Зелёные мозоли

Таня проснулась первой, и с наслаждением потянулась, смотря прямо на солнце. На сетчатке оставалась переливающаяся абстракция, как после сварки. Не то чтобы она страдала светобоязнью, как Гробыня, хотя та - скорее из досады что в году слишком мало дней для её армии очков, или Ягун с Ванькой, последний в значительно меньшей степени, разумеется... Или Глеб, с его нулевыми, никогда и ничего не отдающими глазами. Таня как можно деликатнее обернулась на спящего в рядом с ней некромага. Тот уткнулся лицом между подушками и простыней, всеми силами избегая столкновения с фактом, что уже утро. Её всегда удивляло, насколько гармонично они вдвоём умещались на узких, пуританских школьных кроватях, не важно, в её ли комнате, или в Глебовой, откуда тот методично выживал всех соседей. Может, это выучка Тани на Дурнинских харчах, может Бейбарсовские ужасы с Алтая. Хотя, за пять школьных лет никто в Тибидохсе и не нюхал даже полутораспальной кровати, кроме как на каникулах у родителей Тьма её знает, короче. Глебовы глаза-буравчики наконец выдернули Таню из задумчивости. Отвратительно бодрые, сфокусированные и матовые, их постепенно догоняло еще заспанное лицо. Аккурат через шрам в брови к волосам бежала широкая борозда от шва на подушке. Танька даже передумала раздражаться на его вопиющую бодрость. Таким вот, ещё не до конца зашнурованным в свою броню он всегда был намного человечнее... И, так как таким его видели только двое живых людей во всем мире, кроме неё, интимность таких мгновений делала это ещё сексуальнее. Глеб, видя, как его пожирают глазами, опустился чуть ниже, давая Тане полный обзор. Улыбка у него была как у кота под валерьянкой. – Увидела что-то хорошее? Перед Гроттершей стала дилемма - запустить в некромальчика чем-нибудь потяжелее, или признать капитуляцию. После того, что они делали прошлой ночью, сомнений в её предпочтениях уже и так не осталось... Утро утром, мужики мудаками, а Таня как всегда пошла по своему собственному пути - щёлкнула Глеба по носу и улеглась сверху, обнаженная грудь к обнаженной груди, прячась от его взгляда в гладкой коже груди. Одной из вещей которую Таня обожала в Глебе, это его кожа - смуглая и гладкая, оттеняющая рельефные мышцы. Сама Танька со временем поняла, что гораздо мускулистее его, конечно не так, как Валялкин, но со всеми этими веснушками, белой кожей здесь, загаром там, все эти годы драконбола терялись из виду. Тело под ней напряглось, она опустила глаза и увидела здоровую ложбинку между некромаговских бровей; до боли знакомую ложбинку, появлявшуюся всякий раз, как между ними вставал Валялкин. Таня попыталась опять ущипнуть его за нос, но он перехватил её руку. – Ты правда подзеркалил меня в постели? – не веря спросила Таня. Глеб выглядит уязвлённым но отступать явно не собирался. – Не суть. – попытался отмахнуться он, – А ты правда вспоминаешь Валялкина в постели? В НАШЕЙ постели? – с нажимом спросил он. Таня спокойно посмотрела ему в глаза. Как камень спокойно. – Расслабься, вуду-Отелло. Я все равно никогда в жизни не буду спрашивать тебя, чью светобоязнь с чьей я могу сравнивать. Глеб было попытался вставить что-то, перехватить инициативу, но, видимо, удовлетворившись её ответом, отступил. – Так что там о моих глазах?.. – Что на солнце они совершенно непрактичны, и ты однажды словишь ожог роговицы, Топикошкин, если не займёшься этим поскорее. – Это не поможет, Тань, да и не нужно. – Почему? – спросила Таня. Глеб улыбнулся. – Это и есть защита. Одна из многих, что старуха оставила нам. – А почему тогда у девочек не видно? – Таня засомневалась. – А ты повнимательнее присмотрись в следующий раз, или, если хочешь, я попрошу, они покажут... – Не надо, верю. – Вот и прекрасно, – пуще заулыбался Бейбарсов, – но вообще, на Ленке и Жанне и впрямь не так сильно видно, может, я эту часть больше на себя утянул... – Разве вам не, так сказать, поровну горшки достались? – Ты деликатная, как каток, Гроттер, не подумай, я не осуждаю. Таня попыталась двигать его локтем куда пониже, но он вовремя увернулся. – Так вот, дар не всегда распределяется равномерно, и не везде неравномерно - как у вас светлых. Видимо, из всех нас, я полагаюсь на глаза больше всего, да и магия, это ведь та же вода, где пусто – там прибудет. Таня обдумала эту мысль, следя за пальцами Глеба на своих простынях. Смутная печаль проглядывала в её глазах из-за завесы утренней неги и удовольствия, всего того, что они с таким трепетом строили вчера. Строят каждую свою встречу, каждым словом, пытаясь придать огненному смерчу между ними хоть какие-то признаки локализованности. А он охраняет, стараясь не обращать внимание на огромную тень дворца, выстроенную ей с Валялкиным. Он ненавидит такое отношение, к себе не меньше чем к другим, но жизнь мало обращает внимание на такое и потому Глеб, как заправский тинейджер, впервые назвавший кого-то своей девушкой, пробует и отчаянно лажает в этой мужской игре под названием: – Таня, все в порядке? Знает, что проигрывает; знает, что просто ещё не научился говорить как они, чувствовать как они. Но эти скупые шифры внимания - всё, что он может предложить своей не-скорее-всего-никогда-девушке, и он молится, чтобы она поняла суть. Таня не поняла. Розовое марево вчерашней ночи теряло силу, а вместе с тьмой ушло всё то, что скрывало уродства их реальности. Таня села на кровати, простыня едва прикрывала её снизу. Глеб бы сейчас дар отдал за одно подходящее мгновение - ему хватит, чтобы затащить её обратно в койку и снова, как он умеет, разогнать все её тучи. Пока, в поту и жаре, с потемневшими от прилившей крови веснушками не покажется она – Таня, о которой он позволял себе когда-то только грезить. Не менее неопытная и хрупкая для этого мира, чем он в день, когда умерла старуха. Таня не даёт ему даже секунды; она вообще с ним крайне скупка по сравнению с его... предшественниками. Секунду она сидит по-турецки, положив одно колено ему на живот, затем она наклоняется вниз и лезет в свою сумку. У неё страшно сексуальная родинка у лопатки - которая сейчас движется под тканью кожи, мышц и костей, словно танцовщица. Таня выныривает из-под кровати с крошечным пузырьком в руках. «Это что-то новое», подумал про себя Глеб в предвкушении. – Мы пробуем что-то новенькое? – уточнил Бейбарсов, рассматривая сферической формы сосуд, не более фаланги его пальца. Таня усмехнулась. Добро так, без напряга. Ему нравилось когда она так ухмыляется - когда не чувствует опасности. – Не совсем. – ответила Таня, зажала свою ношу между пальцами, и уселась на него сверху. – Это для тебя. Глеб удивлённо распахнул глаза. Как маленький мальчик, увидевший конфету в руке – в руке малознакомого человека. – В каком-то плане, ответ на твой вопрос всё же «да». Это будет что-то новенькое. У него глаза точно дыры, или луч лопуходиного сканера. Не успеешь убрать руку – и все что было выставлено на обозрение будет безжалостно высвечено и отображено чёрным на контрастной офсетной бумаге. Но риск получить желаемое - велик. – И что же это? Вот теперь начинается настоящая игра. – Не могу сказать. – Тогда, магспирантка Гроттер, вынужден отклонить ваше предложение. Мало доказательной базы. Таню подняла широкую бровь. – Боитесь, господин некрофил? Бейбарсов улыбнулся – точно так же, как и на дуэли на драконбольном поле. – Я просто не хочу потом разбираться... – Ты мне не доверяешь? – Доверяю, но, не уверен... – Ты не уверен, что у меня хватило способностей сделать всё правильно? – Да нет же, просто не понимаю зачем все эти глупости с секретностью... – Ты намекаешь мне, что я глупая? Бейбарсов раздраженно посмотрел на неё, и только сейчас понял в какую западню себя загнал. Последний путь к отступлению – бегство – надежно блокировали Танины мускулистые бёдра по бокам от его талии. – Я очень надеюсь что тебя не привлекают тупые барышни, Будисобачкин, потому что в таком случае ты ночевал не в той постели. Его темперамент наконец дал искру - и вспыхнул. – Чего ты от меня хочешь тогда? Таня сменила тактику – перестала бороться, расслабилась, легла на него и поцеловала. Словно в те моменты, когда они перебарывали своих демонов и просто отдавали друг другу все что хотели, не оглядываясь каждую секунду за спину. Это бывало редко, очень редко. Но это был тот железный канат, что держал архипелаг их дисфункциональных отношений в относительной целостности. Изменилось немногое – но Таня все равно видела эту крохотную щель в шкатулке его зашиты. Ей просто надо быть достаточно громкой, чтобы внутри было