***
— Вечеринка? Круто! — обрадовался Гил. Он сидел на заднем сиденье и держал магнитолу, которая орала голосом Меркьюри. — А мы приглашены? — Конечно же, нет, — закатил глаза Гарри. Ума однажды спросила, сколько времени он тратит по утрам, чтобы накраситься, на что Гарри лишь заржал и сказал, что не смывает всю эту дрянь по несколько дней. — Мы персоны нон-грата, малыш. И на тусы хороших мальчиков и девочек нас не пустят. — Тогда мы не пойдём, да? — Гил не понял ни слова, однако расстроился. Ему нравилось тусить, в одиночестве он чах, как оставленный хозяином лабрадор. Ума иногда думала, что нашла в нём замену собаке, которую мамаша никогда не разрешала завести. — Идиот, — беззлобно фыркнул Гарри. — Кэп, можно я макну его башкой в унитаз? — Лучше сделай это с Мэл или сучкой Иви, — возразила Ума. Понятно же, что ничего с Гилом Гарри не сделает. Припугнёт разве что. — А на вечеринку мы идём, возражения не принимаются. — Ура, — тихо вякнул Гил и замолк, боясь вызвать гнев товарищей. Они оставили тачку на парковке и потопали со всё ещё поющим Фредди в школу, где мелюзга рванула от них в разные стороны, а всякие ботаны и лузеры попытались слиться цветом со шкафчиками. Ума специально никого не травила, но слава летела впереди неё. Достаточно было всего разок потыкать ножиком одну из сучек Хезер в туалете, как сразу все стали шёлковыми. Даже обожающие их члены футбольной команды зассали связываться с Гарри, про которого говорили, что он пытает животных и детей. Неправда: мелкую сестру он любил, а над мёртвым котёнком плакал. Ума никому об этом не рассказывала — и не напрасно. Пускай думают, что они мудаки, чем лезут в душу. В коридоре пришлось музыку выключить: препод начала зудеть про тишину, порядок и правила. Ума смотрела на эту уставшую печальную женщину с волосами-мочалкой и думала, что никогда не станет такой же. После школы надо валить из этого тухлого болота хоть куда: посуду мыть она умела, как и работать, не пропадёт. Возможно, у кого-то из них даже хватит мозгов поступить в колледж. — Кто это у нас, Креветочка? — а вот и Мэл, легка на поминках. Ума и бровью не повела в ответ на своё прозвище. Оно появилось благодаря дружкам Мэл, которые где-то узнали, что у нее аллергия на креветки. Так эти твари подсунули в обед пару штук, после чего Ума едва не сдохла от анафилактического шока. Да, они были детьми, но что с того? — У тебя не спросили, — оскалилась она. — Надолго к нам или просто хвостом повилять? — У мамы кое-какие дела, так что поучусь пока с вами, — Мэл как обычно задирала нос, но даже взрослая не стала «круче». Ума помнила её мелкой соплячкой, на которую мать не обращала внимания, и она слонялась по округе, обивая задницей все качели. Гил частенько порывался угостить её чем-то, но Гарри не давал. Ещё не хватало принимать её в команду. — Ну-ну, смотри, не нарывайся, — предупредила Ума с «доброй» улыбкой. — За десять лет здесь многое изменилось. — Но не твой вкус в одежде. — Всё лучше, чем крашеные волосы, — Ума окинула светлые локоны Мэл скептическим взглядом. — Ради кого это постаралась, златовласка ты наша? Мимо очень кстати прошёл Бен под ручку с Одри. Парочка была примечательная: один сын мэра, вторая дочка богатых предпринимателей, которая уже планировала с ним жизнь и детей. Их неизменно год за годом выбирали королём и королевой школы, а ещё Одри была восхитительной самовлюблённой сукой с комплексом хорошей девочки. Мэл хотя бы не притворялась лапочкой. Или почти не. Ума прекрасно видела полный тоски взгляд, который Мэл бросила в спину Бена. Это интересно. — Прости, у меня есть дела поважнее, чем болтать с вами, — Мэл сделала им ручкой и куда-то смылась вместе со своей подружкой Иви. Видимо, побежали искать двух остальных — Джея и Карлоса, с которыми вечно влезали в некоторое дерьмо. Иногда Уме казалось, что эту шайку остановит лишь могила. — Нас только что послали, а ты не сказала ей ничего в ответ? — удивился Гарри скорее для вида. Он никогда не воспринимал Мэл всерьёз. Наверное потому что вырос в компании сестёр и привык к женским закидонам. — Не похоже на тебя. — Завались, — дёрнула плечом Ума. — Слова — чушь. Мы покажем делом, чего стоим. Давай, шевели булками. С последнего безумно скучного урока они дружно свалили, сбежав от охранника и пробравшись через забор на пустырь за школой. Здесь должно было быть второе здание, что-то типа спортзала, но проект заморозили, оградили и оставили ржаветь. Мэр