***
-Не, Р-роз, я так не могу. Лучше у Ржавого займу, или… -Да ты достал уже со своими ржавыми, блин, гвоздиками, серьёзно. Просто скажи — сколько нужно, чё сложного-то? Яшка упрямо мотает головой. Волосы щекочут нос, а пронзительные Розины глаза — что-то глубоко внутри, но за пару долгих лет он научился защищаться даже от этого супероружия. Сам уже, по правде говоря, не рад, что по пьяни отхватил эти крутые импортные палочки у дальнего знакомого за «сущие копейки». Действительно потрясающие — удобный комель, крепкие наконечники, хорошее дерево, они имели один серьёзный минус — были ему не очень-то и нужны. По правде говоря, можно было вполне обойтись и старыми — потрёпанными, но вполне рабочими, которых у него было аж две с половиной пары — невиданное богатство. Но сделанного не воротишь — слово за слово, и заветная коробочка была уже в руках. О том, как он будет отдавать за неё и деньги и где вообще их возьмёт, как-то не думалось — ровно до того момента, как пару дней назад этот самый знакомый не встретил их с Розой на прогулке и не поинтересовался о возращении долга крайне прямолинейно. Естественно, Роза сразу же предложил помощь. Естественно, Яша отказался — тот и так платил за большую часть того, что каким-либо образом появлялось в их квартире, так что брать у него деньги ещё и на такую блажь было бы совсем свинством. -Ну, как знаешь, — деланно безразлично пожал он плечами, тут же склоняясь над своей ненаглядной «Чёрной вдовой». Яшка расслабился, увлекаясь репетицией и совершенно не придал значения тому, что победа в споре на этот раз далась ему как-то подозрительно легко. А стоило бы. Потому что когда через неделю он заявился на тусовку к своему «кредитору» с гордой половиной от нужной суммы, тот посмотрел явно недоумевающе: -Не, я, конечно, не против лишних деньжат, но ты явно что-то путаешь. За палки твой друган, Робот, уже всё закинул вчера, сказал ещё что ты передаёшь привет. Так что не парься, всё на мази! Яша не парится. Он просто идёт домой и крепко обнимает Розу, игнорируя ворчание в стиле «блин, Шершень, отстань со своими странными импульсами, рёбра мне сломаешь». В этот вечер он не притрагивается к заначкам и даже пытается приготовить ужин — свою «фирменную» яичницу с помидорами, которая, видимо, об этом не в курсе и потому безбожно подгорает. Роза всё равно ест и хвалит, а значит — попытка засчитывается. Подперев голову руками, Яша смотрит, как он вязнет зубами в откопанных к чаю столетних ирисках и смешно ругается, думая о том, как отчаянно хотел бы когда-нибудь стать таким же замечательным человеком. Или хотя бы достойным того, чтобы с этим человеком быть рядом — ближе, чем сейчас, ближе, чем позволяют придуманные кем-то рамки приличия. Только вот как-то всё не выходит.***
-Очки твои, блин, жалко. Яша недовольно поджимает губы, старательно избегая зрительного контакта. Злится — ну, а кто бы не злился, если бы самый близкий на свете человек сидел рядом весь избитый и израненный, так ещё и по вине этого самого кого-то. Самое обидное заключалось в том, что он толком-то ничего и не делал такого, за что можно было докопаться. Просто ждал Розу, подпирая собой старенький фонарный столб в парке и стоически переживая похмелье двухдневной выдержки, но для выросшей будто из-под земли гоп-компании и этого, видимо, оказалось достаточно: -Ты чего здесь забыл у нас на районе, вмазанный? — отделившийся от стаи парень (судя по самой крутой олимпийке — главарь) окинул Яшку презрительным взглядом, - Ещё и в таких штанах, тьфу. Клиентуру себе выискиваешь? Хотелось вежливо ответить что-нибудь про то, что никого он не выискивает и вообще уже уходит, но ловушка захлопнулась раньше. - Чё ты там с ним рассусоливаешь, Тончик? Пусть гонит бабки и валит на все четыре! - Сам, бля, решу, что делать. Не тупой так-то. У тебя деньги-то есть, ханурик? — Яша виновато разводит руками. В кармане жилетки валяется только помятый трамвайный билетик, и он прекрасно понимает, что гопнику это не