***
- Ифань!! Чунмён подпрыгивает на месте, вырываясь из вязкой темноты. Но стоит только ему открыть глаза, как он понимает, что реальность не менее черна, чем мир его подсознания. Он шарит руками вокруг себя, чувствует, как сбивает какие-то склянки, и они с громким звоном падают на пол и разбиваются. - Ифань! Тошнота ужаса подступает к горлу, но Чунмён последними усилиями воли ещё сдерживает себя от безобразной истерики. Кто-то с силой, но аккуратно сжимает его плечи. - Ифань? – с надеждой спрашивает Ким, но запах, аромат человека перед ним другой, незнакомый, чужой. Этот пахнет лекарствами и машинным маслом. - Это Сехун. Малоэмоциональный голос друга действует не хуже успокоительного. Чунмён делает глубокий вдох и медленно выдыхает. Сам вцепляется пальцами в предплечья Сехуна, который всё ещё придерживает его, хотя уже не так крепко. Немного ведет в сторону, и Ким понимает, насколько у него кружится голова. Сехун осторожно помогает ему лечь и накрывает одеялом. - Где Ифань? Почему так темно? Можешь включить свет? В ответ – тишина. Но Чунмён всё равно слышит тихое дыхание друга. И едва слышную работу множества процессоров, обеспечивающих работу больничной аппаратуры. - Сехун?! Волнение нарастает с огромной скоростью, грозя перерасти в настоящую паническую атаку. - Всё хорошо, всё хорошо, - поспешно откликается Сехун, упираясь ладонью в грудь Чунмёна и не позволяя ему подняться. – Ифань дома, приходит в себя. Его ещё вчера выписали. - Он жив?! Он в порядке?? - Да. Да, хён, всё хорошо. Облегчение ощущается как теплая волна, которая накрывает мягким теплом и баюкает на нагретых солнцем волнах. - А свет будет? Или я настолько плохо выгляжу, что ты предпочитаешь не смотреть на меня? – пытается пошутить Чунмён. И снова Сехун ничего не отвечает. - Линзы ещё не готовы, - после продолжительной паузы отвечает О. - Что? - Линзы. Для твоих глаз, – Сехун очевидно чувствует растерянность Чунмёна, потому почти сразу продолжает. – Прости. Они сказали, что твоя медицинская страховка не в состоянии покрыть изготовление новых глаз для тебя, но специально программируемые линзы гораздо дешевле. Сможешь смотреть кино прямо у себя в голове. Прикосновения к лицу не ощущаются странно. Никаких шрамов или других внешних повреждений, всё та же идеально гладкая кожа и даже ресницы совсем не пострадали. Чунмён ощущает влажность глазных яблок под подушечками пальцев, но сами глаза не чувствуют ничего. И ничего не видят. - Хён? Чунмён судорожно выдыхает. - Нормально всё. Это было вполне ожидаемо. Тот химический состав… Но что-то не так. Мён шестым чувством, пятой точкой, седьмым шейным позвонком ощущает напряжение, повисающее вдруг в палате. Пытается найти причину этому, но ничего и ничего, кроме Сехуна в помещении нет. - Сехун? - Я зайду к тебе ещё через пару часов. Линзы уже должны быть готовы.***
Вопреки ожиданиям, линзы оказываются действительно неплохой штукой. В них реальность воспринимается даже лучше, чем прежде. Чётче, как минимум. А ещё становятся больше не нужны очки, потому что в одно мгновение зрение становится идеальным и вообще превосходит все ожидания. Первое время Чунмён с непривычки натыкается на всевозможные предметы, ему постоянно кажется, что они стоят не там, не так, как он привык. Но и это со временем проходит. Ифань оказывается дома и Чунмён с порога бросается ему на шею, тут оказываясь в крепких объятиях. Всё ощущается немного неправильно, но Ким и это списывает на произошедшее. - Ифань? - М? - Как ты? Глаза в глаза. Чунмён теперь подмечает каждую мельчайшую деталь, и это так чертовски отвлекает, не даёт сосредоточиться на словах, которые произносит Ифань. Он говорит