***
Клаус ходил из стороны в сторону, метался подобно загнанному в клетку зверю. Молодой человек мерил шагами больничный коридор, то и дело приглаживая короткие волосы, немного взъерошенные и взмокшие от волнения. Прошла целая ночь с тех пор, как его любимая Маргарет скрылась за дверьми операционной. Беременность у женщины проходила тяжело, врачи хотели подстраховаться, практически умоляли ее согласиться на кесарево, но та лишь злилась и не хотела ни в коем случае ложиться под нож врача. И никакие уговоры мужа не действовали на Маргарет. Поэтому Клаус и волновался так сильно. Он хотел этого ребенка, иногда казалось, что даже больше, чем его собственная жена, которая носила малыша под сердцем каждый день. Женщина часто вела себя безрассудно, глупо, будто у неё напрочь отсутствовал материнский инстинкт. Но наконец, двери операционной открылись, в них появилась медсестра, которая позволила Клаусу войти. Маргарет тяжело дышала, на ее груди лежал маленький комочек, закутанный в простыни. — Клаус, — прошептала она, — смотри, какие у него милые голубые глазки. Мужчина медленно, будто боясь, подошел к жене и, убрав с лица младенца край пелёнки, заглянул… в карие глаза? — Клаус, что это значит? — почти завизжала от ужаса женщина. — Молодой маме не стоит нервничать. Медики тут же засуетились, отобрали у Маргарет ребенка, вывели Клауса обратно в коридор. Мужчина опустился на стул в коридоре, осознавая, что только что произошло. Глаза его сына стали карими, будто он встретил соулмейта, когда он, Клаус, отец, встал рядом. Разве возможно такое, чтобы отец и сын были предназначены друг другу? Мужчина помотал головой, пытаясь отогнать эти мысли. Такого не было и быть не может. Это ошибка.***
Парень вытер капельку крови с подбородка, все дальше уходя от заброшенного частного дома. Элиоту нравилось драться, пусть сам он нередко получал в нос. Выплескивать энергию, которой, казалось, было неисчерпаемое количество, думать и действовать быстро. У него был своеобразный клуб, где собирались очень сомнительные личности, которые, впрочем, туда приходили примерно за тем же, зачем и Элиот. Однако, в силу здравого рассудка или своей нелюдимости, Эли старался не общаться близко с теми ребятами. Почти все они были много старше него, имели пристрастие к алкоголю, который Элиот благодаря матери терпеть не мог. Элиот никогда не считал Маргарет хорошей матерью для себя. С ранних лет она практически не обращала внимания на него, после декретного отпуска так и не устроилась на работу, уходила в запои, бывало, то и на долгие месяца, в которые несчадно била сына. В отсутствии отца, конечно же. Отец… Его Элиот любил. Клаус тянул на себе всю семью и всегда уделял внимание сыну, старался не разрушать брак ради него, хотя сам Элиот мечтал о том, чтобы родители в конце концов развелись, и он остался бы с отцом. С отцом Эли было спокойно и хорошо. Да, Клауса он видел чуть ли не во всех состояниях. Отец никогда не скрывал своих мыслей от сына, но того это совсем не напрягало. Даже наоборот, видя, как Клаус постепенно, не сразу, но справляется со всеми жизненными трудностями, Элиот думал, что и у него все также будет получатся. Но не все так сладко. С детства Элиота приучили к цветным линзам идентичным его природному цвету глаз, которые тот был обязан носить в общественных местах, если появлялся там с отцом. Все из-за какого-то «генетического сбоя» — так это назвали врачи. Цвет глаз парня менялся с голубого на карий, когда рядом находился Клаус, будто они были соулмейтами. Сначала Элиот даже не знал о причине такой причудливой особенности его тела, но как-то еще в начальных классах кто-то начал говорит о «предназначенных» людях. Мол, если твои глаза поменяют цвет рядом с этим человеком, то это значит, что он — твоя родственная душа и жить вам долго и счастливо вместе. Элиот до конца не верил в эти бредни, но сложив два плюс два, его накрыло осознание, которого заставляло густо краснеть. Его