особо понравится. - Отстой. Может, хоть очки понтовые? Ну-ка… Пропахшие дешёвым табаком пальцы на секунду мелькают у лица, и мир вокруг тут же становится размытым, нечётким. Яшка дёргается было вперёд, но тут же останавливает себя, до боли сжимая кулаки — куда ему, одному, против толпы агрессивных бугаев. Значит, дальше придётся ориентироваться только на слух… -Чё это за фигня вообще? — пока главный гопарь, видимо, оценивает хитрую задумку с двойными стёклами, тяжёлая рука её автора опускается Яше на плечо, запуская по спине стадо мурашек и вызывая непередаваемый спектр эмоций — от облегчения до ужаса. -А на что, блин, похоже? Шершень, ты в поряде вообще? -Нормально всё, Р-роз. Пойдём уже, нам пора, - Яшка делает шаг назад, незаметно хватая край растянутой футболки в надежде, что жест будет понят другом правильно. Но зная Розин характер… - Пусть сначала отдаст, — упрямится тот, не двигаясь с места. -О, ещё один нарисовался, — снова доносится из гопяцкой стаи голос, -Тончик, ну харэ, давай уже отпинаем их по-быстрому и двинем, а то футбольчик пропустим! - Да завали ты уже со своим футбольчиком! — главарь раздражённо сплёвывает, издевательским жестом протягивая очки перед собой, - Достали, блин, сил нет. А ты, волосатик, иди и забери цацку, если сильно борзый. Чего он явно не ожидает — так это молниеносного удара крепким кулаком по носу. Пару секунд они пристально смотрят друг на друга. Яшка тоже обречённо группируется, готовясь драться (скорее — быть битым), но главный гопник тут же делает предупреждающий знак своим: -Стопэ, -сбрасывает олимпийку, отбрасывая в сторону, - тут я сам. В следующую секунду он уже идёт в нападение на Розу, и между ними завязывается драка — динамичная и яростная. Яша отступает её немного назад и нервно прислушивается — ему не видно, кто и кого бьёт, и стоит ли уже кидаться на помощь — собственное сердце глухо бьётся где-то в горле от страха, мешая нормально мыслить. Пока он раздумывает, парни успевают немного повалятся на земле и расцепится — гопник вскакивает первым, но больше почему-то не нападает, только шумно утирает разбитый нос и смотрит, как Роза поднимается и снова встаёт в стойку. -Всё, харэ, — неожиданно для всех гопник ухмыляется и протягивает Розе руку, - я Тончик. А ты неплохо бьёшь…для «этих». Не зассал к тому же. Такое у нас уважается. -Роза Робот, — чуть помедлив, тот протягивает свою в ответ, - А схренали рокеры должны плохо драться? Наступает такая неловкая тишина, что в ней отчётливо слышно, как вдали надрывается какая-то пичужка. -Рокеры, значит, — Яша не видит лица гопника, но готов поклясться, что в голосе проскальзывает плохо скрываемое смущение, - Так бы сразу, блин, и сказали. Роза недоумённо открывает рот, собираясь, видимо, уточнить что имелось в виду, но Яшка хватает его за локоть совсем уж настойчиво. -Роз,пойдём. -Очечи- свои забери, Рыжий, — окликает их спустя несколько шагов почти смешавшийся с толпой в спортивках Тончик. — Вон, на земле валяются. Они, правда, того — поломались чутка. Ну, бывайте…рокеры. Сидя чуть погодя на ближайшей более-менее чистой парковой скамейке, Роза с азартом щупает распухающую бровь и безудержно-весело болтает о том, как «уделал этого, блин, бандитника». В порыве чувств с силой хлопает друга по плечу, но тут же натыкается на хмурый, несчастный взгляд. -Н-не смешно совсем. В Яше так и кипит негодование. Хочется взорваться красочной речью о том, что Роза не может, просто не имеет права так рисковать ради всякой ерунды, тем более ради него, но тот понимает его эмоцию по-своему: -Ты чего, блин, из-за очков так расстроился? Не кисни — новые сделаем, даже лучше будут, я те кричу. Главное — глазки твои красивущие целы, сечёшь? Он немного наклоняется, чтобы заглянуть Яшке в лицо, будто бы желая убедиться — действительно ли тот «сечёт»? Яша с перепугу забывает вдохнуть — изумрудная зелень Розиных глаз («Прямо как в баночке с зелёнкой» — проносится почему-то в голове) слишком близко, кажется — ещё