обещал всё убрать и исправить, вот только почему-то никто не спешил расчищать место. Ума не особо горела желанием изучать старые железки, но тут никогда никого не бывало, и можно было бродить сколько влезет, не опасаясь нарваться на знакомых. Пару раз Гарри находил неплохие запчасти для тачки: видимо, местные под шумок скидывали лишнее из гаражей. Пройдя пустырь насквозь, компания оказалась возле крошечкой худой речки, пересечь которую смог бы и младшеклассник. Она текла зигзагами и редко выходила из берегов. Ради неё даже не строили дамбу. Гарри обожал зависать тут: то ли правда верил, что его папаша в молодости был пиратом, то ли в глубине души сам мечтал о далёких путешествиях. Однажды он признался по большому секрету (и после второй банки пива), что в детстве мастерил кораблики из дерева, покрывал дно парафином и отправлял сплавляться по речке в надежде, что когда-нибудь его косые судёнышки выберутся в открытый океан. Протрезвев, он сделал вид, будто всё забыл, но Ума-то помнила. И, пиная мокрые камни, вспоминала те пьяные рассказы, поплывший взгляд и думала, как же хорошо, что хотя бы один из них до сих пор не разучился мечтать. — Ихуу! Гил прыгнул в воду с разбегу и поднял кучу брызг. Погода стояла прохладная, не поплаваешь, так что Ума села рядом с Гарри на камень и смотрела, как Гил деловито бродил против течения и изредка хватал кого-то голыми руками. У него были высокие кожаные сапоги для охоты и рыбалки и офигенное тело, так что если бы не отсутствие мозгов, за ним носились бы все девчонки школы. Красивый и тупой — вот девиз их семейки. Спасибо, что добрый, а не как папаша. Впрочем, против свежей рыбы Ума ничего не имела. Единственный из них, кто курил, Гарри торжественно достал зажигалку и соорудил подальше от берега костёр. В этом месте не появлялись взрослые, от школы переть прилично, так что их вряд ли кто-то спалит и погонит ссаными тапками по домам. Деловито прикопав рыбу под горячими углями, Гил принялся рассказывать, что это за рыба, где водится, и с чем её лучше есть. Вот он-то умел и добыть дичь, и приготовить её. — Батя на уикенд едет охотиться, — похвастался он вдруг. — Хотите со мной? — На кого? — лениво спросил Гарри. Он полулежал на камне и игрался с часами. В них не было никакой памятной фотки или даты, просто обычные часы. От папаши достались, и Ума не была уверена, получил ли их Гарри в наследство или просто украл. — Олень, может быть, медведь, — начал перечислять Гил, загибая пальцы. — Там ещё кабаны водятся. Но мне больше нравится стрелять в уток. Пиф-паф! Ума хмыкнула. — Большие пушки для большого мальчика? — А? Гарри пихнул её локтем, мол, не дразни его, он всё равно не понимает, на что Ума стукнула Гарри по затылку и зашипела, как кошка. Гил смотрел-смотрел на них и тут его озарило. — О, кажется, я понял! — Что ты понял, болезный? — устало спросил Гарри. — Что вы хорошие друзья, — расплылся в улыбке Гил, и ни у кого не поднялась рука его ударить. Всё равно что щенка пнуть, ну что за дерьмо. Через два дня у Умы начались месячные, а Бен бросил Одри и ушёл к Мэл. Первое было хреново, потому что Ума хотела всех убить, задушить и прикопать, а второе — просто прекрасно. Видя её состояние, Гарри понятливо ничего не говорил, только скалился, отчего хотелось треснуть его не рукой, а ногой, причём попасть каблуком в рот и выбить парочку зубов. Или потрахаться. Но трахаться нельзя. — Забавно, — сказала она, когда они собрались в доме на дереве в лесу. Снова шёл дождь, но у них хватало ламп и тёплых одеял, чтобы не околеть. — Я не думала, что Бен сдастся так быстро. — Может, она его околдовала? — округлил глаза Гил. Он сидел в самом уютном углу и листал старые комиксы. Их Гарри взял в магазине, где подрабатывал летом. Возможно, только ради них, но когда бы он признался, что любит комиксы, это же отстой для мелюзги. Ума вот любила. — Не гони, — отрезала она. Скривилась от очередного спазма и глотнула пива. Обезбол и пиво — вот всё, что ей нужно. Ну ещё рука Гарри на животе, хотя он делал вид, будто совершенно случайно туда её положил. — Она просто «не такая, как Одри». Ему надоели одинаковые сладенькие принцессы, и он выбрал ту, которая не упала к его херу сразу же. Поломалась, короче. Наверняка чему-то да научилась в большом городе. Гарри рассмеялся и засунул язык за щёку, причмокнул и вытянул губы трубочкой. Ума не стала его целовать, но хмыкнула. Только Гил снова ничего не понял. — Он