ты - никотин в моих лёгких

Чимин выдыхает. Отправляет к небу клубы никотинового дыма, стряхивает одним пальцем сигаретный пепел заученным движением и вновь подносит фильтр к обветренным губам, прикрывая от удовольствия глаза. Остались считанные минуты до встречи. Он уже привык к каждодневным ожиданиям и знает точное количество сигарет, которые скуривает, прежде чем перед глазами мелькает длиннополое пальто цвета остывшего капучино, низменно сверкающие под последними лучами осеннего солнца ботинки, тубус в тонких пальцах и длинные каштановые кудри, путающиеся в холодном ветре. Ровно две с половиной сигареты за углом университетского корпуса, пару десятков пробегов языком по собственным горьким губам и один стаканчик дешевого эспрессо из кофейного автомата. А всё лишь для того, чтобы догнать практически возле автобусной остановки парня в пальто и, засунув руки в карманы своей громоздкой кожанки, сказать приветливое, но такое избитое и тошнотворное из-за звучания: — Привет. На его появление вновь закатывают глаза, втянув носом воздух со свистом, а затем накидывают ремешок от тубуса на плечо, крепко его сжимая. Кажется, он никогда не забудет. — Сколько раз мне нужно повторить, чтобы в твоей памяти хоть что-то отложилось? Чимин хмыкает, кривя один уголок губ в улыбке, и опускает глаза на свои запыленные носы чёрных ботинок, пиная одним лежащий на пути камешек. Кажется, не только никогда не забудет, но никогда и не изменится. — Что именно? — он переводит взгляд на идущего рядом парня и с интересом смотрит на выученный наизусть профиль, поднимая бровь с едва заметным чёрным пирсингом на ней. — Как сильно я тебя достал? Или, может, что ничего у нас не получится? Я помню абсолютно все твои слова, Тэхён. — Но не можешь запомнить, где расположен магазин, чтобы купить наконец жвачку, — Тэхён сразу выуживает из кармана пальто упаковку белоснежных подушечек с мятным вкусом, которые просто до невозможности отвратные — Чимин уже знает. — Я говорил, как сильно мне не нравится, когда ты обращаешься ко мне, а от тебя воняет, как от пепельницы, — достаёт одну, протягивая её рыжему парню, но тот наклоняет голову и ловит её губами, аккуратно касаясь ими кончиков пальцев. — Спасибо, — изрекает довольный Чимин, громко чавкая полученной жвачкой. Это всё выглядит, как привычный ритуал: Тэхён вновь и вновь показывает, будто ему неприятна компания рыжеволосого, но всё равно каждый день делится с ним жвачкой, не прогоняет и отвечает на каждую фразу. Словно ждёт, чего сможет на этот раз вычудить этот шебушной парень. — Свидание? — это тоже часть их ритуала. Чимин ухмыляется, доставая телефон из кармана джинс, но знает, что даже в календарь не успеет зайти, чтобы показать экран и сказать: «Завтра выходной», — как получит в ответ уверенное: — Даже и не надейся. Рыжий смеётся. Громко, заливисто, откидывает голову назад, чуть не падая посреди автобусной остановки, но резко прерывается, возвращая себе серьёзный вид и подходя к парню вплотную. — Сколько ты будешь ещё бегать? — обдаёт он его лицо горячим дыханием, а тот не отстраняется ни на миллиметр, с вызовом смотря перед собой, прожигая дыру промеж глаз Чимина. — Когда ты уже примешь тот факт, что мужские члены тебе нравятся не меньше милых мордашек девушек? — Тогда, когда ты примешь тот факт, что та вечеринка была дерьмом и величайшей ошибкой для нас обоих, — шипит ему в ответ парень, ещё сильнее сжимая ремешок тубуса тонкими пальцами. — Когда осознаешь, что твоим друзьям-придуркам было в