соулмейт — его собственный отец. Тихо открыв входную дверь, парень проскользнул в их маленькую квартирку. В воздухе стоял запах алкоголя и сигарет. Элиот поморщил нос от отвращения и постарался как можно незаметнее проскользнуть в свою комнату. — Клаус, это ты? — донеслось пьяное бормотание матери с кухни. Элиот тяжело вздохнул — Маргарет снова пьет, и решил не отвечать, продолжив свой небольшой путь в половину коридора. — Клаус, отвечай! — закричала женщина и из прохода на кухню прилетела прихватка, которая так и не закончила свой яростный пусть, плавно упав в на пол в прихожей. Под продолжившуюся пьяную тираду матери о том, какой Клаус ужасный муж, что он даже не трахает ее последние лет пять, о том, что он изменщик и в аду ему гореть за все те ужасные вещи, которые он с ней делал, Элиот закрыл дверь комнаты. До возвращения отца с работы оставалось всего-ничего — каких-то полчаса. За это время парень решил, что стоит привести себя в порядок и хотя бы обработать разбитую губу. Подойдя к зеркалу под комодом, парень увидел в отражении немного помятого молодого человека с торчащими в разные стороны светлыми волосами не ниже подбородка. Худое лицо с впалыми щеками и несвойственными для его шестнадцати лет большими синяками под глазами. Голубые глаза горели ледяным пламенем, распыляясь еще больше от каждого слова матери, доносящегося до его ушей. Светлые брови, почти незаметные на бледной коже, можно было отличить лишь по сердитой морщинке между ними. Элиот слишком часто хмурился — по крайней мере так говорил Клаус. От мысли об отце черты лица парня сами собой стали мягче. Ему очень долгое время было трудно признаться самому себе в этом, но он по уши влюблен в Клауса. Настолько, что когда Элиот думал о нем, мурашки пробегали по спине, а внизу живота начинало теплиться очень странное чувство, о природе которого Эли предпочел бы не думать. А масла в огонь добавляла эта его «особенность». Сколько вечеров он провел за стыдливыми мыслями о том, что может быть предназначен своему отцу, что может быть его идеальной парой? И каждый раз, засыпая в слезах, он думал о бредовости своих мыслей. Этому ведь никогда не бывать. У отца есть жена, ужасная, конечно, но жена. Он взрослый мужчина, котрого никогда не сможет заинтересовать какой-то подросток, тем более подросток, которой по совместительству его собственный сын. Ключ во входной двери с громким звуком провернулся три раза, от чего Элиот вздрогнул и тут же поспешил встретить отца. — С возвращением, — улыбнулся Элиот, тут же опомнившись и убрав глупую приветливую улыбку с лица. — И тебе привет, — Клаус выглядел уставшим, а запах, царивший в квартире будто ввел его в еще большую тоску. — Мама снова… — тихо сказал Эли, поникнув. Клаус грустно улыбнулся и, освободившись от ботинок, подошел к сыну и аккуратно обнял того за плечи. — Иди в зал. Я сделаю нам чай и приду к тебе. Может посмотреть какой-нибудь фильм, если хочешь. Элиот кивнул и молча скрылся за дверью в гостинную. Клаус же тихо вздохнул и побрел на кухню. За небольшим обеденным столиком сидела Маргарет в компании пары бутылок с высокоградусный алкоголем. Она даже не могла прямо держать голову, поэтому опиралась на собственную руку, дабы не упасть прямо на стол. — Ох, посмотрите, явился таки домой, — недовольно пробурчала она, заметив Клауса в дверном проеме. — Скажи мне, Клаус, ты уже трахал нашего сына или пока не добрался до его задницы? — Что ты несешь? — в словах мужчины не было ни капли агрессии. Если честно, то он уже давно привык к подобным замечаниями от Маргарет и благодарил всех богов за то, что та не отпустила подобную фразочку в присутствии Элиота. — Ну как же? — тем временем продолжала женщина, расфокусированным взглядом смотря в пустоту, — Вы ведь родственные души, или как там? Разве вам не следовало бы жить долго и счастливо. Без меня, например. Если бы меня не было, было бы лучше, верно, Клаус? Об этом ты думаешь каждый день, ох, я