***
Но ему уже плевать. Его не беспокоят неразумные тени прошлого, ведь, просыпаясь каждое утро, его занимает только ужасная боль в запястьях и доводящая до истерики боль в спине. Его разрывает от вросшей в кость невыносимой мигрени и, открыв уставшие от бессонных ночей глаза, он вспоминает одну горькую истину, которая с таким упорством была вбита в его грешное тело: Монстры — это не выдуманные фантомы, воплощённые твоими внутренними демонами, а люди. Те, что окружают тебя; те, что улыбаются тебе вслед своим звериным оскалом, мечтая отобрать твою личность, навсегда оставив безликую марионетку во власти собственных желаний. Сомкнув глаза, он вновь уснул, но только на мгновение. Секундой позже его дрожащие руки потянулись вверх. — Если все меня ненавидят, есть ли смысл жить дальше? Когда я умру, люди только посмеются. Поддавшись своей лицемерной природе, публично начнут оплакивать, крича пустословные речи глупцов, — прошептал «Мертвец». Но внутри резко что-то вспыхнуло. Ладони вдруг коснулись горла, так неожиданно, непроизвольно, что он вздрогнул, сжав собственную шею. По его мертвенно бледной коже что-то медленно ползло. Он чувствовал лёгкое касание, словно это что-то пробиралось все выше и выше… Оно стремилось всё скорее добраться до лица. А руки онемели, не слушаясь хозяина, что всеми силами пытался стряхнуть с себя невидимое существо. Но четно попытавшись двинуться, его ладони обхватили шею только крепче. Невольно руки так сильно сжали кожу, что всё внутри замирало от гадкой теплоты. И с каждым мигом мерзкий, словно горящий, до жути раскаленный комок вырывался из плоти, растворяя её. Дыхание замедлялось. Руки оставались неподвижны, затрудняя попытки освободить себя от ужасной боли, причиняемой горячей смесью внутри. В глазах темнело. И он дрожал, словно одно мгновение — и он рассыпается на обломки потерявших смысл бестелесных воспоминаний. Но в самый верный момент гибели, когда в глазах тускнела жизнь, а внутри так крепко сжалось всё так, что органы сбились в одну кучу, руки ослабили хватку, дав возможность спастись. Из почерневших уст полилась кровь. Обжигающе и медленно ползли багряные капли, стекая ниже с грязных губ. И вместо бурлящей жидкости, вдруг всё опустело, оставив за собой только нежно покалывающий румяные щёки холод. И замерла душа, ожидая пока тихий ритмичный стук вновь не вернёт жизнь этому телу. Он сделал вдох, но обожженный горечью крови, не удержался от пронизывающей внутренности боли и сжался, как испуганное дитя. Потерянно бросая взором комнату, он обхватил руками голову, пытаясь найти объяснение. Но страх поглотил лишённые свободы мысли, оставив юношу одиноко блуждать в лабиринте туманного сознания. Он не мог выпутаться из потока лишённых смысла догадок. Его голова разрывалась от непонимания и, чтобы не сойти с ума, он закричал. Закричал, что есть мóчи, чтобы выплеснуть вместе с кровавыми остатками и всю боль, всю невыносимую боль, что разъедала его душу как ненасытный паразит. В порыве ненависти, когда единственная мысль в голове была остановить весь ужас, его вдруг одурманила темнота вокруг, эта пустота, эта неуловимая тишина. Он чувствовал, как тело медленно растворялось в пьянящей простоте, что окружала его. Казалось, впервые в жизни было так спокойно, мягко, приятно. На секунду в голове пронеслась глупая мысль — а вдруг вся боль, все жестокие мучения, что преподнесла Старушка Судьба были только ради этого момента? Нет, глупости, не более…***
Усыпленный редким спокойствием, он вновь окунулся в мир грёз, где каждая дверь вела к забытым или потерявшимся в пучине новых мыслей воспоминаниям. Везде царила тишина, и во мраке виднелась единственная дверь. Жуткая, багровая дверь, что таила в себе кошмар его души — черноту его жизни, которая привела своего хозяина на путь вечных страданий. На секунду остановившись, его мучило сомнение, но, рухнув, он почувствовал, как телом завладело страшное чудовище, что потянуло за пронизанные сквозь руки и ноги прозрачные нити и повело свою марионетку в мир, который хранила дверь в пустыне потерянных минут. Имя этой твари было Любопытство. И дверь, поддавшись его желанию, исчезла, оставив за собой разрушенную временем комнату, такую же, в какой ранее он прибывал. И впереди виднелась та же жуткая дверь, но только отдалившись от него, она казалась меньше. Он побежал вперёд и, вновь столкнувшись с деревом, очнулся в той же комнате, и дальше от двери. Его стремление открыть её, хотя бы докоснуться, заставляло делать шаг и теряться, разглядывая с новым переходом маленькую дверь. Сейчас он даже не смог бы протиснуться в этот маленький проход, но только протянув руку, дрожащую от страха потерять ещё один шанс увидеть, что внутри, он открывает глаза и видит, что теперь нет ничего. Пустота. Мрак и тишина — единственные молчаливые соседи запуганного существа, застрявшего в дыре собственного страха. Он слышал только плач, далёкий, знакомый плач. Он не знал, кто издавал эти звуки, пока не почувствовал холодное касание и солёный привкус у губ… Слёзы медленно текли вниз, дав понять, что эти странные звуки принадлежали ему. Сердце замирало от страха. Он чувствовал, как к горлу подступали слёзы и никак не мог остановить поток бушующих мыслей, которые сводили его с ума, заставляя впиваться острыми когтями в кожу, пока кровавая боль грешного тела не перекроет крики вокруг.***
Кто-то вытащил его бесцельно блуждающее тело и вернул в прогнивший ложью мир. Озарив путь из темноты, руки освободителя укрыли «Мертвеца», спасая его угасающую Душу. Но движимый алчностью и самолюбием, желая угодить своей голодной вере, Благодетель спас невинное дитя, чтобы воспользоваться им, в угоду собственным желаньям. И спасителя прозвали Дьяволом. Тогда, в момент отчаяния, «Мертвец» отдался воле душегуба, продав полный ничтожных, ненадобных грёз разум, навсегда став его тенью и криком, следующим по пятам в кромешной тьме погибших звёзд…