за ней бегает и вроде разорвал помолвку с Одри, — заметил Гил как-то растерянно. — Я слышал, что она плачет в туалете. Ну, из-за этого. Это же плохо — взять всё и перечеркнуть, да? Гарри перестал кривляться и серьёзно посмотрел на него. — Чтобы похерить всё, к чему ты привык, надо быть очень сильным, чувак, — сказал он. — И ещё сильнее, чтобы после этого подняться, а не ныть, жалея себя. Про себя Ума согласилась с ним: Бен редко действовал импульсивно, он был хорошим и правильным, сколько все его помнили. Возможно, ему просто всё осточертело, а Мэл стала удобным спусковым крючком. Было обидно — этой стерве сразу и слава, и принц, и долго и счастливо. — Мне жалко Одри, — вздохнул Гил. — Она очень страдает. — Она чморит всех, кто ей не нравится, — поморщился Гарри. — Поделом ей. — Ты про свою сестру? — Я дал ей нож. Это решит проблему. Да уж. У Гарри нож решал почти все проблемы, тут не поспоришь. Его старшая сестра Гариетт таким образом отбилась от насильника, оставив ему девять колото-ножевых ран, а после съебалась из города на украденной тачке. Гарри в то время было… сколько? Четырнадцать или пятнадцать. Мелкая сестра на руках и безутешный отец. Что случилось с их матерью, он рассказывать не любил, поэтому мысленно Ума повесила на неё ярлык «умерла после родов». Очень удобно и больше не вызывает желания задавать неловкие вопросы. И всё-таки Ума хотела поговорить с Одри. Нет союзника лучше, чем обиженная расстроенная девчонка. Такая наверняка захочет отомстить. Гил пожал плечами и уткнулся в комиксы. Дождь барабанил по вставленному в окна стеклу. Ума цедила пиво маленькими глоточками и вспоминала почему-то старшую сестру Гарри. На имена их папаша фантазией не блистал, потому Гариетт страшно не любила, когда ей удваивали «р», и без жалости пинала тех, кто неудачно грассировал. Она была… пышногрудой, жадной, высокомерной и охренительно красивой. А ещё именно у неё Гарри стащил прокладки, когда у Умы впервые пошли месячные, а мать укатила в другой город и, конечно же, «мелкой пиздючке» ничего не объяснила. Хорошо ещё, что всё случилось именно рядом с Гарри, а не в общественном месте. Сверкать окровавленными штанами было бы беспросветным пиздецом, а так ей выдали футболку прикрыть зад и дотащили до дома. Там Ума, глотая сопли и думая, что умирает, ждала Гарри и пыталась кое-как отстирать штаны. Тот вернулся с ворохом какой-то непонятной херни и деловито сказал, что кровь надо смывать холодной водой или хозяйственным мылом. Это в девятнадцать, перед выпуском из школы, Ума не стала бы слушать ничьих советов. А тогда ей было двенадцать лет, она испугалась и чувствовала себя неполноценной, неправильной. И так одноклассницы дразнили из-за смуглой кожи, так тут ещё это! К счастью, Гарри оказался для парня довольно тактичным. Вкратце рассказав, что белую херню надо прижимать к пизде, чтобы вываливающиеся оттуда куски хрен знает чего падали на неё, а не в трусы, он самоустранился и вернулся, только когда Ума слегка успокоилась, со всем разобралась и сидела в чистых чёрных шортах на диване. Тогда-то он добавил, что у старшей сестры раз в месяц бывает точно такая же фигня, она становится раздражительной и недовольной, и вообще — это нормально и проходит, надо только потерпеть. Наверное, с такими проблемами девочки должны идти к матерям, также как мальчики с первым стояком к отцу. Но мать Умы интересовалась только собой, и скажи она ей об этом «событии», то получила бы что-то вроде: «созрела девка», если не хуже. Потому Гарри невольно стал свидетелем тому, как Ума постепенно из нескладной девчонки превращалась в девушку. Росли сиськи и жопа, она начала носить лифчик, и не то чтобы делилась этим с Гарри, просто… Ну кому ещё она могла рассказать, что лифчик пиздецки жмёт и натирает, что во время месяков ей хочется лежать влёжку и не шевелиться, а вылезающие тут и там прыщи неимоверно бесят. В ответочку Гарри делился с ней и своими проблемами — например, что ему стало неловко видеть её голой, хотя раньше они совершенно спокойно раздевались и плавали вместе. Взросление, сказал бы какой-нибудь умный хер, естественная часть жизни, вот только должна ли она проходить вот так: неприкаянно, в постоянном стрессе и с единственным слушателем, который готов понять и простить? Гил не в счёт, он в этом плане чёртов божий одуванчик. Поздно влез в подростковый возраст, вымахал за лето, но так ни с кем и не переспал. Уме казалось одно время, что