Ома был крайне целомудренным, либо занимался интересными вещами в каком-то другом месте — в ванной к примеру. Осознав несовершенство идеи с микрофоном, Шуичи начал придумывать другие способы сделать свою пассию ближе к себе. К сожалению, основная разница между «Данганронпой» и Омой состояла в том, что первая охотно предоставляла все новые и новые возможности проявления любви, которые можно было легко купить за деньги, положить в альбом или повесить на стену. Ома же был живым человеком из плоти и крови со своими желаниями и стремлениями. Шуичи не мог купить его, а если бы смог, то сильно бы в нем разочаровался. Тем не менее, Шуичи с каждым днем ощущал нарастающую нехватку присутствия Омы в его жизни. Ему было тяжело переживать расстояние в четыре ряда парт и пятьдесят минут во время классных занятий. Ему было тяжело, когда Ома не мог придти к нему в гости или когда, погостив, уходил домой. Ему было тяжело от того, что переписка в мессенджере по вечерам не дает ему чувствовать Ому рядом. Ему было тяжело во время совместной домашней работы от того, что тело Омы слишком близко. Шуичи ощущал себя наркозависимым, который не может получить очередную дозу даже за все деньги этого мира. И он знал, что со временем его голод будет только больше. Если он не придумает, как сделать Ому своим, то сойдет с ума. Пусть учителя, да любые другие люди называют Шуичи «посредственностью» сколько им хочется, но он соберет всю свою волю и все свои способности, чтобы его любовь принадлежала только ему. *** — Ома-кун! Хочешь сегодня п-пойти ко мне в гости? — спросил Саихара, когда они сидели за обедом в столовой. — Прости, Саихара-кун. У меня сегодня подготовительная школа. — Кокичи почувствовал укол вины, увидев, как поник взгляд его собеседника. — Скоро промежуточные, ты же знаешь. Надо сдать хорошо. — Т-ты и так сдашь хорошо. Я не знаю никого умнее тебя. — Это как раз потому, что я посещаю подготовительную школу, — почти серьезно заявил Кокичи. Он бы и сам с большим удовольствием прогулял занятия, но если родители узнают об этом, последствия будут ужасными. Трудно наказать человека, у которого кроме учебы в жизни практически ничего нет, но они каким-то образом справлялись. — В следующий раз, когда соберемся, посмотрим твои любимые серии из десятого сезона, договорились? Саихара в ответ просиял, но из-за кепки это мог увидеть только Кокичи: -Д-договорились! С каждым днем симпатия Саихары к нему становилась все больше. Кокичи ясно видел это по глазам друга, что обычно были потухшими и без интереса к окружающему миру, но в его присутствии они наполнялись тем же блеском, полным обожания, с каким он смотрел на все редкое, что касалось «Данганронпы». Но особенно выдавало его тело — Саихара чаще старался придвинуться поближе к Кокичи, случайно коснуться его руки или ноги. Также он заметил, насколько чаще его друг начал пользоваться салфетками, чтобы вытереть рот и лицо. Видимо эта реакция организма начала доставлять ему дискомфорт, хотя раньше он и вовсе не замечал, если это происходило. Кокичи не знал, следует ли ему что-то с этим делать и что именно. Сам он был неопытным и о делах любовных знал только из классических книг по литературе и «Данганронпы», где любовь обычно играла роль мотива для очередного преступления. Также Кокичи думал, что знать о его чувствах и ничего не делать несправедливо в первую очередь к самому Саихаре. Все-таки он ему нравился, и Кокичи не хотелось бы терять лучшего друга из-за каких-то непониманий и недомолвок. С одной стороны, у него были обязанности перед семьей и школой, а значит, ему необходимо держать Саихару на расстоянии. Но с другой, это щенячье поведение сильно льстило его тщеславию. Наконец-то кто-то смотрел на него, желал его, ждал его. То, что его поклонник — парень, его не смущало. Он никогда не влюблялся и даже не задумывался о том, какие у него предпочтения. Скорее всего, у него никогда не будет на это времени. *** Поздно вечером Кокичи вышел из