уверена, ни дня не проходит, чтобы ты не думал, как бы я подохла поскорее. — Не говори глупостей, Марго, — он аккуратно, почти невесомо погладил ее по плечу, закончив с приготовлением чая и захватив с собой пару конфет для Элиота. — Ты ведь знаешь, что бы не случилось, мы всегда будем вместе. — Ты мне лжешь! — завопила она, сбросив с плеча руку Клауса. — Ты грязный лжец, который тихо трахает нашего сына втайне от меня! Уж я то знаю! Ты видишь, как он смотрит на тебя? Видишь?! Я вот вижу, Клаус. И так не смотрят дети на отцов. — Маргарет, тебе надо что-то делать с твоей зависимостью. Это уже не нормально, — мужчина направился на выход, решив, что и так слишком задержался. — Закончить? Знаешь, что, Клаус? Если бы я не родила этого чертового ребенка, может быть все было бы иначе. Может быть, я бы никогда не начала пить. Может быть, мы были бы нормальной семьей без этого ублюдка. И может быть… Клаус не дал ей закончить, громко захлопнув дверь так, что стекла на окнах в кухне издали жалобный звон.***
Парень сидел на кухне, бездумно глядя в телевизор, по которому шел какой-то наиглупейший сериал с несмешными шутками и ужасными актерами. Впрочем, выбора у него особо не было, потому что на других каналах шли либо новости, которые Элиот вообще не переносил, либо еще более глупые фильмы и передачи. В конце концов, потерпеть подобную ересь, пока ешь свой ужин не так уж и тяжело. В доме было на удивление тихо. Элиот все еще не привык к такому спокойствию и считаю его мертвенно гнетущим. Прошла всего неделя с того дня, как Маргарет положили в больницу из-за психоза, который случился у нее на фоне постоянного употребления алкоголя. Отец не сопротивлялся, когда его жену забрали врачи: спокойно подписал все документы и ушел вместе с Элиотом домой. Тот вечер был первым за очень долгое время, когда оба мужчины могли вздохнуть спокойно в стенах собственного дома. Элиот отложил вилку и, выключив телевизор, ушел к себе в комнату, оставив пустую тарелку на столе. За эту неделю их отношения с отцом нехило изменились. Парень все еще старался убеждать себя в том, что ему кажется, и отец не может так откровенно его обнимать, прижимая к себе и двусмысленно целовать в уголок губ, но факт останется фактом. На второй день после отбытия Маргарет, Клаус предложил своеобразно «отпраздновать освобождение от уз», чтобы это не значило, но мужчина сказал именно так. Впрочем, «праздник» предполагал заказ еды и марафон триллеров, поэтому Элиот не был против. Отец взял себе пару баночек пива и спокойно уселся рядом с сыном на диван. Они мило беседовали и обсуждали происходящее на экране весь первый фильм, но начиная со второго, Элиоту стало немного не по себе. Клаус значительно сократил расстояние между ними, и теперь их бедра соприкасались друг с другом. К середине фильма Клаус уже открыто оглаживал колени и ляжки сына, периодически цепляя и бедра, от чего Элиот вздрагивал, а мужчину это будто веселило. К концу фильма пришла к своему логическому завершению и любовная линия. На этой сцене Клаус аккуратно лег щекой на макушка Элиота, продолжая обнимать его за талию с прижимать к себе, а на моменте поцелуя, почти невесомо коснулся губами виска парня. Только после этого Элиот сказал, что он совсем устал и хочет уйти спать. Клаус не стал возражать и отпустил сына к себе. Уснуть той ночью парень так и не смог, провалявшись до утра в раздумьях о том, что стоит ему делать теперь. Однако, на утро ничего не изменилось. Клаус был все так же приветлив, но продолжил обнимать сына исключительно за талию и крепко прижимать к себе. Впрочем, сейчас Элиот даже мог сказать, что привык к подобному. Закрыв дверь своей комнаты, парень тут же направился к кровати и шумно выдохнув, упал на неаккуратно постеленный теплый плед. Прикрыв глаза от усталости — сегодня правда был сложный день в школе, он постарался отвлечься от тяжелых мыслей. Однако, в голову лишь шел образ отца. Если так подумать, то он правда