кайф поржать над нами и перестанешь их защищать, чтобы не казаться в моих глазах таким же идиотом! — То есть то, что было дальше тебя не волнует? — Тэхён собирается уходить к подъехавшему автобусу, наверняка вновь пытаясь просто сбежать, но Чимин хватает его за рукав пальто и тянет к себе, продолжая: — Или так и будешь строить из себя святого? Это не я тебя в туалет заманил, ты первым предложил. — Отпусти, — единственное, что срывается со сжавшихся в тонкую полоску губ. — А то что? — скалится рыжий. — Опять выставишь меня посмешищем перед моими же друзьями? — Чтобы ты снова испортил мои чертежи, над которыми я две недели горбатился? — Тэхён враждебно сужает глаза, с силой дёргает рукой, освобождаясь от цепкого захвата, и принимается нервно разглаживать несуществующие складки на воротнике пальто. — Нечего было рассказывать бредни, будто я насильно затащил тебя в кабинку и попытался откусить член. — А что я должен был сказать?! — раздосадовано выкрикивает шатен, из-за чего привлекает к себе ненужное внимание близстоящих зевак. — Что лучше меня тебе никто в жизни не отсасывал. Чимин самодовольно улыбается, видя замешательство на лице напротив, и с вызовом проводит языком по пухлым губам, потому что уверен в своей правоте. В ту ночь напились все. Напились так, что, играя в старую добрую «Бутылочку», глаза Тэхёна замерли в ужасе, когда горлышко показало на Чимина, а ребята вокруг начали задорно улюлюкать, уговаривая парней не уворачиваться от судьбы и забавного выбора. Но уговаривать пришлось недолго, потому что рыжий сам потянулся вперёд с нагловатой ухмылкой и начал жадно сминать влажные губы под удивлённые возгласы. Удивление настигло и самого Чимина, когда ему стали отвечать с пылкостью, а позже и вовсе прозвучал едва слышный стон разочарования от Тэхёна, застывшего на одном месте с прикрытыми глазами. — Я не пидар, ясно тебе? — растерянно шелестит Тэхён, проследив глазами за появившимся розовым кончиком языка Чимина. — Так, а я ведь не девчонка, — скалится тот, — но, несмотря на это, стонал ты тогда знатно. О, да. Со всхлипами, томными вздохами, просьбами не останавливаться и запутавшимися в рыжих волосах пальцами. Играя с ребятами ещё несколько долгих минут, Тэхён успел получить пару быстрых поцелуев от смущённых девушек, но всё это время никак не мог отвести глаз от слишком активного Чимина, кажется, разговаривающего абсолютно со всеми одновременно. Поднявшись со своего места и, наконец-то, поймав заинтересованный взгляд карих глаз на себе, он кивнул и даже указал пальцем в сторону туалета, сразу впиваясь там нетерпеливым поцелуем в мягкие губы, а после добровольно проходя в свободную кабинку и самостоятельно закрывая её дрожащими руками. — Это не имеет никакого значения, — ещё как имеет. — Я просто был пьян, — на самом деле, единственный оставшийся практически трезвым, — и перепутал тебя с одной девушкой. — Ну и с какой же? — с издевкой тянет Чимин, склонив голову набок. — С красивой, — мямлит Тэхён. — С рыжей, красивой девушкой. — Пахнущей мужскими духами, с кадыком и членом между ног, — добавляет рыжий, закатывая глаза, и хлопает по куртке руками, нащупав там почти пустую пачку сигарет, зажимая после фильтр губами. — Очень по-взрослому, Тэхён, — поджигает белый кончик мерцающим огоньком зажигалки и уже совершенно привычно поворачивается корпусом, собираясь уходить, бросив напоследок: — Встретимся в понедельник. — Не встретимся, — беззвучно бурчит Тэхён, провожая взглядом удаляющуюся с остановки фигуру.