здания подготовительной школы совершенно измотанным. Перед промежуточными их неслабо истязали, но это было необходимо. Ужасно хотелось есть. Он вспомнил сегодняшний обед с Саихарой и снова пожалел, что не может прогулять занятия, как успешно делают многие его ровесники. Впрочем, что-то было не так. Уставшим мозгом он не сразу сообразил что именно. Его смартфон молчал. Это было более чем непривычно, что его мама ни разу за вечер не позвонила. Он начал копаться в сумке в поисках телефона, но тщетно. Обыск карманов тоже ничего не дал. Вот черт, неужели где-то посеял? В школе? Он слишком устал и выжат, чтобы искать его в восемь часов вечера. Если он оставил телефон в школе, значит он сможет забрать его позже. А если потерял где-то в другом месте — то вряд ли уже найдет. Чертыхнувшись про себя, Кокичи направился в сторону остановки. Зима уже вступила в свои права — было темно хоть глаз выколи и очень холодно. Он хотел побыстрее оказаться в теплом безопасном месте. Он конечно уже не ребенок, но со своей комплекцией легко может стать жертвой местной гопоты. К счастью, автобус приехал практически сразу, как Кокичи пришел на остановку. Во время поездки он чуть не уснул, но каким-то чудом смог удержаться. Нужно было только донести себя до постели, а там уж видно будет. Стоило ему открыть дверь дома, как на пороге он сразу наткнулся на строгий взгляд мамы: — Кокичи, почему ты не отвечаешь на звонки? Мы с отцом извелись! Он сделал притворно виноватое лицо: — Прости, мама. Кажется, я где-то потерял свой телефон. — Потерял? Опять?! — Опять? — не понял Кокичи. — Недавно ты «потерял» рубашку, а теперь и телефон. Мы что, по-твоему, миллионеры, чтобы постоянно покупать новые вещи, если ты их вечно теряешь? «Вечно» — это точно преувеличение, раньше Кокичи мог потерять максимум ластик. — Я уверен, что оставил его где-то в школе, и он найдется. Давай обсудим это завтра, у меня очень болит голова… — Голова у него болит… А у нас, думаешь, не болит, после того как мы целый вечер пытались дозвониться до тебя?! Вот что, сегодня остаешься без ужина. — Но, мама. Я только что был на занятиях, я почти весь день ничего… — Откуда нам знать, что ты не прогулял занятия, если ты не отвечал на звонки?! Не смей мне врать, Кокичи. Завтра я позвоню в школу и узнаю, был ты там или нет. Марш в свою комнату, немедленно! Слова злости застряли в горле, но Кокичи был рад, что тирада наконец-то кончилась. Он снял верхнюю одежду и молча прошел на второй этаж, краем глаза увидев папу, поглощающего свой ужин так, будто недавняя сцена в прихожей никаким образом его не касается. Зайдя в комнату, он не стал включать свет — ему хотелось немного отдохнуть прежде чем садиться за домашнюю работу. Головная боль все еще терзала его виски, в груди ныло от обиды. Он уже давным-давно должен был привыкнуть к отношению своих родителей, но почему-то каждый раз становилось все тяжелее переносить эти несправедливые обвинения. В темноте он стянул с себя всю одежду и плюхнулся на кровать. Там, как обычно, его ждал плюшевый Монокума, все с тем же жутковатым выражением мордочки, но все равно мягкий и приятный на ощупь. Кокичи обнял его, крепко прижав к обнаженной груди. Он лежал и представлял, что бы он сейчас написал Саихаре, если бы не потерял телефон. «Жизнь — дерьмо (((» «Что случилось?!» «На занятиях вытрясли всю душу, а еще мама оставила без ужина, представляешь? Невезуха :Х» «А я говорил, надо было идти ко мне в гости! ^^» «Тогда меня бы оставили без еды на неделю, лол» С другой стороны, если бы телефон не пропал, то его бы и не наказали. Но Кокичи все равно жалел, что лишился такого простого способа утешить гнетущее чувство внутри — просто разделить его с другим человеком с помощью пары сообщений. Он посмотрел на игрушку Монокумы и произнес: — Так хочется поговорить с кем-то, сил нет. Но у меня остался только ты. Послушаешь мою исповедь? Медведь не ответил, подтверждая всем свои видом поговорку, что молчание — знак согласия.