longing for you

— Ты сегодня не очень разговорчив, — подметил Акутагава, подходя к своему другу, и присаживаясь рядом с ним на футон, — Что-то случилось? Дух напротив него ничего не ответил. Только опустил голову, словно пытаясь спрятать жуткую отметину на весь глаз. Акутагава заметил: его трясло. Он избегал его. Избегал его взгляда и прикосновений, пытаясь спрятаться и отгородиться. Это делало Акутагаве больно. Он очень не хотел, чтобы он страдал. Пока страдает он — страдает и Рюноске, потому что они одно целое и что бы ни случилось, он был его драгоценным другом. А друзей в беде бросать нельзя. Ведь Рюноске так любил его... Он был тем, кто был с ним рядом, пока он переживал тяжёлые времена. Он видел его страдания и пытался ему помочь. Он видел, как Рюноске не справился со своей болью. Он видел его смерть. Старая рана давно должна была зажить, как думал "лжеАкутагава", но она всё ещё была здесь, внутри него и отдавалась острой болью в сердце и левом глазе и ужасно кровоточила. Акутагава услышал приглушенный всхлип и его сердце болезненно сжалось. Напротив него сидел самый лучший друг и плакал. Плакал, словно решил отпустить всю боль, копившуюся в нем годами, столетиями. — Рюноске... В следующую секунду перед глазами мелькнули чёрные как смоль волосы, а мир резко пришёл в движение. Кажется, за спиной крепко сжались чьи-то руки, а сердце болезненно стукнулось об грудную клетку. Акутагава открыл глаза и резко поднялся на локтях, оглядываясь по сторонам. Сон. Это был всего лишь сон, а он находится в своей комнате. Схватившись за сердце, он пытался перевести дыхание. Он чувствовал волнение. Не тратя время на пустые рассуждения, писатель выскочил из комнаты, направляясь к смотровой площадке. — Рюноске...Рюноске! — отчаянно позвал он, оглядывая стекло. Что именно его так напугало? Слезы? Или, быть может молчание... Ведь если подумать, во сне он не сказал ему ни слова, даже не попытался взглянуть на него! Это произошло не просто так... Он не хотел терять его. Он не хотел потерять того, кто помогал ему не сойти с ума окончательно, погрязнув в ловушке собственного сознания, творчества и пера с чернилами. Не хотел потерять того, кто был так дорог его сердцу. Долго искать не пришлось. Он стоял прямо перед ним, наклонив голову в немом вопросе. У Акутагавы вновь сжалось сердце. Как во сне, когда он его обнял. Собственные глаза начали жечь, а по щеке скатилась слеза. — Рюноске... — Он положил ладонь на стекло. Его копия по ту сторону стекла сделала тоже самое. Акутагава поднял голову и замер. Дух напротив него...Он улыбался. Самой тёплой и искренней улыбкой, которую только мог ему подарить. Для него не было большего счастья, чем видеть единственного человека, с которым он может быть рядом. Даже если он сам отныне и навечно является его отражением в стекле, открывающем вид на вечное звёздное небо. — Не улыбайся, — одними губами прошептал Акутагава и ударил кулаком по стеклу, — Не улыбайся! Слышишь меня?! Я СКАЗАЛ НЕ УЛЫБАЙСЯ! Рюноске прислонился к стеклу, закрыв глаза и давая слезам скатываться по щеке и падать на пол. Он ощущал сильную боль, но уже не мог понять, чья она: его собственная или того, кто отдал всю свою жизнь, отдал себя очернителям ради того, чтобы спасти его, чтобы предотвратить его боль и не позволить умереть? — Не улыбайся, — шепотом повторил он, — Не улыбайся, если ты этого не хочешь. Ты же сделал это не просто так, я прав? Просто скажи, дай мне знать, что ты хотел, чтобы я оказался сейчас здесь! Рядом почувствовалось легкое, почти неосязаемое, но знакомое тепло. Акутагава открыл глаза. Напротив него он увидел свое собственное лицо, на котором виднелась лёгкая улыбка. Вернее, это была улыбка самого дорого ему существа. Все, что оставалось Акутагаве — смотреть и испытывать боль. Человек напротив него — его собственное создание. Которое он обрёк на вечные муки и страдания, оставив его совершенно одного в этом мире. Которое прислонялось к его лбу через стекло. — Прости меня, — прошептал он, — прости меня за всё, Рюноске. Рюноске напротив него усмехнулся в кулак и приложил ладонь ко лбу Акутагавы. Он не мог говорить, но Рюноске прекрасно знал, что он совершенно на него не злится. Он всегда был очень добрым. Это грело ему сердце. "Я сам создал тебя таким..." Он снова почувствовал едва ощутимое тепло и не смог сдержать лёгкой улыбки. На сердце все ещё скребли кошки, но тревога утихла, не оставляя после себя ничего, кроме саднящей меланхолии. Перед ним его самый лучший друг. Он не находится во власти ненависти к литературе и последователей этой ненависти, он не прячет от него свой взгляд и не пытается уйти, лишь бы спрятаться от него, у него из глаз не текут слезы, полные боли. "Я скучал". Теперь усмехнулся уже Акутагава. Он тоже. Он тоже ужасно сильно скучал, глядя на него через стекло. Ведь Рюноске никогда не был очернителем. И никогда не желал никому зла. Всё, чего он желал это чтобы его друг нашёл своё счастье. — Надеюсь, Алхимик когда-нибудь придумает способ, как достать тебя оттуда, — сказал Акутагава, ещё раз оглядывая друга. Тот снова усмехнулся и кивнул, одаривая теплой улыбкой. На сей раз Акутагава улыбнулся ему в ответ, — Думаю, я стал бы на порядок счастливее. Спасибо тебе за всё, Рюноске. Наверное, если бы это было возможно, если бы это произошло, первым делом он бы в с радостью крепко его обнял.