Не могу держать расстояние

Ашура подходит к нему вплотную, так, что между ними не остаётся и миллиметра. Обнимает крепко, словно не боится, что брат оттолкнёт, презрительно посмотрит или ударит, утыкается головой в грудь и кричит: — Брат! — словно они давно не виделись, и Ашура уже не ожидал встречи, или же у него самого что-то случилось. У Ашуры постоянно что-то случается, что-то, над чем Индра может только посмеяться, а брат обиженно смотреть в ответ. Но Ашура едва ли не единственный, кто может вызвать у него смех и — искреннюю улыбку. Повзрослевший Индра сперва отталкивал брата при таких встречах, потом — перестал. Ашура держался достойно, не говорил лишнего, выказывал тёплый, но очень душевный приём, и со временем собственное поведение стало Индре отвратительно. Индра и сейчас сначала хмурится и злится, но когда это проходит — и когда их никто не видит — он накрывает голову брата одной ладонью, ерошит короткие волосы, а второй обнимает по линии пояса. — Я так рад тебя видеть! — умиротворённо глубоким голосом произносит Ашура с медовой улыбкой. Эта сладость очень привлекательна, чтобы слизать её с губ. Но это Ашура любит сладкое, а не Индра. Индра отсутствовал всего неделю. Неужели брат его так недооценивает? Или, может, боится остаться один? Так есть же отец! Индра бы посмеялся, если бы Ашура боялся остаться с отцом. Если бы это было правдой, то Индра бы не обнимал его как хоть немного достойного. Брат не хочет быть наследником? Если так, то хорошо. Наследником и по старшинству, и по силе должен стать Индра. Он умён, любит раскладывать всё по полочкам и считает поведение Ашуры признаком малодушия. Ашура подымает на него смелый и радостный взгляд. Он заставляет Индру сомневаться. Однако, если это не малодушие, то что? Ашура ведёт себя как придурок, но именно сейчас Индра чувствует себя идиотом.

***

Впервые Индра бежит за Ашурой, а не наоборот. Ашуре вздумалось доказать ему и отцу, но, в первую очередь, самому себе, что и он что-то может, кроме как мило улыбаться и добродушно разговаривать с людьми. Он умеет помогать в простых и мирных делах, приятно беседовать, отчего люди всегда уходят от Ашуры сияющие и с улыбкой, словно просветлённые, а Индры сторонятся. Если бы Ашура был богом Солнца, то Индра был бы богом Войны. Люди не любят войну, так что естественно не любят её покровителя. На этот раз Ашура собирается вызволить людей из их селения, попавших в засаду. Этот придурок даже никого с собой не позвал, и если бы Индра его не увидел… Индра хмурится, сжимает челюсти, сердце особенно зло ударяет в грудную клетку, Индре кажется, что он слышит гром, а если так — то может случиться гроза. Гроза внутри Индры опасна для всех окружающих. Он прибавляет ходу, наконец догоняя Ашуру. Своих людей они освобождают, нападавших берут в плен для выяснения причин диверсии. Отвечая на хмурый взгляд Индры, Ашура невинно сияет: — Я знал, что если не справлюсь, то ты мне поможешь! — глаза закрыты, лицо подставлено Солнцу, которое благородно золотит макушку Индры и путается лучами в его волосах, создавая вокруг каштановой кроны золотой ореол. Ашура открывает глаза, чтобы взглянуть на божественность брата, он смотрит восхищённо и видит то, чего не видит Индра. Старшему из сыновей Ооцуцуки нравится такой взгляд, он немного смягчается, но не настолько, чтобы отпустить брата без серьёзного разговора. — Откуда такая уверенность? — скептично роняет он сквозь зубы, толком не разжимая их. — Ты же мой старший брат! — ответ наивен до невозможности, до ломоты в костях и обнажения костяшек пальцев от того, как сильно Индра сжимает кулаки, желая ударить брата за беспечность. Но не ударяет. Ашура говорит искренне, остаётся открытым к нему. Бить беззащитного у Индры не