Там пусто, грязнокровка

Яблоко раздора. Он поймал его одной рукой, поднимая свой холодный колючий взгляд на гриффиндорку, которая пластала языки пламени из своих огромных глаз, наливаясь ненавистью. — Неудачница. Молчи, Гермиона, молчи. Не поддавайся на его провокации. Не позволяй агрессии выйти из-под контроля. Ты же не такая. Ты сильнее этого. Молчи, Гермиона, молчи! Иначе будет хуже. Она поджимает свои бледные губы, складывая их в одну тонкую линию и резко отворачивается от Драко, успокаивая своих демонов внутри, которые так и шептали ей о том, чтобы она ответила какой-нибудь язвительной фразой, укалывая Малфоя. Его волосы, белые, как лёд. Серые, словно гранит, глаза. Равнодушное, будто камень, выражение лица. Гермиона скользила взглядом по Драко, сглатывая тугой, до тошноты тугой, ком в горле. Хотелось плеваться от этого мерзкого, намертво прилипшего чувства, которое она испытывала, как только холод соприкасался с теплом. Его холод с ее теплом. — Что ты пыталась доказать, грязнокровка? А главное кому? Она вспыхивает, словно подожженная спичка. Сгорая дотла. Сжигая все внутренности к чертовой матери. Кому. Малфой безразлично просверливает ее своим пустым взглядом. Так сильно цепляется серыми радужками за каждый ее уязвимый уголок и впитывает в кожу мерзкий привкус раздражения. Ярости. Ненависти. Кому что она пыталась доказать? Гермиона не знала. Не понимала. Не хотела понимать. Она принципиально отказывалась признавать то, что он не выходит из ее головы. Поселился в ней так глубоко, что хотелось вывернуть себя наизнанку. Растоптать это, сжечь, убить. Она ненавидела Малфоя, да, ненавидела всем сердцем, всей душой, всем телом. Ненавидела его идеально выглаженную рубашку. Ненавидела его презрительный взгляд дымчатых радужек. Ненавидела его безразличный тон, который пробирает до самых косточек. Она ненавидела Драко Малфоя. А он ненавидел ее. — Если ты еще раз посмеешь открыть свой рот в мою сторону, то… — О, напугала! — Он ухмыльнулся, подкидывая ядовито-зеленое яблоко вверх, рассекая прохладный воздух, который сразу же ударил в лицо. — Не смей приближаться ко мне. Никогда. Больше. Тело парализовало до кончиков пальцев. Словно у нее отняли последний глоток свежего воздуха, оставляя томиться в душной комнате, отрешенно ожидая свою смерть. Как же ей, черт возьми, хотелось умереть от одного только его взгляда. Такого мерзкого, противного, раздражающего. Мерзкого, противного, раздражающего. У него не осталось ничего, кроме желчи, которая отравляла все вокруг, к чему только прикасался Малфой. Он прикоснулся к ней. Хотелось бросить все и убежать в душ, стоя под струями обжигающей воды, которая смывала бы это отвратительное ощущение, впивающее миллиард тонких иголок под бледную кожу. — Аналогично, Малфой. Не смей меня больше трогать. Самодовольная ухмылка. Она его забавляла своими агрессивными репликами в его сторону. Такая маленькая дерзкая сука, которую хотелось придушить собственными руками, с упоением наслаждаясь ее страданиями. Драко сделал шаг вперед, заставляя сердце пропустить один удар. Один шаг — один удар. Он был слишком близко к ней. Нет-нет-нет, не смей приближаться. Не смей даже думать про это. Это грязно. Омерзительно. Ужасно. Не хватит всех эпитетов и метафор, чтобы обнажить душу и показать, насколько ей неприятно находиться рядом с тобой, Малфой. Она, скорее, провалится под землю, чем простоит с тобой в одном помещении больше минуты. Но, почему — то, стояла уже пять. Стояла и не шевелилась, словно заколдованная. Его грубыми чертами лица и прожигающим насквозь взглядом. Черт, это невыносимо. — Я и пальцем не прикоснусь к тебе, грязнокровка. Слышишь? Голос бьет по ушам, обволакивая их в грубые вибрации. Его голос всегда был грубый, с хрипотцой и толикой неприязни. Полное олицетворение Малфоя. — Слышу, — шёпот, — я к тебе тоже. Почему его так выводят ее слова? Почему хочется впечатать ее в стену, нависая сверху и угрожающе смотреть, наслаждаясь животным страхом, который вился бы из нее, как густой дым? Почему она так бесила? — Не хватало только, чтобы меня трогала поганая грязнокровка! — Он скривился, всем своим видом показывая, как ему противно находиться рядом с Гермионой, которая в свою очередь думала также о нём. — Закрой рот, Малфой! Ты умеешь нормально общаться? — Только не с тобой. — Потому что ты мне завидуешь. — Что? Он замер, кидая вопросительный взгляд на девушку, которая быстро закрыла рот, покусывая нижнюю губу. Нет, она совсем не хотела этого говорить. Драко снова сокращает расстояние между ними, на этот раз настолько близко подходя к Грейнджер, что его раскаленное дыхание опаляло её кожу. Тихо заскулив, гриффиндорка вжалась в стену, ища свое спасение, которого нигде не было. Все внутри