чуть-чуть, и произойдёт что-то очень важное. Из разряда того, о чём он боялся думать даже про себя. Взгляд невольно фокусируется — вот удача — на чужих губах: -У т-тебя ссадина…вот здесь. И вот тут ещё, — Яша обеспокоенно касается кончиками пальцев лица напротив, тут же забыв про всякие эмоциональные глупости, -Давай домой с-скорее, надо обработать, ну…мазью какой-нибудь! -Ну давай, блин, — кажется, во вздохе Розы слышится нотка сожаления. -Хоть мазью, хоть хреназью… Не сахарный — всё равно заживёт. Чувство, что он что-то упустил, не отпускает Яшу ещё несколько долгих дней после, хотя он упрямо гонит его прочь вместе с непрошенной надеждой.***
То, что друг из него хреновый, новостью для Яши давно не было. Не из тех, конечно, что будет шептаться и творить гадости за спиной — таких он и сам презирал до глубины души. Напротив, в «тусовке» его как раз и ценили за спокойный и меланхоличный нрав вкупе с неразговорчивостью. Все знали, что можно приползти к Шершанскому, если очень плохо, и поплакаться в жилетку (буквально или фигурально), доверить очередной страшный секрет, зная, что он никогда и никому не выдаст. О себе тоже трепаться не будет, что для многих являлось весомым и неоспоримым плюсом. Происходило так по большей части потому, что Яше на эти самые секреты было глубоко фиолетово — никого из «тусовочной» компании он и за друзей-то толком не считал. С ними можно было убиваться разнообразной «черняжкой», лениво обсуждать новые попсовые альбомы и раздавать «ценные» советы (было бы настроение), но друг, настоящий и самый лучший, у него всё равно был только один. После того, как этот человек появился в его жизни, перевернув с ног на голову всю привычную картину мира, Яшка ещё не раз задумывался о том, как вообще умудрился дожить до этого момента. Оказалось, что ему обязательно нужно, чтобы кому-то было интересно как у него дела, что он ел на завтрак, слушал на стареньком кассетном плеере и видел во сне. Жизненно необходимы адресованные только ему улыбки, внимательные уши и заботливые руки, то невзначай разминающие забитые кисти в перерывах между репетициями, то отвешивающие справедливых щелбанов за то, что опять витал в облаках. Будто где-то внутри долго пряталась бездонная дыра, которую теперь требовалось чем-то заполнить. Точнее, кем-то, потому что пары-тройки мимолётных моментов в месяц\неделю\день вскоре стало катастрофически недостаточно. Правда, в то, что для него этим кем-то стал сам Роза Робот, Яше до сих пор верилось с трудом. Никак не получалось понять, почему кто-то настолько открытый, добрый и потрясающе талантливый выбрал себе в друзья такую очевидную посредственность, как он. Таскал ему редкие кассеты, водил на подпольные концерты и сам иногда соглашался посидеть вечерком в тесной Яшкиной гостиной, подыгрывая на гитаре его неловким экспериментам с ударными. А в один прекрасный момент просто привёл с собой на репетицию, безапелляционно заявив двум другим участникам группы, мол, «этот чел теперь будет кипитярить с нами». Скандал, конечно, получился знатный. Выслушав вопли о том, что «приводит с улицы всяких блохастых», «не считается ни с чьим мнением» и «второй ударник нам не нужен, а если что — и без гитариста обойдёмся», Роза молча кивает, собирает по съёмной квартире свои скромные пожитки и оглушительно хлопает дверью, ласково протолкнув перед этим причину раздора перед собой. Закуривает прямо на лестничной клетке предпоследнюю сигарету из мятой пачки, протягивая вторую бордовому от смущения Яшке. -Ну и пусть катятся…ю ноу, нахрен, куда. Всё равно в последнее время херню какую-то играем…играли, то есть. В общагу только теперь придётся перебираться — вот это отстой, конечно. - Можешь пожить у меня! — неожиданно даже для самого себя чётко и звонко выкрикивает Яшка прежде, чем успевает вообще о чём-то подумать -Если…если х-хочешь, конечно. Лицо Розы озаряется невозможно-яркой улыбкой, к постоянному наличию которой рядом, шокировано понимает Яша, ему теперь