подымается рука. — На этот раз ты неплохо справился, — скупо хвалит он, унимая злость. Ашура показал боевые навыки на среднем уровне, и, возможно, даже без Индры остался бы живым, но проверять это впредь Индре не хочется. — Больше никогда не заставляй меня бегать за собой. Понял? — Индра смотрит недовольно и строго, Ашура счастливо кивает, но по его виду можно сделать вывод, что он ещё заставит. Тогда Индра только отводит глаза к Небу, сетуя на нерадивого, но такого глупо добродушного брата. Позже он думает, что лучше бы Ашура заставил его побегать, чем перестал в нём нуждаться. Нет, Ашура не становится опасно сильным, но вокруг него собирается всё больше людей, охотных с ним общаться и при необходимости даже помочь. У Ашуры появляются друзья, среди них есть и те, кто тренируется с Индрой. И всё же, никто не может заменить ему Индру. Ашуру Индре уж точно —никто. Бог грома — одиночка, и если бы не брат, то он мог бы сказать, что не питает тёплых чувств ни к кому, но Ашура заставляет быть другим, не-совсем-холодным-Индрой, словно приоткрывает затворы Души, впускает туда Солнце. Иногда Индра за это его благодарит, иногда — ненавидит. Как, например, ненавидел, когда бежал за ним в лес, и ненавидит сейчас, когда брат уверенно ведёт его за руку в свои покои. Непривычно и неправильно оказаться с братом в одной постели. Не как в детстве, когда тёплое дыхание не возбуждает, когда руки не пытаются шарить по телу везде, когда на дорогое только смотрят, но не целуют, когда не обжигает каждый взгляд и каждое прикосновение. Наутро Индра не может понять, что произошло. То есть он понимает, но отказывается осознавать. Какое-то время он, великий и сильный Индра, сторонится Ашуры на людях, отводит взгляд, как присуще женщинам, избегает прикосновений. Никто не задаёт лишних вопросов, никто и в мыслях не допускает таких причин. Он, Индра, боится разжечь огонь, потому что в ту ночь, выгибаясь от тела Ашуры, плавясь в его руках и выстанывая имя, он едва ли не потерял свой холодный рассудок и границы. Или всё-таки потерял? Кроме того, совсем чуть-чуть, но и это уже опасно, пошатнулась его уверенность в достоинстве быть старшим и вести за собой. Ашура не отводит взгляд, а, наоборот, смотрит в упор, но не подходит и не касается даже самыми невинными жестами. Ашура понимает и не нарушает границ днём, выдерживает все состояния Индры со стойкостью шиноби, и, кажется, ничего не боится. Это даже обидно. Индра задумывается о своих приоритетах — ничто не должно их пошатнуть, но изгонять брата из своей жизни он тоже не хочет. Раз уж Ашура желает включить в их отношения ещё один аспект, а Индра не очень-то против, то самым подходящим способом уладить свою жизнь он считает поделить её на две части, которые должны существовать параллельно. Жизнь с братом и жизнь без него. Когда Хагоромо подымает вопрос о наследии, Индра оказывается перед первым жестким выбором, где не видит, как ценное ему может существовать параллельно. Он никогда не думал, что для него, оказывается, так важно внимание и похвала отца. Но он, конечно же, знал это на подкорке мозга, знал изнанкой своей души. Индра не может остаться ни с чем. Чтобы пойти до конца — за всем, что там будет, он решает лишить себя доверившихся ему людей. Сразу двоих. Он питает к ним тёплые чувства, но вряд ли может назвать друзьями. Друг — это тот, кто равен, а не тот, кто за тобой следует. Индра переступает порог легко и просто, как может сделать только человек с закрытой душой или человек, незнакомый ранее с чувством потери. Когда обе руки встречают сопротивление сухожилий и мышц, он всё же чувствует в себе надрывной нажим. Его душа не закрыта, пока нет, зато на ней уже есть порезы. Глаза смотрят в него испугом и отчаянием — заглядывают