что-то о подпольной организации, которая по несчастливой случайности располагалась прямо под их системным центром, но о которой не знал никто. И по ужасному недоразумению их тоже приняли за преступников. Верить Ифаню – инстинкт, который въелся в кору головного мозга, растёкся по позвоночнику, пропитал каждую клеточку тела. Но что-то в его словах заставляет Чунмёна сомневаться и беспокоиться. - Забудь об этом, - говорит Ифань и осторожно целует Чунмёна в глаза. – Теперь всё будет хорошо. Чунмён шлёт куда подальше все подозрения и прижимается ближе к самому родному, самому дорогому человеку.***
Время пролетает незаметно. Теряется в череде однообразных дней и беззаботного счастья. Протекторат не трогает их, начисляет какую-то условную компенсацию за «излишнее беспокойство» и вообще никоим образом не появляется в их жизнях. Чунмён наслаждается вечерами с Ифанем, который теперь совсем не задерживается на работе, уходит из дома позже его, приходит раньше и с неподдельным интересом помогает Мёну с его собственной работой, которой становится внезапно больше. - А если мы сможем создать оболочку из этого материала, то автомобили смогут подниматься ещё выше, при этом давление на пассажиров в разы снизится. Велика только вероятность коррозии, не знаю, как поведет себя материал в верхних слоях атмосферы. Внимательный взгляд Ифаня, на который Чунмён натыкается, поднимая голову, сбивает с толку. Он холодный, колючий, расчётливый и очень злой. Ким готов поклясться, что в нём плещется ярость вперемешку с желанием причинить боль. Звонок входной группы оповещает о незваном госте и наваждение тут же пропадает. Ифань привычным, знакомым с давних времен движением, выгибает бровь и кивает в сторону дверей. - Ждёшь гостей? - Вообще, нет. Но Сехун хотел как-нибудь зайти, занести материалы с конференции. Ифань целует Чунмёна в переносицу, проводит ладонью по щеке, приводит в беспорядок его идеальную укладку и подталкивает к выходу. - Не заставляй его ждать. Чунмён довольно фыркает и идёт открывать дверь. Правда, ему приходится спуститься вниз, потому что по каким-то причинам система не хочет впускать Сехуна. Кажется, что лифт движется целую вечность, останавливается почти на каждом этаже, пуская внутрь ещё нескольких жильцов их дома, которые смотрят на Кима со странным выражением. Чунмён списывает это на слухи о происшествии. - Сехун! Извини, не знаю, в чем дело. Парень выглядит болезненно бледным, окидывает Чунмёна внимательным взглядом и только потом улыбается. - Рад видеть, что ты в порядке. Я переживал за тебя. Теплая улыбка сама собой расползается по губам Чунмёна. С Сехуном их связывало общее прошлое, обучение в университете и множество общих знакомых. Они часто занимались вместе, поскольку были на смежных специальностях и помогали друг другу со множеством разных проектов. А ещё Чунмён был одним из разработчиков, с успехом создавшим бионический протез руки для младшего товарища. И сам до сих пор восхищался тем, что они смогли в итоге воспроизвести. Рука выглядела абсолютно настоящей и никак не отличалась от обычной. Разве что начинка была сплошь железо и электроника. - Как там Ифань? – вдруг спрашивает Сехун, отводя взгляд на влажный после недавнего дождя асфальт. - Да всё так же, - откликается Чунмён, не скрывая удивления. – Чего ты вдруг? - Он объяснил, что тогда произошло? - В общих чертах, - сердце вдруг заходится в бешеном ритме, а дыхание перехватывает от подступающих к горлу слёз. – Вы с ним разве на работе не видитесь? - Не приходилось в последнее время, - качает тот головой и прикусывает губу, провожая взглядом вспорхнувшую с перил птицу. – Материалы по конференции. Жаль, что