придётся привыкать. Привыкают же как-то люди, живущие в горах или у моря, к этой неописуемой, захватывающей дух красоте? Вот и он привыкает — к красоте, поздним завтракам, апельсинам под новый год («почти такие же рыжие, как твои патлы, прикинь?») и всеобъемлющему тёплому чувству, которое плотно селится в душе. Яша принимает его смиренно, как что-то само собой разумеющееся — невозможно ведь не полюбить самого прекрасного человека на свете, особенно если он живёт совсем рядом, спит с тобой на одном диване и дышит одним воздухом. Причём самому человеку, как считает Яша, об этом знать абсолютно не обязательно — он ведь тут только временно, пока не найдёт вариант получше, как часто бывает у очень талантливых личностей. Видимо, из-за этой вот слепой идеализации он и пропускает момент, когда Розе начинает становится хуже. И ведь прекрасно знал же, идиот, что тот пьёт какие-то свои таблеточки от нервов, прописанные сто лет назад, ещё до их встречи, но не придавал этому особого значения. Ну, раскладывает человек вещи в их хламовнике по одному известному принципу, проверяет по три раза, закрыл ли дверь на ключ и выключил ли газ, шепчет иногда сосредоточенно какие-то одному ему известные мантры и меняет настроение по сто раз на дню — значит, так надо, значит, ему так удобнее. Спрашивает пару раз, что это за фигня такая, но Роза только шутливо отмахивается — ерунда, мол, старые дурацкие привычки. Вот Яшка и спустил ситуацию на тормозах, пропустив, как оказалось, очень важный тревожный звоночек. А потом ему начинают снится кошмары. Точнее, потом Яша замечает, что они мучают Розу каждую ночь — просыпается как-то случайно и видит, как тот беспокойно вертится на подушке, хмурясь и что-то бурча во сне. Пока он сонно-встревоженно раздумывает, стоит ли будить человека в таком состоянии, он просыпается сам, со странным полувсхлипом резко принимая сидячее положение. Тут же зачем-то закрывает рот рукой и подтягивает колени к груди, словно стараясь казаться как можно меньше. -Роза, ты чего? — Яша тоже приподнимается, несмело касаясь сгорбленной спины. Спина нервно вздрагивает, но поворачивается Роза уже с извечной полуулыбкой: -Шершень, блин, напугал! Думал уже, что к нам херня какая-то из окна залетела и жрать меня собралась, а это культяпка твоя. Я тут просто водички попить встал, спи давай, мышка, блин, летучая. Судя по растущим с каждым днём кругам под глазами, «водичка» тут вовсе не причём, но от робких попыток предложить помощь Роза продолжает упрямо отнекиваться, так что Яше остаётся только молча переживать, делая вид что спит, пока друг в очередной раз не может уснуть до утра. Дальше-хуже. Роза начинает куда-то пропадать из дома, забивая на репетиции и совместные ужины, и снова, конечно, ничего не объясняет. Всячески избегает разговоров и дёргается от прикосновений. Яша сначала со светлой горечью думает, что он, наконец, нашёл себе девушку, но быстро отметает этот вариант — со свиданий такими хмурыми и разбитыми люди обычно не возвращаются. Невзаимная любовь, значит? Он изводит себя вопросами и догадками уже почти неделю, когда с очередной «прогулки» Роза просто не возвращается — ни в семь, ни в девять, ни в одиннадцать часов. Последний раз, когда Яшка поднимает слипающиеся глаза на мерно тикающие в углу часы, они издевательски переваливают стрелки ближе к двум часам ночи. Не выдержав, он неумолимо проваливается в темноту сна, умостившись на единственном кухонном стуле со спинкой так, чтобы лучше просматривалась входная дверь. Приходит Роза под утро — сомнительно-трезвый, расхристанный и неестественно-весёлый. Не даёт Яшке и рта раскрыть — хватает, тащит к установке, по дороге соловьём разливаясь о «новом хитяре», идея которого снизошла на него не иначе как свыше. -Давай, Шерш, включайся нахрен! Лови вдохновение, пока живой! Яша с ужасом смотрит на разбитые костяшки и полубезумные искры в зелёных глазах, качает головой, откладывая всученные палочки в сторону. -Роз, четыр-ре утра, т-ы чего? Мы