он думает, будто они с Гарри просто катаются по кровати, играют, а не трахаются, но нет. Однажды она встретила его возле дома, растерянного и смущённого. Он сказал, что папа там с тройняшками, и он не может зайти, потому что они все голые и жутко неловкие. Лицо у него было красное. Ума фыркнула. Вот её как занесло. — Хочешь? — Гарри лёг головой ей на колени и демонстративно надул щёки и подвигал за ними языком. — Не сегодня, — вздохнула Ума. — Давай после охоты. Там должно кончиться уже. — Секс на природе, — мечтательная улыбка ему, паршивцу, шла. — Давно хотел попробовать. Ещё он хотел попробовать с парнем: подобные разговоры с ним заводить было трудно, почти невозможно. Редко, да проскальзывали намёки, оговорки. Ума знала, что он точно с кем-то целовался и дрочил, но заходило ли дальше и в какой позиции — молчал, словно шпион. У Гарри были, так сказать, склонности. Его манерное поведение, невроз и даже накрашенные глаза, хотя педиком его никто не смел называть ни за спиной, ни в лицо. Это стиль. Ума тоже так думала. И подозревала, что не обидится, если Гарри переспит с тем же Гилом, чтобы удовлетворить любопытство, или завалит Бена. С него станется. Ума провела пальцем по горлу Гарри, надавила на кадык. Он послушно откинул голову, смотрел шальным, насквозь больным взглядом. Все шрамы на его теле — от отца. Тот срывался всё чаще, бил больнее. На младшую руку поднимать пока не смел, потому под удар палки попадался только Гарри. Возможно, он специально нарывался, чтобы отцу не пришло в голову бить кого-то более слабого. Синяков не видно, старый маразматик знал, куда ударить, чтобы не сразу догадались о побоях. Не часто, только под синькой, но в такие дни Гарри передвигался по дому на цыпочках, а по двору — пригнувшись и постоянно нервно оглядываясь. К нему лучше не подходить со спины. Он сам признался, что спит с ножом под подушкой. И готов пустить его в ход. Ума не собиралась никого жалеть. Она смотрела на выбитый на тыльной стороне левой ладони крюк и касалась горячей кожи кончиком пальца. Тук-тук. Как часы, что навсегда остановились на одном времени и никогда больше не будут идти.***
Одри действительно плакала в туалете. В женском туалете на втором этаже, заперевшись в кабинке. И, конечно же, к ней приебались Хезер — все трое, а как иначе. Они окружили кабинку и пытались перекинуть через стенку мусорное ведро. — Лучшие подружки никогда не оставят в беде, — прокомментировала Ума, привалившись плечом к косяку. — Как это мило. Хезер были одного социального круга и достатка с Одри, им незачем было гнобить её, но разрыв с Беном странным образом повлиял на их мнение. Словно без мужика Одри резко стала никем, исчезли её брендовые шмотки, дорогая укладка и тачка, о которой папаша Гила мог только мечтать. Всё это осталось, всё это и было Одри. Но не всей. С усмешкой Ума наблюдала за тем, как Хезер переключаются на неё, упирают руки в бока, как какое-то трёхголовое и шестирукое чудовище. Монстр, которого не должны были пускать в мир. В ответ на какую-то глупую угрозу — правда, что ли? — она достала нож. — Прирежу, — сказала ровно. — И скажу, что это была самооборона. — Тебе никто не поверит! — вякнула одна из них. — Ну как это никто? — удивилась Ума. — У меня есть отличный свидетель, правда, Одри? Та не ответила, но молчание её было красноречивее любых слов. Хезер буквально сдуло из туалета, а затем раздался тройной визг: они наткнулись на Гарри, который протирал задницей подоконник. Нашлось и ему развлечение. — Выходи, разговор есть. — Мне не о чём говорить с такой, как ты. — Только не начинай, — Ума закатила глаза. — В этом городишке ты не найдёшь никого, кто лучше знает Мэл. И если хочешь вернуть Бена, то не лучше ли обратиться к надёжному информатору? Одри осторожно приоткрыла дверь, словно за ней стояла не Ума, а как минимум морская ведьма, которой в обмен на волшебное зелье предлагалось отдать невинность. Интересно, Одри девственница? Уме тоже хотелось бы попробовать с девчонкой, она слышала, это прикольно. И детей не будет, охуенно же. — Что ты знаешь? — Зависит от того, что ты готова мне дать. Ума ощущала себя значимой и чуточку злобной. Вся такая пушистая Одри с покрасневшими глазами и рядом с ней — она, затянутая в кожу, ершистая и колючая, с дредами и ножом. Потрясающий контраст. — Денег? — Подумай ещё. На самом деле Уме ничего не было от неё нужно. Ну кроме одного… — Я не знаю… — растерялась Одри. Она даже не