был идеалом для Элиота. Высокая, в какой-то степени даже дистрофичная фигура Клауса почему-то привлекала парня. Его мягкие каштановые волосы, коротко стриженные и почти всегда зачесанные назад. Очки, которые носил отец были с совсем небольшими стеклами в практически незаметной оправе. Они подчеркивали строгость его характера — Элиот знал, что Клаус был достаточно серьезным человеком и на работе требовал максимальной отдачи от своих немногочисленных подчиненных, да и сам никогда не уступал им этом. А гнев отца за проступки Эли ощутил еще в детстве, хотя старался не думать о тех эпизодах, в которых Клаус кричал на него и грозился выстегать ремнем. К слову, он ни разу так и не ударил сына, хотя пару раз будто правда был готов это сделать. И пусть Маргарет называла это слабостью, непозволительной для отца такого малолетнего сорванца, как Элиот, но сам парень был невероятно благодарен Клаусу за это. Только парень начал проваливаться в сон, представляя, как отец тепло обнимает его и гладит по макушке, как со стороны входной двери раздался стук. Элиот нехотя встал и направился в прихожую, чтобы впустить отца домой. До отъезда Маргарет дверь всегда запиралась на ключ. Об этом еще очень давно попросил Элиот, потому как не хотел лишний раз выходить из своей комнаты и пересекаться с матерью. Клаус вполне понимающе отнесся к этой просьбе, в любом случае, Элиот старался встречать его с работы, хоть и стоял где-то в стороне, не показываясь в коридоре. Теперь же в этом не было необходимости. Элиот мог спокойно ходить по всему дому, ничего не опасаясь, а Клаус мог не отказывать себе в удовольствии видеть сына чуть ближе, чем обычно. — Ты сегодня рано, — заметил парень, встречая на пороге отца. — Маргарет стало хуже, мне пришлось отпроситься еще до обеда, — ответил Клаус, снимая с себя пальто. — И как? С ней все хорошо? — Элиоту показалось странным, что мужчина привел в приподнятом настроении, хотя вроде говорил не о самых приятных вещах. — Да. Она попыталась сымитировать припадок. У нее получилось, врачи не на шутку заволновались, даже мне позвонили, чтобы я приехал, — оставив ботинки рядом с обувной полкой, он открыв свою сумку с рабочими документам, которая сегодня была непривычно наполнена. — Но когда я пришел, то с ней уже все было в порядке. И я решил немного нас с тобой порадовать. Из сумки показалась бутылка неплохого вина. — Это ведь… алкоголь, — недоверчиво глядя на предмет в руках отца, сказал Элиот. — Мне казалось, ты уже достаточно взрослый мальчик, — улыбнулся Клаус, заметив, как парень тут же попытался скрыть всю свою осторожность, изображая на лице мнимую уверенность.***
Вино как-то слишком быстро закончилось, и примерно так же быстро опьянел Элиот. Устало положив голову на плечо Клауса, он почти не вникал в то, что говорил мужчина. Он тоже был достаточно пьян, но не до такой степени, как Эли. Клаус говорил о работе, о каких-то нелепых ситуациях, которые обычно не стал бы рассказывать сыну, а тот уже почти засыпал. — Эй, Эли, — тихо позвал его Клаус, аккуратно поправив пряди волос, упавшие на лицо парня, — ты уже спишь? В ответ раздалось нечленораздельное мычание. Мужчина усмехнулся и, подхватив на легкого Элиота, отнес парня в его комнату. Опустив юношу на кровать, он навис сверху, тяжело дыша и рассматривая острые черты лица сына. — Пап? — тихо произнес Элиот, когда открыв глаза, увидел перед собой отца, находящегося так близко. — Тише, — прошептал мужчина и спустя мгновение припал своими губами к губам Элиота. Тот дернулся от неожиданности, но вопреки здравому рассудку принялся отвечать на требовательный поцелуй отца. Клаус не нежничал, кусая нежные губы парня чуть ли не до крови, углублял поцелуй, исследуя своим языком рот сына. Элиот тихо скулил в поцелуй, когда острые клыки проходились по уже истерзанной нижней губе. Упираясь руками в грудь мужчины, он то пытался его оттолкнуть, то сдавался, поддаваясь соблазну. Мозг не хотел анализировать