***

Тэхён, правда, не знает, почему позволил тогда этому произойти. Всю свою сознательную жизнь он засматривался исключительно на девушек, но примерно в конце второго курса с ним случился Чимин. Сидя у одногруппника дома, вместе работая там над крайне важным проектом, в дверном проёме маленькой комнаты проскользнула тень с огненной головой, но затем эта самая голова вовсе прервала их работу, насмешливо заглядывая в чертежи. Как Тэхёну позже пояснили — это был старший брат семейства. Наглый, грубый, чересчур самоуверенный и часто слишком резок в высказываниях и суждениях, одним словом — полная противоположность скромного студента-архитектора. Но совершенно неожиданно Тэхёну тот понравился. Как человек. Вступив в короткую дискуссию о бесполезности изучаемого ребятами предмета, да и вообще специальности, Тэхён почувствовал дрожь в пальцах и неприятную истому по всему телу, доказывая свою значимость и серьёзность дальнейших намерений в выбранной профессии. Кратер прорвало, стоило немного повернуть голову и встретиться взглядом с прищуром невероятной красоты глаз и небольшим пирсингом на левой брови. Тэхён никогда не мог бы назвать себя геем или даже би, но в тот момент захотелось взвизгнуть и сбежать, а после вернуться и хотя бы потрогать обветренные губы, отдающие впитавшимся запахом табака. Нет, позже, когда немного разобщался с рыжим и иногда выходил погулять с ним в компании друзей, он всё-таки полез проверять холодными пальцами мягкость пухлых губ. Непонятно зачем, для чего, что его сподвигло, но желания свои нужно иногда ублажать, а когда они навязчивы и настойчивы — тем более. Но, видимо, Чимин воспринял это рвение немного по-иному, потому что, пока тонкий палец обводил контур нижней губы, а затем переместился прямо в центр, он захватил его в горячий плен рта, осторожно прикусывая и смотря томным взглядом сквозь подрагивающие ресницы, переместив руку на длинные кудри на затылке Тэхёна. Это было адское пламя. Адское жерло вулкана, разгоняющего сердце до трепета птицы в клетке, но пик настиг обоих парней лишь спустя полтора месяца. Тэхён точно не гей и никогда им не был, но губы Чимина на собственных помнит чётче таблицы умножения, вызубренной наизусть в глубоком детстве, законсервированной в головном мозге на века. Помнит, как остановилось его сердце, стоило горлу бутылочки показать прямо на парня в чёрной кожанке, а после мурашки, бегающие по спине и рукам, ощущая ненавистный запах и вкус сигарет на своих устах. Чёртова попойка превратилась в коктейль запретных чувств и неслыханных ранее эмоций. Коктейль из взрывной смеси страсти и обволакивающего стыда. Коктейль из освобождения своих порочных желаний и неприлично громких стонов в пустом туалете. Тэхён помнит каждую секунду той ночи, выжег её на сетчатке глаза, жадно сохранил в воспоминаниях, так и не поняв, куда её определить: к постыдным моментам, из-за которых просыпаешься посреди ночи, умоляя разум провалиться сквозь землю, или к тем, из-за которых хочется осыпаться сигаретным пеплом у ног другого человека, не имея никакой возможности сгрести себя воедино. Тэхён стопроцентно не гей и никогда им не будет, но уже несколько месяцев постоянно таскает с собой жвачку исключительно для Чимина, каждый раз подвисая на рассматривании губ, ловящих белую подушечку. Не состригает волосы (хоть и очень хочется), оставляя приевшуюся длину, ведь когда-то рыжий сказал, что его шелковистые кудри очень ему идут, делая заострившиеся черты лица выразительнее и красивее. Никогда не сможет сменить пальто на курточку, потому что с вожделением всегда ждёт приятные ощущения поглаживаний небольшой ладони по спине, улыбаясь на наиглупейшую отмазку: «Приятный материал, рука сама не отрывается». Тэхён не гей. Возможно, немножечко би, потому что стоит перед зеркалом в общежитии и застёгивает пуговицы дрожащими пальцами, намереваясь отправиться прямиком в ад. А возможно, губы