была в этот момент сукой. — Скажи, что, я всё сделаю. — Подари Бена на один вечер Гарри, — ляпнула вдруг Ума и сама удивилась тому, что сказала. — Если проговоришься кому — приду к тебе в дом ночью и отрежу язык. Одри сглотнула и рефлекторно закрыла рот ладонью. Поверила, и Ума, как ни странно, ощущала в себе решимость выполнить угрозу. Гарри и Гил были её людьми, командой, а она — их капитаном, и если кто-то посмеет им навредить, то её долг сделать так, чтобы эти идиоты жалели об этом всю свою поганую жизнь. — Х-хорошо… — постепенно к Одри вернулась спесь, но говорила она вежливо. Боялась. — Что-то ещё? — Поедешь с нами на охоту, — также импульсивно потребовала Ума. И хищно улыбнулась, заметив отвращение на кукольном личике. О да. — Тебе понравится, детка. Обещаю. — А если я откажусь? — Я позову их назад. Так себе угроза, но Одри всю аж затрясло. Вряд ли она не боялась. Инстинкт самосохранения у таких пай-девочек работал отлично: она понимала, что без «крыши» озверевшие бывшие подлизы будут дёргать её до конца школы. И даже если она вернёт Бена, ей придётся вывернуться наизнанку, чтобы заново построить привычные отношения «я принцесса, а вы дерьмо собачье». Ума ухмыльнулась и протянула ей руку. — Ну что, душка, договорились? Эпичнее было бы подписать какой-нибудь договор, однако оставлять улики с требованиями и подписями слишком палевно. Одри могла перекрутить любую бумажку в свою пользу. — Да, — решилась Одри. Её взгляд Уме понравился. Мрачный и тяжёлый. — Я хочу вернуть то, что принадлежит мне по праву. — Принято. Они пожали друг другу руки и разошлись. Больше Хезер не трогали Одри, а на Уму косились с нескрываемым ужасом. Она же от души веселилась, ловя слухи про отношения Бена и Мэл и глядя на кислые лица девчонок, которые надеялись в случае распада звёздной парочки урвать себе немного сына мэра. Про договор Ума рассказала команде за день до уикенда и ожидаемо напоролась на недовольный взгляд Гарри. Выгнула бровь. — Что-то не нравится? — Я ведь говорил, что эта сука меня бесит. — Конечно. Но ебать её хочу я, тебе совсем необязательно это делать, — Ума нежно улыбнулась и провела пальчиком по плечу Гарри. Тот вздрогнул и облизнулся. — Будь добр, не оспаривай мои решения. Обманчиво нежные прикосновения стали жёстче. Ума схватила Гарри за волосы и заставила согнуться, чтобы он стал ниже её. Тот не издал ни звука и смотрел прозрачными от ярости и возбуждения глазами. Иногда применять к нему силу — нормально. Ему это нравилось. — Как скажешь, капитан. Гил не обращал на них внимания: он зашивал платье кукле. В первый момент Ума не врубилась в прикол, а потом до неё дошло — куклу приволок Гарри, видимо, от сестры. Сам он шить не умел, а вот Гил был почти Золушкой. Ему бы родиться девкой, но в таком случае его бы наверняка изнасиловал собственный папаша. Ума отпустила Гарри и повернулась к Гилу: — Предупреди своего отца, чтобы не катил шары к Одри. Нам не нужны потом штрафы и орава адвокатов. Она ж засудит и оберёт вас, как липку. — А добровольно типа норм? — хмыкнул Гарри. — Добровольно — это добровольно, — отрезала Ума. — А не когда на тебя прёт мужик размером со шкаф. Когда у Умы начали расти сиськи, но не мозги, она по дурости тоже поехала с мелкими Гилом и Гарри на охоту. Сложно сказать, чем бы там всё кончилось, не будь с ними пары относительно адекватных взрослых, которые напомнили Гастону о сроке за растление несовершеннолетних. Ему повезло: уже тогда у Умы с собой была остро заточенная железка, которую она собиралась воткнуть ему в пах. — Ладно, — мирно прогудел Гил и откусил нитку зубами. Кукла после ремонта выглядела почти как новая. — Я сделал, Гарри! — Давай сюда, — тот воровато спрятал куклу в сумку. Не хотел, чтобы его видели с девчачьей игрушкой, но о сестре беспокоился. Парни такие идиоты. В тачке Гастона поместились все: он сам, тройняшки, Ума, парни и Одри, зажатая между ними. Багажник был забит оружием, приманкой и сырым мясом. Запашок стоял отменный. Ума внутренне орала с нежного розового платьица Одри и босоножек, на которых она собиралась прыгать по кочкам и корягам. Сама Ума оделась как обычно, даже более целомудренно — помнила про комаров, клещей и прочую хрень, что с аппетитом кусала за жопу беспечных любителей природы. — У нас есть запасные кроссовки, — сказал Гил с сочувствием. Его отец только обрадовался большой компании, он обожал красоваться перед «молодёжью», а привычные лица тройняшек