Вечер

     Сначала Юта чувствует радость, затем боль. Видеть родные глаза и улыбку, оказывается, не так легко. Он почти слышит, как рухнуло только-только устоявшееся, призрачное равновесие в душе.  В сердце Юты — вновь открывшаяся рваная рана, а в голове пульсирует мрачное, безнадежное «я ухожу».       Смешно. Смешно до безумия, до слёз, что Юта поверил, будто способен забыть. Будто и не было всех этих лет, не было совместных планов и надежд. Так наивно было полагать, что любимая улыбка, самая прекрасная на свете, больше не заставляет сердце трепетать. Смешно до слёз, до истерики...      Юта цепляется за Сычена так, словно весь мир рухнет, если он оттолкнёт. Боится, что не справится, не сможет сдержаться, сделать вид, что это просто встреча старых знакомых. Винвин отходит, а мир почему-то все еще стоит. Впереди неизбежное — встреча с совсем недавним прошлым.  Юта смотрит, как мемберы радуются и лезут обнимать старого товарища, а Тэён демонстративно проходит мимо, делая вид, что не замечает Джи. Момент истины. Юта натягивает самую яркую из своих улыбок.  — Рад видеть тебя.       Хансоль крепко обнимает Юту, а кажется, будто пускает ток. Накамото отчаянно держится, изо всех сил, не поддается ни току, ни проклятому желанию схватить Хансоля и бежать-бежать-бежать... Юта стискивает зубы, сжимает кулаки до красно-синих отметин на ладони, призывает всю свою силу воли, чтобы ничего не сказать, не сделать лишнего, даже не взглянуть. Он улыбается и «уступает» Хансоля Тэилю. Протяжно выдыхает — смог, справился.  — Взаимно. Надеюсь, у тебя все хорошо.      Накамото ловит обеспокоенный взгляд Тэёна и мягко, умиротворенно (почти убедительно) улыбается — мол, не переживай. А сам гонит от себя глупые, пустые мысли и идёт к кучке отделившихся от толпы неоинтровертов. Среди своих тепло и спокойно, привычно и надёжно. Юта верит, что здесь, в городе с координатами 1 2 7, всегда так будет. Никто не уйдёт. Они обещали друг другу. Голове, кажется, чуть-чуть легче, да и сердцу тоже, но дурные мысли всё же иногда беспокоят душу, хотя и гаснут так же быстро, как и зажигаются. Юта ведет себя как обычно: шутит, громко смеется, но периодически всё равно ловит на себе взгляд Тэёна. Накамото ухмыляется — будь ты хоть самым талантливым актёром, лидер всё прочтёт по глазам.              И все же Накамото решается. В четыре шага он доходит до Хансоля и судорожно хватает за руки.  — Юта? Все в порядке? — Джи словно не удивлён, но японец краем сознания отмечает, как он едва заметно щурится и вглядывается в лицо.  — После концерта у черного входа. Пожалуйста.        Рвано шепчет и уходит, сбегает, чтобы не слышать отказ.       Смог? Смешно. tyong: Юта, ты где? tyong: Ты не успеешь вернуться? tyong: Мы уезжаем, Юта tyong: Ты хоть прочитай, блин, если отвечать не хочешь tyong: Мы уехали      Есть некое очарование в пасмурной погоде, в ветре, прижимающем деревья к земле, в низких, тяжелых облаках, в ожидании бури. Юта кусает губы и тоже ждёт. И с каждой секундой все отчётливее понимает, что абсолютно напрасно тратит время. Какой дурак. Он не уверен, что выдержит эту муку — смотреть в родные глаза, сгорать внутри и не иметь возможности получить хоть какое-то облегчение. Зачем вообще просил встретиться?  Никаких чувств, кроме тёплой, немного печальной ностальгии, у Хансоля больше нет. Юта уже давно ничего не значит. Он теперь лишь прошлое — возможно, приятное, которое можно вспомнить каким-нибудь томным вечером, располагающим к откровенности. И все же Накамото продолжает ждать и кусать губы. Перед глазами всплывает образ печального, беспокоящегося лидера, и Юту тихо, даже как-то вежливо (почти как Тэён) начинает грызть совесть. Он ведь всё видит и всё понимает. И знает, что Ли достоин намного большего, чем роли подушки, в которую можно выплакаться и выкинуть за ненадобностью. Но Тэён тоже всё видит и всё понимает. И вроде как совсем не против быть утешением, пусть и ненадолго. И это на время успокаивает совесть — до первого печального взгляда не-родных-глаз.      Накамото оборачивается на звук шагов и сердце замирает, а затем начинает бешено стучать. В душе Юты начинается буря.  — Послушай, мы, кажется, все уже обсудили давно...      Юта жестом просит замолчать. Они пару минут молчат.  — Зачем ты позвал меня?  — Не переживай, я не стану упрашивать тебя вернуться, — японец горько усмехается, — Просто хотел поговорить...сказать, что рад видеть тебя на сцене. Ты заслужил.  — Спасибо. — Хансоль обнимает Юту, а тот сжимается, как от нестерпимой боли. — Ты тоже заслужил.      Накамото улыбается вымученно.        Разум японца будто бы покрыт алкогольной пеленой. Надо бы проветрить голову, тем более, погода располагает — буря так и не началась, а свежесть, которая бывает только после грозы, всё же взялась откуда-то. Однако до общежития слишком далеко идти, а Накамото слишком вымотан. Надо заказать такси.        — Я вызову машину. — Юта вздрагивает и едва не роняет телефон. — Напугал? Прости, пожалуйста.      Накамото качает головой, мол, всё в порядке, и смотрит на лидера так выразительно, что Тэён даже съёживается.  — Какого чёрта ты здесь так поздно?  — Не хотел оставлять тебя одного...      Совесть грызёт уже ощутимее и Юта отворачивается, чтобы не видеть этих преданных щенячьих глаз. За спиной слышит тихий вздох.      В машине Накамото садится настолько далеко от Тэёна, насколько это вообще возможно. Тишина. Слышно только мягкое шуршание шин по асфальту и стрекотание светофоров. Тэён молчит: не хочет лезть в душу, — но не может отвести обеспокоенного взгляда от друга. Юта безразлично смотрит в окно. Спокойствие, которое дарит только Тэён, постепенно обволакивает Накамото, и на сердце затягиваются раны, стихают лихорадочные мысли. Юта непроизвольно тянется к Ли и кладёт голову на плечо, прижимаясь, как бродячий котёнок, впервые познавший ласку. Тихо, спокойно — и в машине, и на душе. И Накамото, сам того не замечая, плачет, растаявший от тепла Тэёна. Ли не спрашивает — он всё понимает. В его глазах плещется такое знакомое чувство, точно такое, как и в душе японца, — смирение. Они знают, что надеяться на счастливый финал их драмы — по меньшей мере глупо. Юта утыкается Тэёну в шею и чувствует навалившуюся усталость, когда лидер начинает нежно перебирать его волосы. До общежития они доезжают в тишине.      Лампа в кухне этим вечером горит особенно тоскливо. Юта безразлично наблюдает, как Тэён разливает вино по кружкам — идти за бокалами никому не хочется. Накамото как-то слишком спокойно рассказывает об ожидании, о разговоре с Хансолем, о мыслях на этот счёт. Ли берёт его за руку и прижимает пальцы к губам, а Юте кажется, что этим поцелуем лидер забрал по меньшей мере треть тяжести, которая лежит на душе. Он рукой касается щеки Тэёна и надеется, что этим смог выразить благодарность.  — Оставайся сегодня у меня.   — А ты?  — Я не буду спать.  Юта резко поднимает глаза. Смотрит недовольно и пристально, и Тэён сразу добавляет: — Или лягу с тобой.      Накамото утыкается взглядом в кружку и невесело усмехается — он настолько пугающий, что держит в страхе даже собственного лидера.   — Я хочу домой. — Юта залпом выпивает вино. — Хочу все бросить и вернуться. Сколько лет меня там не было?..  — Хочешь, слетаем в отпуске?       Юта долго смотрит на Тэёна. Забавно. Лидер всё понимает и, одновременно, ничего.  — Я так устал. — Тяжелый вздох, какой бывает только у вконец измотанных людей. — Постоянно контролировать себя, помнить все традиции, думать, что и как сказать, чтобы никого не оскорбить, но в итоге всё равно оказаться «плохим» из-за очередной ерунды... Я уже язык родной забыл. Но самое отвратительное — что это ничерта не работает! Я как был пять лет назад чужим для всех и каждого, так и остался. Ничего не...  — Не смей говорить так. Не смей! — Тэён шипит. — Пока я живу, ты никогда не будешь чужим. Нигде. Ясно?       Сердце замирает, а в следующую секунду начинает стучать быстро-быстро, как у воробушка. Юта поджимает губы и чуть хмурится, чтобы не расплакаться. Во взгляде — смесь растерянности, непонимания и тихой, робкой надежды. Тэён попал в самое сердце, а Юта не знает, куда себя деть. Совесть грызёт все ощутимее. Юта резко встает из-за стола и идет к двери.  — Останься сегодня здесь.       Дверь громко хлопает.      Тэиль уже давно спит, как и все нормальные люди в этом доме. Юта, стараясь не разбудить соседа, тихо проходит к себе и заваливается на кровать. Он чувствует себя бесконечно уставшим и надеется, что этот день наконец закончится через пару секунд. Но стоит закрыть глаза, как в голове всплывает образ Тэёна. Чёрт. Юта пытается думать о сакуре, родных улочках Осаки, Рапу-чан, но никак не может отделаться от печально-усталого, немного испуганного взгляда Ли. Сон никак не идёт. Юта стыдится своей слабости, вспышки, из-за которой оставил Тэёна одного в кухне в тускло-печальном свете лампы. Слезы снова щиплют глаза. Хочется вернуться обратно, крепко обнять Ли, просить прощения и целовать-целовать-целовать... Юта резко садится. Мысли явно пошли не в ту степь. Накамото уходит в ванную комнату, по пути чуть не сбив кресло. Умывается, но не-родные-глаза никак не могут оставить в покое совесть, а не-любимые-губы — разум. Надо извиниться.      Накамото входит в комнату, дождавшись тихого «да» в ответ на его негромкий стук.  — Тэён... Прости меня. — Молчание. —   И спасибо. Ты тоже никогда не будешь чужим в Японии, пока есть хоть кто-то из семьи Накамото.      Тэён отрывает глаза от книги, с минуту смотрит на Юту и раскрывает руки для объятий.  — Иди ко мне.            И Юта идет. Остаток ночи они проводят в объятиях друг друга. Юта постоянно шепчет «прости» и касается губами волос и щёк Ли, а Тэён принимает эту спонтанную ласку и даже не пытается выяснить, что произошло. Надеяться на счастливый финал их драмы — по меньшей мере глупо. Но, может, не так глупо, как кажется?