стянулось колючей проволокой, оставляя свежие шрамы от их запретного контакта. — Что слышал. Ты мне завидуешь. — Завидовать грязнокровке? — Смех. Такой искренний, звонкий смех. Гермиона зажмурилась, считая мысленно до десяти, все еще надеясь на то, что это сон. Идиотский сон. Сейчас она проснется, и никакого Малфоя рядом не будет. Его никогда рядом не будет. — Завидуешь, — повторила более уверенно, осмеливаясь поднять свои глаза на него. Жилка на шее пульсировала, выдавая его гнев, который разносился вместе с кровью по венам, — ведь у меня есть все, чего нет у тебя, Малфой, верно? У меня есть друзья, которые всегда придут на помощь и поддержат. У меня есть родители, которые несмотря ни на что любят меня со всеми моими победами и поражениями. А что у тебя есть, кроме чистой крови? Ни черта, Малфой. У тебя нет н-и-ч-е-р-т-а. Он кипел изнутри. Словно губка впитывал каждое ее слово, которое ранило его настолько сильно, что перекрывало поступление воздуха в легкие. В голове все еще отчетливо слышались ее слова, оставляя на всем поверхности сознания свои отпечатки боли. Что у тебя есть, кроме чистой крови? Н-и-ч-е-р-т-а. — Не смей, слышишь? — Рука сжала горло тугим кольцом, оставляя яростные багряные следы от ледяных подушечек пальцев. — Не смей говорить это! Не смей открывать свой грязный рот! — А то что? — Гермиона выдавливала из себя слова, борясь с этой силой, лишь бы выйти победительницей. — Попробуй, заткни меня, Малфой. Ты же такой великий и могучий. Он резко притягивает ее к себе, с силой вторгаясь в ее рот своим влажным языком, отпуская с этим грубым, до мозга костей омерзительным поцелуем все то, что копилось в нем годами. Оттягивал, сминал, покусывал пухлые губы, пропуская ниточки терзаний и душевной пустоты. Он пустой. Такой же пустой, как хрустальный кувшин в пустыне. И никто, никто не сможет заполнить его теплом, о котором он никогда не знал. Гермиона отталкивает его маленькими ладонями, вцепляясь в черную мантию, растягивая ее в разные стороны. Драко не обращал внимания на ее протесты, лишь крепче сцепил руки на тонкой талии, вжимаясь возбужденным телом в ее хрупкое. Чувствуй это, грязнокровка. Чувствуй его ярость, чувствуй его боль, чувствуй то, что он чувствовал все эти годы, пока ты была окружена поддержкой и любовью, а он варился в котле ненависти, в который его кидали изо дня в день, не оставляя внутри ничего. Слышишь? Ничего. Абсолютно ничего. Только холод. Тонкая игла укалывает ее куда-то в область сердца, рассыпая неприятное ощущение где-то внизу живота, потягивая и завязывая узел из непонятных ощущений внутри. Они задыхаются, не отрываясь друг от друга, и гриффиндорка чувствует, как он выплескивает всю желчь в нее, от которой хотелось блевать. Он был буквально пропитан этим. Он буквально состоял из этого. Ты думаешь, Драко Малфой это тот самый прогнивший ученик Слизерина? Думаешь, это тот самый задира и хулиган, у которого не осталось ничего хорошего? Думаешь, он просыпается с улыбкой на лице, создавая в голове план, как в очередной раз унизить тебя, чтобы насладиться твоими слезами, глупая ты Грейнджер? Ты думаешь, он счастлив? Н-и-ч-е-р-т-а. Он никому, слышишь, никому не нужен. Ни родителям, ни псевдодрузьям. Никому. Даже себе. Малфой завел руку в шоколадные кудри, сжимая их в кулак и только яростней набросился на ее губы. Ну же, оттолкни его, заряди пощечину, выплюни в лицо свои мерзкие комментарии, чтобы осадить. Ну же, Гермиона, действуй. Сделай что-нибудь, не стой. Но она стояла. Утопала в этом болоте вместе с ним, глотая горькую правду, в которой захлебывалась сама. Она позволила это ему, позволила проявить слабость, позволила обнажить душу. Позволила узнать другую сторону медали. Она позволила себе узнать, кто такой Драко Малфой. Слезы обжигают молочную кожу, скатываясь по щекам. Гриффиндорка всхлипывает, пока их языки сплетаются в агонии этой мимолетной страсти. Они ненавидят друг друга, но так нуждаются в этом тепле. Ненавидят, но целуются. Ненавидят, но не отталкивают. Они сгорали, превращаясь в пепел, который рассеивался по душному воздуху. Его прикосновение к ее губам — это взрыв. Непроизвольно прогибаясь в спине, она ощутила его тяжелую ладонь, которая скользила по каждому позвонку, заставляя тихий стон сорваться с опухших губ. — Драко… — она шептала его имя, не в силах распахнуть стеклянные глаза. Он резко отпрянул от нее, как ни в чем не бывало натягивая на себя привычную маску безразличия. Как-будто ничего не произошло. И только когда его рука тянет ее к своей груди, Гермиона решается посмотреть в его ледяные радужки, хмуря брови. — Чувствуешь? — Его тяжелое дыхание треплет грудь, которая медленно поднимается и опускается. — Там пусто, грязнокровка. Там пусто. Он пустой.