его уже задолбали. Через пару миль к ним присоединилось ещё три тачки: пара семей с детьми, в общем, реально большая охота. Кто-то вёз собаку. — Отвратительно, — ворчала Одри, сидя на чей-то куртке на бревне и наблюдая за разведением костра и обустройством лагеря. С её ноготочками и лезть не стоило. Грубые огромные мужики поглядывали на фифу с интересом, но их пока интересовали исключительно звери, бабы пойдут после. К тому же жёны бдели, так что честь принцессы оставалась в относительной безопасности. Ума вместе со всеми поставила палатки и подготовила своё ружьё, после чего кивнула Гарри и Гилу — пора. Одри потащилась за ними просто из принципа: никому не захочется сидеть с чужими орущими личинками или чувствовать на себе осуждающие взгляды давно заплывших матерей. Гил действительно откопал где-то кроссовки почти по размеру, так что Одри ковыляла более-менее бодро, всего пару раз приглушённо взвизгнув, когда влипла лицом в паутину. В этом лесу у них было «своё» место: поляна с густыми кустами, которую просто так не найдёшь. Детьми они обнаружили её случайно и с тех пор периодически устраивали набеги, чтобы хорошо оторваться. Здесь тоже соорудили базу и оставили воду, оружие, одеяла. — Зачем? — не поняла Одри. — Ты хочешь спать рядом с палаткой Гастона? — удивилась Ума. — Или пить с ними после очередного застреленного кабана? Милости прошу. Только потом не жалуйся. До Одри быстро дошло, что азарт охоты — почти как приход. Целый день мужики и Ума сновали по лесу, выслеживая каждый свою добычу. Гастон, конечно, застолбил себе медведя и намеревался выйти против него с голыми руками, а вот Гил был скромнее и приволок к лагерю небольшую косулю. Мужики поцокали и сказали, чтобы тот делил дичь на своих ребят, они себе ещё поймают. Так туша косули оказалась на их поляне, а Гарри с азартом принялся её потрошить. Одри зажала рот руками и отвернулась. Это она ещё не видела, с каким лицом Гарри под руководством Гила добивал животное: быстро и чётко вспарывал горло, пуская кровь себе на руки и окутывая горячим паром лицо. Он не портил шкуру и мог бы стать неплохим таксидермистом. Так и сейчас — спустя всего сорок минут шкура с нежным слоем бледной-розовой кожи лежала отдельно, а Гарри ковырялся в мясе, делая из этого мерзкого куска плоти что-то более-менее похожее на стейки. Без кожи косуля напоминала окровавленную пиньяту. Руки Гарри были по локоть перемазаны в крови, глаза горели. Ума подумала, что секс будет охуенным, и стащила верхнюю кофту, оставшись только в нательной рубашке, которая не скрывала отсутствие лифчика. — И так всегда? Одри отказалась участвовать в делёжке мяса и смылась в кусты, где проблевалась. От запаха, вероятно. Кишки пахли совсем не амброзией. — Ну в целом да. Ума не помогала ей поддерживать волосы, но и не злорадствовала. Молча протянула бутылку тёплой воды. — Ты потащила меня сюда, чтобы отомстить? — спросила Одри устало. Под её глазами залегли тени. — За всё, что я говорила и делала. — О, так ваше величество понимает, что была конченой сукой? — ухмыльнулась Ума. — Рада, что до тебя наконец дошло. Но нет. Я просто хочу развлечься. Одри окинула её мрачным взглядом и ничего не сказала. Гордо вернулась на поляну и даже сумела досидеть до конца, пока Гил и Гарри распихали мясо по переносным холодильникам, а остаток решили пожарить на шампурах. Пусть взрослые возятся с грилем, костёр им ближе. И Одри к своему удивлению получила целых два шампура горячего мяса, с которого капал жир, а ещё комок салфеток из доставки и довольного Гила, который рассказывал, как приготовить косулю так, чтобы её можно было жевать и не остаться без зубов. Ума же свалила в палатку к Гарри, решив, что трахаться под кустами такое себе удовольствие. Возбуждённый охотой, Гарри не скрывал стояка и потирался о её бедро, пока они целовались. Ума царапала короткими ногтями ему спину и бока, стараясь, впрочем, не задевать свежие шрамы — она знала границу, которую не стоило переступать. Гарри неловко запрыгал на одной ноге, стягивая штаны и трусы. Ума фыркнула, увидев бледные ягодицы, и шлёпнула по ним от души. Гарри выругался и повалил её на одеяло, быстро перекатился на спину и подставил шею — Ума терпеть не могла, когда он пытался вести в постели. Вот и сейчас она оседлала его бёдра, крепко стиснула своими и потёрлась уже влажными губами о член. Ох, как же охуенно. До и после месячных ей невыносимо хотелось трахаться. — Резинку