Чимина и есть двумя створками, открывающими огненные ворота, так что, скорее всего, Тэхён уже давным-давно обеими ногами прямо там, в объятиях сжирающих языков пламени, а значит бояться попросту нечего. Он медленно петляет между раздражающих своим безразличием людей, печатая рыжему сообщение с вопросом, дома ли он. Тот отвечает мгновенно, будто всё время сидел над телефоном, только для того, чтобы позже показать экран с самодовольной улыбкой и выпалить: «Я же говорил: никуда ты от меня не денешься». И будет абсолютно прав, в который раз стирая веру Тэхёна в свои силы в микроскопическую пыль. Чимин всегда оказывается прав, и это бесит до дрожи в пальцах и желания выцарапать карие глаза с надменным взглядом, но Тэхён никогда не сможет этого сделать, потому что любовь к этим самым глазам способна переплюнуть любое минутное помутнение светлых мыслей. Да, Тэхён не гей. Никогда им не был и не будет, но уже пятый раз поднимает кулак в воздух, чтобы постучаться в гараж, где вечно пропадает рыжий, чтобы не так часто пересекаться с семьёй, и пятый раз опускает его, чувствуя, как сердце пропускает удар. Он совсем не девчонка, но ведёт себя сейчас в точности, как младшая сестра, которая недавно впервые влюбилась. Он нервно теребит упаковку жвачки в кармане и, вдохнув побольше воздуха, задерживает дыхание, и громко тарабанит ладонью по холодному металлу, сразу слыша, что музыка внутри помещения прекращает играть. Тэхён не гей. Не гей, но млеет под пристальным взглядом, с нескрываемым интересом разглядывает оголённые руки, покоящиеся над рыжей головой, держа гаражные ворота, и с трепетом в груди растягивает губы в полуулыбке, как нашкодивший котёнок, опуская немного голову, спрятав за кудрями глаза. — Привет, — шепчет, — можешь начинать свою лекцию о том, какие все вокруг дураки, а ты всегда остаёшься тем единственным, который видит людей насквозь. — Перепутал мой гараж с гаражом рыжей девчонки? — задорно хмыкает Чимин и сразу получает в ответ неловкое, вообще едва заметное, но всё же качание головой. Если Тэхён только ступает в объятия языков пламени, то Чимин уже заживо сгорел в адском котле несколько раз, стоило пересечься когда-то взглядом с медовыми глазами, обрамленными длинными ресницами, подрагивающими от возмущения губами и абсолютно нелепой родинкой на кончике носа. Но он с радостью раз за разом готов был возвращаться в свою обитель, потому что только этот котёл с бурлящей лавой мог сравниться с жаром, исходящим от оголённой кожи Тэхёна и опасно изящных пальцев, так часто оказывающихся в каштановых кудрях или на розовых губах. Чимин абсолютно точно погряз в скромном студенте-архитекторе, запутываясь в собственных чувствах, как несмышлёная муха в паутине. Его отравили, пустили смертельный яд по венам, выкрутили все органы наизнанку, заставили играть в игру, в которой и правил-то никогда не было. Чимин забылся и позволил собой поманить, в конце концов, незаметно добиваясь исхода глупой игры в свою пользу, переворачивая всё вверх дном, заставляя Тэхёна забрать свой яд обратно, подавиться им, впрыскивая уже собственную дозу, разрушающую каждую клетку. А Тэхён с упоением принимает отравляющую смесь чувств прямо из грубых ладошек, захлёбывается, заходится в предсмертном кашле, но не пытается позвать спасателей, потому что спасение само находит его, властно затаскивая в гараж и вжимая в ворота, находя холодные губы своими никотиновыми. Тэхёна, кажется, охватывает горячка в один момент, потому что иного объяснения обжигающему огню на щеках и в солнечном сплетении он находить не хочет. Потому что не может один человек так сильно влиять на другого. Он буквально плавится в руках Чимина, позволяет чужим губам жадно исследовать свои, прижимается к сбито вздымающейся груди, притягивая парня ближе за шею, путается в жёстких, наверное, миллион раз окрашенных волосах и задыхается снова и снова. Чимин — запретный плод, вкусив