слышно. – Ты поднёс мне бокал с кровью вепря в ночь выпускного. Ты шантажировал меня Локоном, ты... – Страшно хотел прикончить Пуппера с Валялкиным и сделать из них что-нибудь эдакое. Нам в домашний обиход. Все ещё хочу, по правде говоря. Таня замерла, и все сложившиеся у неё в голове слова тоже замерли. – Ты можешь хоть секунду не строить из себя брутального психопата и послушать? Можешь довериться мне настолько же, насколько я доверилась тебе, пустив в свою спальню? Что-то было с его взгляде, от чего вся Танина надежда рассыпалась в прах. – Я и слушаю, Гроттер. Он выслушает её, как наемный Дед Мороз вынужден слушать стишки незнакомых ему детей на утреннике чтобы получить выручку. Как что-то неприятное, но обязательное. И эта дуальность его чувств убивала её. Она вспомнила Ваньку, с его чистыми, слишком чистыми глазами, который слушал и понимал каждое её слово. Порой даже слишком внимательно. Словно она - в стеклянном шаре. А Глеб совершенно другой. Люди разные. Это у неё действительно есть этот пунктик главной по спасательным операциям, который все время щёлкает её по носу. И все равно это убивало её. Как можно презирать и любить человека до потери пульса?.. Что-то давно зрело в ней, и Бейбарсов, отчасти, был лишь хорошим селитровым удобрением чтобы ускорить рост. Таня спокойно встала с постели и положила пузырёк на стол. Взяла перстень. Кожу неприятно холодило - она все ещё помнила тепло его тела этой ночью, как спокойно и уютно ей было. Как свободно, без нравоучений и фанатизма Валялкина. Ей вновь стало страшно одиноко. – У тебя есть две минуты чтобы покинуть мою комнату. Советую использовать их с пользой. Глеб подскочил с постели и взял её за руку. – Тань... Его чиркнуло оранжевой вспышкой от интуитивной магии. После выпуска Танино родство с Дурневыми начало себя проявлять. Дед наконец проснулся и принялся голосить о том какая она распущенная и что ей стоит прикрыться, но Таня была даже рада этому. Глеб его не перекричит. Наконец демонстративное игнорирование дало свои плоды и Бейбарсов, на ходу застегивая штаны, вышел из её комнаты. Едва за ним закрылась дверь, Таня буркнула заклинания запертой двери – черномагическое, что окончательно взбесило перстень, но Феофил послушался, после чего Таня сунула его под подушку. В комнате стало невыносимо тихо. Все окружавшие её предметы - кровать, Гробынин гроб и книжная полка из крышки, сделанная ещё на втором курсе дырка в ковре на её стороне, и прочее, прочее... Все напоминало Тане, что её время здесь окончено. Чем больше времени проходило с их с Ванькой расставанием, тем больше Таня разделяла его чувства. Только её тоска, долгая, нарастающая и не укалывающаяся в магические представления о счастье, в Валялкинское тотальное самопожертвование, в одобрительные взгляды Сарданапала, когда она приносила ему работы, её тоска не покидала Таню с момента, как она вернулась с трехдневного полёта с Гоярыном. Глеб использует её в каких-то своих, куда хуже чем Жикинские целях, но и она использует его. Пытается приправить опостылевшую за годы овсянку «коверчиком» перцем Чили, карри, но кусок все равно в горло не лезет. Подпитывает нездоровый клубок их отношений, прекрасно понимая, что здесь Валялкин был тысячу и тысячу раз прав. Она будет мучаться. Этим отказом, этим заклинанием Таня не только окончательно (как она очень надеется и приободряет себя) закрыла дверь Бейбарсову, но и всей той жизни, из которой она сама не заметила, как выросла. И чем меньше у неё оставалось сомнений, тем легче ей было тянуться к столу, где в первом ящике лежал зудильник. Спохватившись, что она немного не одета, Таня еле успевает натянуть на голову свитер прежде чем блюдце оживает. Не совсем проснувшаяся моська Айзека Шмыглинга напоминает Тане, что все вокруг люди, и ей незачем так волноваться. – Хай, айм со сорри иф ай вок ю ап, ай тсинк ай мэйд май майнд араунд йор оффер... На площадке её провожали Ягун, Сарданапал и Меди. С Соловьем ей так и не удалось по-нормальному поговорить – в результате все вылилось в их обычную «вежливую перепалку», в которой он, надеясь что она не услышит, обозвал её предательницей. Это обдало Таню жаром и закалило, как пламя Гоярына. Она не согнётся. – Ну, мамочка моя бабуся, я и сказать-то что не знаю. Не