надеть, балда, — вспомнила она, когда Гарри попробовал запихнуть в неё член поглубже. Услышала жалобное хныканье и прыснула, выгибаясь на нём, почти ложась грудью на грудь, чтобы дотянуться до рюкзака, где лежала смазка и презервативы. Быстро раскатала один по члену, полила смазкой и вставила в себя, услышав довольный вздох и почувствовав дрожь тела под собой. Гарри не спускал в первый же момент, терпел. И сколько бы она ни меняла темп и ритм, как бы медленно ни покачивалась, он не решался кусать её или хватать за задницу, чтобы ускорить. Уважение, страх, любовь? На хер всё это. Просто Гарри знал правила и знал, что Ума открутит ему яйца, если он сделает что-то, что ей не понравится. Она помнила, как лет в шестнадцать они впервые потрахались у неё дома — это был унылый скучный вечер, они смотрели порнуху из любопытства, и у Гарри встал. Ума тогда захотела посмотреть и трогала-щупала полутвёрдый небольшой член. Это было забавно: смущённый Гарри с широко разведёнными ногами, она у его паха, и ощущение чего-то постыдного, но приятного. Потом она разрешила ему трогать себя, и это тоже было приятно. Может быть, Гарри рассказал кто, или он подглядывал за старшей сестрой, кто знает, но он знал, как двигать пальцами, и даже не побрезговал засунуть ей в пизду язык — смелый был, напрашивался на награду. Наверное ещё поэтому было почти не больно, а крови значительно меньше, чем во время месячных. К тому же они подложили полотенца и долго ржали, застирывая их в ванне и толкаясь плечами. Сейчас у Гарри больше, но это даже хорошо. Уме нравилось ощущение заполненности и то, как в ней пульсировал член. Нравилось управлять процессом, контролировать, когда Гарри можно кончить или толкнуться сильнее. В конце концов оба утратят самообладание и будут трахаться, словно кролики, но первый раз после долгого перерыва всегда самый сладкий. — Ты правда хочешь переспать с Одри? — спросил Гарри, откатившись в сторону и давая Уме возможность обтереться салфетками. Использованный презик он завязал и кинул в мусорный мешок. — Ревнуешь? — Не-а. Просто интересно, что ты будешь делать, если она окажется девственницей. Ума задумалась. — Буду аккуратной, — ответила она наконец. — Мне впадлу выслушивать слёзы и нытьё про боль. Сам знаешь, пальцами можно тоже хорошо выебать. Или языком. Не обязательно при этом ничего рвать. Гарри хмыкнул. Его бок казался жёлтым из-за цвета ткани палатки. Вне её уже царила тьма, пробивался снаружи смех Гила и треск костра. — Смотри не проворонь, вдруг наш одуванчик её сам соблазнит и распечатает, — сказал он наконец, и Ума в досаде пнула его в живот, но не сильно. — Он не знает, как дрочить, ты сам его учил, о каком сексе вообще речь? Она легла рядом и потёрла большим пальцем татуировку на груди — крошечный корабль, просто силуэт. — И если это Гил, то я не против. Вы всё равно что часть меня. — Звучит крипово. — Ага. Ума не была какой-нибудь морской ведьмой или паразитом, контролирующим других людей, нет, никакой такой чуши. Но она доверяла Гарри и Гилу насколько умела, и если кто-то из них решит наложить лапы на Одри, то она не устроит им вынос мозга. В конце концов это всего лишь очередная принцесска, решившая, что все обязаны плясать под её дудку. Нетрудно догадаться, кто для Умы важнее. — Ещё? — Гарри полез пальцами между ног, и Ума коротко и горячо вздохнула. Второй раз бы не помешал. — Не облажайся, — она куснула его за нижнюю губу и застонала, когда он вошёл. Совсем рядом блестели безумные глаза, которые казались до одури родными. Спать они разошлись по разным палаткам: мальчики в одной, девочки в другой. Одри долго ворочалась в своём спальнике, не могла улечься. Наконец спросила: — Вы с Гарри… встречаетесь? — Нет, — удивилась Ума. — Мы трахаемся и дружим. Одри повернулась: зашуршало одеяло. Её светлые волосы были хорошо видны, и хотя Ума хотела спать после трёх с половиной раз, от разговора было не сбежать. — Дружбы между мужчиной и женщиной не бывает. — Кто тебе сказал такую чушь? — поморщилась Ума. — Гарри мудак и псих, но он единственный, кому я могу подставить спину. Никто из твоих ухажёров ему и в подмётки не годится. Хоть один пришёл тебя пожалеть, мисс я-всем-нравлюсь? Одри возмущённо засопела. — Да я о другом! Ведь если вы не встречаетесь, то… значит, ты свободна? — Хочешь попробовать? — оскалилась Ума. Сонливость пропала, сменившись предвкушением. Наверняка ведь Одри слышала их стоны и возню. Она откинула