же всех соседей разбудим… -Плевать. Пусть приобщаются к этому…-Роза многозначительно жестикулирует, покачиваясь на нетвёрдых ногах в попытке поймать равновесие, - К искусству, во! Ты ч-что, блин, не хочешь играть со мной? -Прекрати, — Яшка чуток подаётся назад, потому что Роза неожиданно наклоняется прямо к нему, чуть переваливаясь за установку, глядя в упор. -Ты м-меня это…пугаешь. -Ну и хрен с тобой, — отшатывается, криво, отчего-то очень грустно ухмыляясь. -Сам…сыграю. Решительно ударяет пальцами по струнам — и сам же морщится от получившегося немелодичного звука. Пробует ещё несколько раз, с тем же успехом, злится: -Говно какое-то. Яша едва успевает подхватить гитару, которую друг не глядя бросает куда попало, яростно содрав ремень с плеча. Слышит, как хлопает за спиной хлипкая балконная дверь. Звенит разбитое стекло. -Роза! Целую вечность, кажется, он оторопело смотрит на застывший дверном проёме, некогда способном похвастаться стеклянной вставкой, силуэт. Медленно-медленно делает шаг вперёд — будто боясь спугнуть. -Роз? -С-сука, да что ж такое, -тихо, бесцветно доносится с балкона. -Н-не двигайся только, ладно? Роза же стоит там сейчас, посреди опасно поблёскивающих на полу осколков — отрешённый, послушный и совершенно босой — всегда ведь так ходил дома, хоть в жару, хоть в лютый мороз. Яшка отмирает, наконец, от этого осознания, дёргает на себя жалобно скрипнувший остов с одной лишь мыслью — только бы цел был, только бы не поранился, только бы… -Шерш, тут стекло везде, не думай да… До Розы — всего пара шагов, и он делает их, не задумываясь о том, что у самого на ногах-только драные шерстяные носки. Порывисто обнимает — нужно успокоить собственное неровно стучащее сердце и обшарить чужое туловище на предмет очевидных повреждений. -Ты слушаешь меня вообще? — в голосе столько непривычной, отчаянной усталости, что острота под ногами внезапно кажется Яше сущей ерундой, -Нельзя тебе сюда. Опасно. Поранишься теперь ещё нахрен…из-за меня. -Не поранлю…поранюсь. И ты не поран-нишься, только не дёргайся, — Яшке самому страшно проворачивать такое, но оставлять Розу в беде нельзя, поэтому он мысленно рассчитывает силу и расстояние, надеясь на лучшее. -По воздуху полетим, значит? -На руках т-тебя понесу. Не дожидаясь возражений и возмущённых воплей, он аккуратно приподнимает чужое напряжённое тело, перераспределяя вес на плечо, разворачивается и делает крошечный шажок — на пробу. Под ногами смачно хрустит. -Шерш, что ты… Шаг. Ещё шаг. -Отпусти! Два шага. Порог. -Всё у-уже. Не кричи, — обессиленный от нагрузки — Роза, хоть и жилистый, но всё же совсем не лёгкий, и какого-то невнятного ужаса ситуации, Яша послушно опускает его на землю и тут же плюхается на задницу сам — ноги отказываются держать. Сверху медлят немного, но всё же опускаются рядом. Говёная зажигалка не слушается трясущихся рук, но Яшка упрямо проворачивает колёсико раз за разом, пока выуженная из нычки под подоконником мятая сигаретка не разгорается достаточно ярко, чтобы можно было глубоко, с наслаждением затянутся. -Дай, — проворные пальцы выхватывают её прямо изо рта, и Роза прикрывает глаза, тоже наполняя лёгкие никотиновым дымом. -Ты же бросил. -Похеру, — красивое лицо, на котором всё-таки проступает небольшой красный порез, неприязненно кривится, и Яша не выдерживает: -Д-да что с тобой случилось?! -недокуренная сигарета летит куда-то вбок, а сам он в порыве гнева хватает ворот чужой футболки, притягивая к себе. -Можешь мне н-нормально объяснить? Сам не знает, что на него нашло, но чувствует, понимает — сейчас или никогда. -Ты со мной, блин, случился, — Роза стукается лбом об его лоб, шепчет хрипло, лихорадочно, хватаясь за запястья. -Невозможно уже, слышишь, каждый день быть рядом и молчать, затыкать свою поганую пасть и держать при себе руки, не трогать, не думать и не дышать даже нахрен в твою сторону, чтобы тормоза не сорвало окончательно. Вскакивать посреди ночи со сраным стояком и сгорать со стыда за