в ту самую, незакрытую, благодаря брату, душу. Индра осознаёт, что не хотел бы на кого-то когда-либо так смотреть. И предательский испуг щекочет пятки от ясного осознания того, что назад пути нет. Следующая потеря выглядит как вероломство со стороны отца и брата и оказывается для Индры тяжёлой. Индра ощущает себя непонятым и недооцененным. То, что выбрали не его, будто разом лишает обоих рук и сердца. Отец смотрит в сторону брата, увы, без особой любви, но — в его сторону. Брат же, в глазах Индры, отвернулся от него, прельстившись славой, той, что всегда была у Индры. Ашура не имеет права это забрать. У Ашуры всегда была своя, другая слава, которую Индра вряд ли сможет получить. Он и раньше подозревал, что ненавидит смотреть в спину. Сейчас в спину брата хочется всадить нож, но не чтобы убить, а чтобы заставить повернуться и посмотреть. Индра жаждет, чтобы он улыбнулся ему с любовью, как раньше. Или… это уже невозможно? Если Ашура знает… он знает, потому что смотрит на Индру строго и с осуждением, это неприятно колет старшего под рёбра и неожиданно — под лопатки. Он надевает маску равнодушия и надменно закрывает глаза, складывая руки на груди. Он всем своим видом кричит: «Я лучше! Ты просто не можешь понять!», но душа кричит: «Подожди!» Сила всё-таки оказывается важнее отношений. Но и она средство, цель которого Индра толком не может обозначить. Смутные чувства всё путают, мысли похожи на клубки огненных змей, внутренности словно рвутся на части от противоречия, которое он не может разрешить, и следовательно напряжения, которому нужен выход. Гнев Индры раскрывался в Сусаноо, вместо слов летят стрелы, вместо криков — пламя катона. Отец предаёт его в последний раз, передавая всю силу слабому брату. Он боится Индры? Он не хочет для мира такого пути? Почему тогда он ничего не сделал раньше, не подсказал, как лучше пойти? Когда Индра был ребёнком, он мог бы послушать. Но отец потакал ему и смотрел с восхищённым интересом. Иногда Индра читал в его глазах детский вопрос: «А что будет дальше?» Теперь отцу не нравится результат. Но Индра не какой-нибудь неудавшийся эксперимент. Индра обрушивает на них всю свою ярость и гнев, и они всё выдерживают. Выдерживают, но не принимают, как и не приняли желание Индры. Мир так и не узнал его гнев. Старания оказались напрасны, путь не пустым, но лишённым конечного смысла. Ашура, скорее всего, будет жалеть, что не придумал лучшего решения, но будет поздно. Индра зло усмехается на прощание — Ашура бы и не смог, Индра не дал бы ему и шанса. Ашура не видит прощального зла в ухмылке брата, глаза младшенького зажмурены, из них текут солёные речки — как не вовремя. Что ж, пусть плачет, это он позорится, а не Индра. Но когда одна из этих капель опадает на щеку Индры, горячим каскадом стекает к подбородку и остывает, ухмылка сходит с его лица, как сходит за горизонт Солнце в пустыне. Что-то из глубины начинает рваться наружу активнее, пробивать лёд, заполнять горло морской солью. Индра не может даже облизать губы — от общей слабости и сухости во рту не избавиться. В затуманенное сознание приходит мысль, что, возможно, это он не смог, сделал что-то неправильно. Смог преодолеть, но не смог понять. Да, божественные наследники заканчивают бой как неудачники, с множеством вопросов, оставшихся без ответов. Индра надеется, что сможет оставить больше хорошего для следующей инкарнации. Но он знает, что останется и всё остальное — хорошее и плохое — для них обоих. Он клялся уничтожить. Но почему это нечто уничтожает его самого? Он выдыхает в губы брату, когда тот наклоняется слишком близко. Ему не хватает сил улыбнуться, но он бы хотел сделать это искренне, чувствуя, что брат хоть и сражался с ним, но всё-таки не отвернулся…