одеяло, впуская внутрь прохладный воздух. — Тогда иди сюда, если не боишься. Взять на слабо — старый, как мир, приём. И он сработал. Одри неуклюже переползла в спальник к Уме, легла рядом и нервно зажалась, когда Ума потискала её грудь горячими ладонями. Невинная девочка спала в пижаме, какая прелесть. — Расслабься, у меня нет члена, — хмыкнула Ума ей на ухо и прикусила мочку. — Зато я могу сделать тебе приятно. На вкус Одри была как топлёное молоко. Несмотря на целый день в одной одежде, она до сих пор вкусно пахла и была нежной, почти бархатной. Без следа волос в паху и подмышками, чистенькая и уже готовая. Ума хищно раздула ноздри, поднеся к лицу влажные пальцы. А Одри, что было видно даже в темноте, густо покраснела. О, это будет её лучшая охота.***
Вечеринка Бена была того сорта, куда лучше не ходить, если хочешь по-настоящему оторваться. Скучно, правильно и так прилично, что хоть волком вой. Ума заявилась туда под руку с Одри, которая надела своё лучшее платье. Формально Ума играла роль парня и это было даже забавно — все смотрели на неё со смесью ужаса и восхищения, но за спиной были верные товарищи, так что и отступать тоже было некуда. Увидев их, Мэл побледнела, однако не посмела выставить. На вечеринку могли прийти все. — Очень рады, — процедила она, а Ума послала ей самую нежную свою улыбку. — Прости, что без приглашения. — Ох, как жаль, что мы забыли тебя пригласить, — Мэл, растерянная и не похожая сама на себя, вызывала жалость. Бен рядом с ней смотрел на Одри в офигенном фиолетовом платье и с крашеными волосами и, кажется, начинал потихоньку понимать, почему некоторые хорошие девочки такие стервы. В Одри скрывался потенциал первоклассной сволочи. — Надеюсь, у вас тут есть выпивка, а не только коктейли для детей, — усмехнулась Ума и с независимым видом ушла с Одри к барной стойке. Оттуда они наблюдали за гостями. — Мы выделяемся, — заметила Одри удивлённо. И, пожалуй, радостно. — Мне это чертовски нравится! — Ещё немного и ты научишься ругаться, — снисходительно похвалила её Ума. В какой-то момент алкоголь принёс свои плоды. А может, дело в том парне, которого Гарри притащил с собой — тот барыжил травкой и обычно не подступался к таким богатым домам. Стало веселее и безумнее. Многие разошлись по углам целоваться, свободных комнат осталось мало. Краем глаза Ума заметила Гарри, который тащил Бена на второй этаж, а тот еле двигал заплетающимися ногами и что-то говорил про честь и совесть. У них не было ни того, ни другого. — Не хочешь утешить заклятого врага? — Ума подтолкнула Одри к Мэл, которая стояла в стороне от общего веселья и выглядела подавленной. Ну ещё бы, твой новый парень съебался куда-то, а ты вся такая никому не нужная и неинтересная. Для Одри настал звёздный час. Хотя вряд ли она сможет растоптать самомнение Мэл — кишка тонка. Ума подумала, какой же хернёй они все сейчас страдают. И от души расхохоталась, когда увидела, что в итоге Одри и Мэл пили, сидя рядом на полу, и Мэл слизывала дорожки соли с плеча Одри, а та улыбалась так, словно обдолбалась героином. В какой-то момент со второго этажа спустился Гарри — шальной, безумный, с сияющими глазами и припухшими губами. Он ничего не сказал, только посмотрел, и Ума всё поняла. Даже не обратила внимания на не до конца застёгнутую ширинку. Сползший следом Бен выглядел потрёпанным, они явно сначала подрались, а потом засосались. Кажется, Гарри получил кайф, а значит, весь этот фарс того стоил. — Валим, — приказала Ума ребятам, они отодрали Гила от Карлоса, с которым он обсуждал особенности разведения собак, и прыгнули в тачку, пока Бен и Мэл не очухались. Это было так по-дурацки и так хорошо, что Ума сорвала голос от смеха, а потом долго целовалась с Гарри, пробуя с его губ вкус Бена. — Ты ему отсосал, — сказала она хрипло. — Охуеть, Гарри, ну ты даёшь. — Сам в шоке, — Гарри забрался на капот и прижал одну ногу к груди. Он выглядел трезвым, хотя слегка покачивался. Ума села рядом, а Гил улёгся на заднем сиденье и задремал. Они тусили всю ночь и теперь оказались вдали от шумных улиц, на опушке леса и смотрели, как медленно поднималось солнце. — Что с Одри? — Плевать, — отмахнулась Ума. — Я получила от неё то, что хотела. Она может хоть тройничок с ними устроить, всё равно. — Хм. — Будто ты стал бы терпеть её дольше пары дней. Гарри привалился плечом к её, горяченно выдохнул на ухо. — Я слушаюсь только одну женщину, ка-а-апитан. И это было правдой.