тебя не было, обсуждали интересные вещи. Чунмён с трепетом принимает такие редкие для нынешнего времени бумажные материалы. Здесь и тексты, и схемы, чертежи. Даже заметки самого Сехуна на полях. - Внимательно изучи. Взгляд у Сехуна предостерегающий. Ким теряется в догадках, что именно пытается сказать ему товарищ и просто кивает, сильнее вцепляясь в гладкие листы. Они скомкано, поспешно прощаются, но прежде чем уйти, Чунмёна останавливает голос. - Хён, - Сехун хватает Чунмёна за руку, сжимает до боли и смотрит с пугающей серьёзностью. - Не верь ему. Чунмён не успевает понять, среагировать, а Сехун уже садится в свой компактный автомобиль и взмывает в воздух с громким ревом мотора.***
- О чем болтали? - спрашивает Ифань, когда Ким возвращается в квартиру. Он сам расставляет на столе тарелки и готовит всё к ужину. - Ни о чем особенном, - автоматически откликается Чунмён, пристальным взглядом провожая руки Ифаня. Аккуратные выверенные движения, такие знакомые, но в то же время, словно чего-то недостает. Каждое действие кажется незаконченным, незавершенным, вызывающим беспокойство. Ифань ставит вторую тарелку на стол. - О тебе, вообще-то, - внезапно говорит Чунмён, вцепляясь в тарелку взглядом. - Куда делась твоя чудесная привычка? Есть у Ву этот пунктик - поставить тарелку, чашку, блюдце, любую другую посуду на поверхность и повернуть предмет на пятнадцать градусов против часовой стрелки. Сначала это бесило. Потом удивляло. Потом умиляло настолько, что Чунмён сам иногда непроизвольно поворачивал предметы, которые ставили перед ним. Однако Ифань теперь только с непониманием смотрит на Мёна и хмурит брови. - Забудь, - выдавливает Чунмён и натужно улыбается. – Будем ужинать?***
Конференция, прошедшая без Чунмёна, и правда оказывает кладезем ценнейшей, невероятнейшей информации. Прототипы костюмов для экстремальных условий, системы полёта без использования транспортных средств, медицинские разработки, способные спасти в будущем множество жизней. В некоторой степени это кажется магией, волшебством, таким высочайшим уровнем развития технологий, что Чунмён с трудом осознает свою принадлежность этому миру. Особое внимание в заметках Сехуна уделяется какому-то супер роботу, одетому в человеческую кожу и тем самым линзам, которые последние несколько месяцев носит сам Чунмён. В бумагах очень много информации об использовании и управлении этим новым достижением офтальмологии, в том числе Ким с недовольством вычитывает о подверженности данных линз электронному вмешательству извне и уже собирается сильно возмутиться, как замечает обведенную красной рамкой приписку о том, как провести сканирование на выявление вирусов. Ифань входит в комнату как раз в тот миг, когда тихо матерящемуся Чунмёну всё же удается запустить нужный процесс. И в тот же миг перед глазами – в глазах Чунмёна – появляются десятки всплывающих окон, сообщающих о вирусах. В панике он пытается закрыть каждое из них, размахивает руками и видит перед собой только эти непрозрачные, визжащие иконки и медленно идущие процессы излечения и восстановления стандартных рабочих функций. Когда всё это, наконец, заканчивается, Чунмён лежит на кровати в ворохе бумаг, тяжело дышит и проклинает тот день, когда так и не решился послать врачей к черту и остаться слепым до тех пор, пока не сможет позволить себе новые глаза. И проклинает их вдвойне, на все лады клянёт этот прогнивший, изгаженный, стремящийся к саморазрушению мир, когда осторожно садится и натыкается теперь ничем не запрограммированным взглядом на Ифаня. Но перед ним стоит не Ифань – всего лишь робот в коже мертвого человека. Чунмён кричит. Громко. Пронзительно. От боли.