который хочется только больше, исследовать дальше, глубже, усерднее. Не подпускать никого, на каждом сантиметре тела вытатуировать «Моё» собственными поцелуями. Чимин — змей-искуситель, застилающий глаза и разум пеленой безрассудства, заставляющий окунуться с головой в неслыханном ранее наслаждении, чтобы показать и доказать — лучше этого момента тебе никогда не посчастливится узнать, отныне ты — обречён. Тэхён раз за разом проводит по чиминовым голым рукам, закрадывается под чёрную футболку, цепляется пальцами за кубики пресса, царапая их ногтями, наверняка понимая — назад дороги уже нет. Чимин и есть яд, забившийся в каждую пору, напрочь перекрывший дыхание. Или же кислорода не хватает из-за чересчур настойчивого языка рыжеволосого, вылизывающего шею цвета самой сладкой карамели. Тэхёну плевать, что там будет дальше. Сейчас он отпускает все мысли, падая на колени, и тянется тонкими пальцами, что так часто сводят Чимина с ума, к пуговице и молнии на узких джинсах, за которыми скрываются крепкие бёдра и самый что ни на есть настоящий мужской член. Тэхён выдыхает. Отправляет к чёрту все предрассудки, осознавая, что это — совсем не брезгливо, а кардинально наоборот — возбуждающе до оскомины во рту, будоражаще до треска собственного сердца, волнующе до пелены слёз перед глазами. Он хихикает: совершенно по-глупому, ребячески, а затем поднимает голову, смотря, как послушный пёс на своего хозяина, и притрагивается губами к стоящему колом члену, чувствуя мягкое прикосновение ладони к своей щеке. Он помнит, как это делал Чимин и, действительно, лучше него ему никто в жизни не отсасывал. Ему хотелось бы сделать всё хотя бы чуть-чуть приближённо к той незабываемой ночи, но, кажется, для этого понадобятся недели, а то и месяцы каждодневных тренировок, к которым он совершенно точно готов. Тэхён никогда в жизни не мог подумать, что с таким энтузиазмом будет когда-нибудь заглатывать чужой член, давясь собственной слюной, изнывая из-за саднящих уголков губ, довольно мыча, слыша сверху похвалу. Никогда в жизни не мог представить, как с удовольствием потянется к родной ширинке и привычными движениями начнёт надрачивать ещё и свой член, не обращая никакого внимания на потёки слюны на подбородке. Даже если очень сильно потрудился бы, не смог бы вообразить картину, где он с протяжным стоном кончает на пол чиминового гаража, пачкая мокрыми пальцами любимое длиннополое пальто, а затем давится чужим семенем, но послушно проглатывает всё до последней капли, демонстрируя розовый язык, как это делал совсем недавно Чимин. Тэхён, кажется, совсем немножко би, поэтому позволяет стянуть с себя пальто, принимает ухаживания, кутаясь в тёплый плед рядом с Чимином, и заглядывает в карие глаза своими медовыми, боясь неизвестного. Но неизвестное слишком благосклонно к нему: рыжий улыбается, проводя большим пальцем по его щеке, и припадает носом к волосам, втягивая запах шампуня. Тэхён млеет, ковыряет пальцем подол чужой футболки и вновь по-глупому, как-то ребячески хихикает, чувствуя горячее дыхание возле уха. — Ты знаешь, что я люблю тебя, — Чимин не спрашивает — утверждает, крепко прижимая парня к своей груди, держа за талию. — Знаю, — шелестит тот, позволяя себе уткнуться в шею, пахнущую его любимыми духами, и втянуть с жадностью воздух, оставляя невесомый поцелуй на коже, где уже вовсю властвуют мурашки. Тэхён — человек. Пошли к чёрту все эти понятия и утверждения: гей или не гей, можно или нельзя, правильно или неправильно. Единственная истина, которая въедается в мозг, пуская толстые корни: Тэхён всего лишь человек, полюбивший другого человека. Этого не изменить, не исправить, это не поддаётся контролю, а самое главное — это абсолютно нормально, и никто не имеет права утверждать обратное. Тэхён любит до сладкого онемения, будто лава растекается по венам, оставляя сердце в оцепенении, и на сто процентов уверен, что любовь эта взаимна.