ситуацию, в голове билась глупая мысль о том, что это всего лишь сон, коих было много. Влажный, развратный, от которого становилось стыдно на утро, потому что обычно дети не фантазируют подобное о своих родителях. Но все происходящее не было сном. Слишком явно ощущались чужие руки на собственной талии, забравшиеся под одежду и оглаживающие кожу, то и дело цепляющие домашние штаны, все намереваясь их снять. Разорвав поцелуй, Клаус довольно оглядел раскрасневшегося парня. Румянец на его щеках был таким ярким, что даже при тусклом ночном свете от окна — единственного источника света, его можно было разглядеть. Элиот тяжело дышал, а вид отца, нависающего над ним заставлял еще больше смущаться. Чувствуя, как сейчас буквально сгорит от стыда, Элиот отвернулся. Он громко ахнулся, когда Клаус неожиданно начал гладить его член через ткань штанов. Элиот прикусил запястье, чтобы не стонать, пока ласка становилась все интенсивнее. Мужчина сейчас мог лишь улыбаться, пристально наблюдая за реакцией сына. Когда Элиот уже был готов кончить, Клаус убрал руку, заставив парня жалобно заскулить. Однако, долго ждать продолжения Элиоту не пришлось — с него одним движением стянули штаны вместе с нижним бельем, оставив в одной растянутой футболке. Мужчина аккуратно огладил внутреннюю сторону бедра сына, заставив его мелко задрожать. Проводя одной рукой по всей длине небольшого члена парня, Клаус не стал мешкать и принялся аккуратно вводить в Элиота сначала один палец. Юноша тихо взвыл от неприятных ощущений, которые по ощущениям значительно отдалили его разрядку. Но Клаус не собирался останавливаться, активно растягивая дырку сына, невзирая на то, как тот ерзал бедрами, сминая простыни, желая уйти от причиняющей боль ласки. — Расслабься, у нас все равно нет другого варианта, — тяжело дыша, прохрипел Клаус, за что получил сердитый взгляд в свою сторону, на который, впрочем, он даже не обратил внимание. Приняв тот факт, что с отцом бесполезно бороться сейчас, Элиот действительно постарался расслабиться, что выходило слабо. Тем не менее, спустя долгие минуты, которые юноше показались вечностью, один палец уже спокойно мог двигаться внутри него. Тогда Клаус добавил второй. У него не было желания долго возиться с подготовкой — собственное возбуждение давало о себе знать, значительно выпирая под тканью брюк, поэтому как только Элиот смог без боли принимать два пальцы, мужчина вытащил их, заменив своим членом. — Больно! — во весь голос вскрикнул Эли, сильно выгнувшись в пояснице. Он отвернулся, насколько мог, уткнувшись в подушку и тихо захныкал. Клаус будто игнорировал происходящее с сыном, без стеснения двигаясь в него во всю длину. Он сразу взял быстрый рваный темп, нисколько не дав юноше привыкнуть. Тот выл, извивался, упирался руками в грудь мужчины, уже не на шутку стараясь его оттолкнуть от себя. Собственное возбуждение тут же испарилось, оставляя только тянущую боль внизу живота. Парень рыдал, кусал руки, прокусывая кожу до крови, извивался, но Клаус крепко держал его за берда, не позволяя ускользнуть. Надолго его в любом случае не хватило, и он обильно кончил на живот Элиота. Упав рядом с ним, он прижал к себе тихо хныкающего сына, уткнувшись ему в плечо. — Теперь все будет хорошо, Эли, — шептал он на ухо парню. — Теперь мы будем вместе навсегда. Раньше я думал, что это какая-то ошибка, но нет. Мы с тобой действительно созданы друг для друга, Эли. Люблю тебя. Клаус поцеловал парня в висок и, отпустив его из своих объятий, перевернулся на другой бок, тут же заснул. Элиот плакал, еле сдерживая голос, чтобы не зарыдать вголос. Все было совсем не так, как он себе представлял. Все было ужасно, и он бы не хотел, чтобы это повторилось. Пролежав рядом с отцом еще час, стараясь успокоиться и слушая его ровное дыхание, парень все же нашел в себе силы взять подушку и плед и доползти в гостинную. Все тело ужасно болело, он рухнул на диван и только тут смог уснуть спокойным сном.