- Сначала они нанесут тебе четыреста ножевых, а потом скажут: "Ты изменилась..."
***
Он ушел. Оставил ее, не слыша того крика в ее карих глазах(А может не замечая). Ведь боль тупым острым ножом вырезает в грудной клетке дыру, дробя кости и выворачивая наизнанку. Она просто чувствует себя человеком с неровным круглым отверстием в груди. Но держится. Ради Чарли. Ради мамы. Для себя она уже ничего сделать не может(А могла когда-нибудь?) Она ходит в школу, занимается тригонометрией в двойном(Тройном, четвер...) объеме и старается как можно меньше находится дома, что бы не видеть отчайных глаз Чарли. В какой-то момент(Она не знает в какой), ей становится все равно. Боль утихает, уходя за ручку с жизнью. Ведь рана смертельна и вместе с ней приходит холод и мертвая пустота в пепле ее души. Она уже не помнит. Не помнит обжигающе-холодных рук Эдварда, держащую ее лицо так, словно оно было сделано из хрусталя(Только статуетка разбилась, остались осколки), не помнит его горячих глаз, обжигающих как кипяток своей интенсивностью. Не помнит. Чувств тоже не осталось. Только тупое безразличие. Белла сжигает любимые книги, ломает пластинку и видеомагнитофон, оставляя кровавые разводы на гладкой поверхности от разбитых пальчиков, а потом долго рассматривает запекшуюся кровь на бледной коже, которая выглядит отчего-то красиво. Она к черту рвет любимую синюю блузку, которую так часто надевала с ним, а потом заперевшись в душе лезвием бритвы проводит по линии сердца на правой руке. Бордовая кровь стекает вниз к локтю, капая на обнаженную кожу живота и ног, оставляя тонкие дорожки на молочной коже. Беллу тошнит, но тем не менее она припадает губами к ладони, словно от этого зависит ее жизнь. Представляет первый день в школе этого мрачного городка, как Эдвард пил бы из нее, не сдержавшись, лишая жизни. Шрам-полумесяц на запястье дразнит подбородок. А Белла понимает, что мечтает именно о такой смерти. Она дико хохочет, рассматривая улыбающийся смайлик на поверхности зеркала, нарисованный ее же кровью со стекающими дорожками из глаз-палок и через месяц понимает, что алая жидкость больше не вызывает отвращения. Скорее заводит. Следующие несколько месяцев она ходит с перевязанной кистью, чья рана медленно складывает шрам. Как на сердце. Через время синяки под глазами тают, их заменяет безумных блеск глаз, а походка становится неуклюже-легкой. Как полет раненной бабочки. И Белле уже все равно на бледнеющее лицо Чарли, на голос матери в телефоне с умоляющими нотками. Все равно. Плевать. Она лежит на крыше дома(Пока забиралась чуть не убилась, хотя кому какая разница) и смотрит на ночное небо, ощущая болезненную свободу в груди. Шикарные вьющиеся волосы рассыпались по черепице, а кожа казалось сияла в лунном свете. И почему она раньше не замечала насколько она красива? Поэтому однажды(За день до 19-летия) увидя на пороге своего дома перепуганую Элис, она лишь сладко улыбнется, заставляя бывшую подругу вздрогнуть. Просто возьмет кухонный нож, перерезая шрам на линии сердца, просто слегка вздрогнув от резкой боли. И Элис потеряет контроль, а Белле будет все равно. Она с загорающимся счастьем в кофейных