идиотские сны, надеясь, что не слышишь, а утром смотреть в глазищи твои синие и улыбаться, будто ничего не было. Ждать с тусовок, зная, что на очередной ты или скоропостижнешься к херам, или найдёшь себе уже нормальную малыху, чтобы мне осталось только свалить, пожелав вам…что там обычно желают? Совет да любовь? -горячее дыхание совсем близко-опаляет губы, дразня близостью прикосновения. -Не могу с тобой, Яш, и без тебя тоже не вывожу, понимаешь? Делает короткий, рваный вдох. Хочет, видно, сказать ещё что-то, но рот внезапно оказывается занят. Так занят, что слова мигом вылетают из головы, оставляя вместо себя звенящую, искрящуюся под прикрытыми веками пустоту. Яша целует бестолково, жадно — стукается зубами, прикусывает, торопится, будто мир прямо сейчас придёт к своему логическому завершению и времени у них — не больше двух минут. Сам не помнит, как седлает чужие ноги, плавится от страшного, но сладкого понимания — это он, только он виноват в том, что Розе было так плохо, и исправлять эту несправедливость тоже теперь исключительно ему. Не отрываясь от губ, лезет дрожащими руками под тонкую ткань футболки, но встречает мягкое сопротивление: -Стой, Яш, погоди — Роза, раскрасневшийся и тяжело дышащий, утыкается ему куда-то в район ключицы, бездумно поглаживая выступающие на тыльной стороне ладоней венки. -Если ты это сейчас, ну, из жалости или просто не отдупляешь что происходит, то давай прекращай, пока не поздно. Потому что потом… -он вскидывает на Яшку глаза-изумруды, тёмные и маревые сейчас из-за расширенных зрачков, -Потом я уже точно не смогу остановится. Яше хочется плакать, хочется смеяться, хочется как-то объяснить Розе что он, Яков Шершанский — весь только для него, потому что в принципе не могло и не может быть иначе. И он это сделает, обязательно, только как-нибудь потом, потому что сейчас сил хватает только прижаться ближе и прошептать губами в губы: -Т-тогда не останавливайся.***
-Подъём, Шершень! — Яшка недовольно стонет, натягивая на голову сбившееся в комок одеяло. Солнечные лучи уже вовсю гуляют по комнате, делая видимым волшебный танец бесчисленного сонма пылинок, и значить это могло только одно — Роза давно был на ногах. Открыл, вон, шторы, собрал раскиданные со вчера вещи, судя по запаху - даже сварганил что-то съестное, а теперь вот, видимо,заскучал, -Ну чего ты разлёгся, как разваренный, блин, пельмешек? Вставай давай, пора писать историю! Не желая слушать сонных отговорок о том, что написание истории может и подождать, пока они выспятся, он носится вокруг неутомимым электровеником, то щекоча Яше беззащитную пятку, то пытаясь стянуть одеяло, и, в конце концов, сам приземляется рядом и тянет угрожающе: -Последнее-распоследнее предупреждение тебе, господин Шершанский. Поднимайся, а не то… -А не то ч-что? , - не ожидающий подвоха, он тут же оказывается утянут в одеяльную пещеру. -Суббота же, Роз, давай ещё хоть немного п-поваляемся. -У вдохновения не бывает выходных вообще, слыхал о таком? — захваченный в цепкие объятия, Роза продолжает бурчать, но лишь для порядка — расцветающая на губах счастливая улыбка выдаёт его с головой. -Давай хотя бы позавтракаем, кисель ты, блин. Да не мной же, ай! — прикусивший нежную кожу шеи Яшка довольно урчит, когда ловкие пальцы вплетаются ему в волосы, нежно массируя затылок. Опускаясь поцелуями-укусами всё ниже, он с наслаждением ловит родные сердцу вздохи и думает о том, что без этого, оказывается, тоже теперь решительно не может существовать. Судя по выгибающемуся под шальными ладонями телу — Роза с ним абсолютно солидарен. И как они только раньше справлялись? -Ну ты и хитрюга, слушай, -будет он журить Яшу чуть позже, лёжа на диване так близко, что с трудом можно разобрать где чьи конечности. -Ладно, давай ещё немножечко полежим, а потом репетировать… -тот согласно сопит, проваливаясь в счастливую дрёму, но тихое-тихое признание всё равно слышит очень отчётливо: -Как же я тебя…блин, ю ноу… -Знаю. Но я т-тебя сильнее.