забывай родные бублики и граблики, а мы уж тут с Катькой да Склепшой на Лысой Горе будем следить, чтоб ты не страмилась перед иностранными державами. А вдруг кого нужно сглазить, или терапевтическую вправку мозгов трубой пылесоса устроить, ты звони, не стесняйся. Танька рассмеялась и спрятала слёзы у Ягуна на плече. Почему-то именно юмор ушастого четверть-бога, не директора, не доцента, окончательно забил в ней гвоздь уверенности, что все будет нормально. Мир не треснет, и Жуткие Ворота не распахнутся, если Грозная Русская Гротти вдруг решит расширить свои границы чуть дальше магической школы между двумя океанами. Чуть дальше одной-единственной страны. Убедившись, что держит себя в руках, Таня буркнула Ягуну спасибо и отошла к преподавателям. Сарданапал и Меди сейчас как никогда казались парочкой старых женатиков, провожающих своё нерадивое чадо на жопо.... Приключения, поправилась Таня, зная пробивную способность Медузии и её нетерпение к нецензурной лексике. Академик ласково обнял её и поцеловал в лоб. – Мы провожаем тебя в большой мир, Танюша, и хотим, чтобы ты знала, что у тебя всегда есть дом. В России. На Буяне. – И что есть причина, почему большинство изученных вами заклинаний написаны на русском языке, магспирантка Гроттер. Не давайте себя в обиду. Глаза Меди светились - не фирменным каменным светом, но ласковым закатным солнцем. Они проходили через её кожу прямо в кости, наполняя её теплом, как солнечную батарейку. Все будет хорошо, моя девочка. Ничего не бойся. В нерешительности Таня застыла у контрабаса. Ей вдруг стало очень легко. Как зависание в прыжке. Как сумятица между временами года. Впереди её ждала неизвестность, а пока ей махало новое, ещё не совсем привычное языку слово – Excitement. Таня ещё раз сверилась с указаниями Шурасика и занесла смычок. – Ох, я совсем забыл! Танюша, подожди минутку! Таня удивлённо обернулась к академику. – Вчера ночью Ягге меня чуть за усы не оттаскала, – улыбнулся он в усы, – говорит, ввалился к ней наш юный Бейбарсов, ни живой ни мёртвый со страху, пробормотал что-то про «чертов пузырёк» и грознулся в обморок посреди магпункта, с зелёной бородавкой на носу. Таня похолодела. Она ведь действительно так и не нашла пузырька – думала, он закатился куда-то в суматохе. Но она же все по четыреста раз взвешивала, рассчитывала, в конечном счёте опустилась до того, чтобы попросить помощи у Шурасика... Что в конечном счёте вывело её на весьма неловкий разговор со Свеколт. У некромагов звериная чуйка - через пять минут Танька раскололась и выложила все как на духу. Ленка поцокала языком, отключилась, и через двадцать минут прислала ей подробнейшее и очень разжеванное уравнение со всеми пропорциями. – И... – И, магспирантка Гроттер, уважаемая Ягге собирает и никак не может разобраться, какого рода и вида субстанцию принял магспирант Бейбарсов, что прошибло даже некромагический панцирь защиты, да ещё и дало такой распространённый почти везде побочный эффект не совсем верного соблюдения пропорций, как зелёные бородавки. – Мы всем преподавательским составом не можем разобраться, и вот, решили обратиться к ученикам, в надежде на «свежую голову». Как можно незаметнее Таня попыталась проверить, точно ли Сарданапал отдал ей ВСЕ нужные документы. Свечение в глазах Меди стало, пожалуй, слишком опекающим. – Возможно, – сделала Таня невинное лицо, приставив в губам мизинчик, – возможно, гнусный злопыхатель рассчитал пропорции правильно. – Что-то не сходится, магспирантка Гроттер, – грозно посмотрела на неё Медузия. Она потихоньку теряла свою роль благодушной и ничего не знающей преподавательницы. Таня вдохнула поглубже и отважилась на второй штурм. – Я хотела сказать, что, возможно, раз уж некромагический панцирь настолько силён, как ВЫ нас учили, - начала Таня, – злоумышленник использовал нетипичные рецептуры, ингредиенты. Следы артефактов, к примеру. – Вы хотите сказать, – присвистнула Меди, – что считаете, что какой-то ученик в Тибидохсе способен овладеть легчайшими эфирами остаточных эманаций артефактов, заточить их в бутылку, и потом сварить из них зелье? – Или, может статься, пар? – невинно предположила Таня. Ягун слушающий всё это был похож на человека, перед которым вдруг возьми да и начни играть лучшие в мире драконбольные команды. На раздевание. – Я не понимаю. – Меди раздраженно меняла площадку шагами, – Я нисколько не сомневаюсь в... чьих-то других способностях, магспирантка Гроттер, но я не думаю что в нашей академии ещё родился тот гений, чтобы сделать такое в столь юном возрасте, и очень надеюсь, что не родился тот бурак, который думает, что может. Таня уязвлено сузила глаза. – А как же хранилища? Места долгого пребывания? – Похвальная сообразительность, Гроттер, да только вам должно быть известно, что предмет обычно теряет свои свойства через пять-шесть месяцев... – Если артефакт не хранился в артефакте. – Но тогда артефакт-хранилище должен быть уничтожен! – Может, так и сделали? Тут-то Меди не нашлось что ответить. Душка Сарданапал как ни в чем не бывало приглаживал волоски в бороде. В белых облаках усов пряталась улыбка. – С учетом возможности наличия... сообщников, мне кажется в Танином предположении есть доля истины, не находишь? – он легонько толкнул Медузию локтем, – Я думаю, можно обсудить эту версию, скажем с Шурасиком, и Леной Свеколт. Они же оба сейчас в Магфорде. Танюша, не могла бы ты попросить их связаться со мной при встрече? Я более чем уверен, что их предположения окажутся не менее захватывающими, чем твои. Потихоньку, Таня переставала чувствовать себя так словно летит вниз без контрабаса. Никто, кажется, не собирался задерживать или арестовывать её за порчу «исчезающего вида магов». Теперь точно всё. Таня залезла в единственную не доверенную международным купидонам сумку - рюкзак, и выудила оттуда несколько неразборчиво исписанных листов. – Это вам, академик. – протянула она ему листы. – Да? И что это? – с любопытством спросил академик. Усы вдруг взбеленились и принялись драться с цепочкой очков, отчего апланапал никак не мог организовать себе чёткую картинку. – Это... – замялась Таня, – Это моя самостоятельная работа, которую я забыла вам слать на третьем курсе, академик. Улетать, так с чистой совестью, так сказать. Сарданапал все ещё не понимал. Фотографически дотошная память никак не выцепливала нужного дня. – Я не задавал ничего подобного у вас на третьем курсе... – Она посвящена переиначиванию магии артефактов языческих богов, в контексте видов любовной магии. Также там вскользь упомянуто о годичных кольцах на ауре человека, и её следах на предметах быта магов. Материал плохо структурирован, приношу свои извинения. Третий курс, молодо-зелено. Ягун и Танька за всю свою жизнь не видели таких лиц у преподавателей. Словно ученик начальных курсов вдруг взял и открыл новый континент. Слетал на Луну. Короче, перетряхнул пару-сотню магических канонов и открыл вдруг новую, стройную гряду ещё не изученных явлений. – Какие, однако, у нас одаренные ученики на третьем курсе, неоправданно ли, Меди? Доцент Горгонова на автомате кивнула. Пылающие глаза впились в листки, того и гляди прожгут. Лучшего момента не представилось бы. Помахав всем на прощание, Таня запустила «плетутс» и полетела вперёд и вверх, к Гардарике. Путеводная струна с подоткнутыми под неё инструкциями Шурасика указывала ей путь. Приближаясь к локусу радуг, Таня выкрикнула «Грааль Гардарика», и исчезла из виду. Они отослали Ягуна при первой же возможности и, запершись вдвоём в кабинете Медузии, по крупицам переносили написанное тремя не слишком разборчивыми руками уравнение на доску. Через сорок минут, благополучно плюнув на пары у младшекурсников (у Меди даже змеи зашипели от такого святотатства) перед ними сияло, во всей своей безбашенности – одно из самых оригинальных, перегруженных лишними переменными, мета-уравнений в их жизнях. – Никуда не годится! – ворчала Меди, избавляясь от очередного шестиконечного икса, – Это помойка какая-то! – Остынь! Где бы им, по твоему, судьба подкинула шанс ознакомиться с запрещённой секцией Скаредо? В землянке, Магфорде или на лоджии? – необычно резко, как иногда бывало когда ему не нужно было держать лицо, оборвал её академик. – Но как тогда она узнала? И зачем такой риск?! Этой хлопушкой можно запросто отправить часть души, заметь, что намного бесчеловечнее, ЧАСТИ души на вечное скитание между измерениями! – Знаю. Но, Лигул нас всех побери, у них вышло! Медузия раздраженно отвернулась и спрятала лицо у доски. Она взвинчена, глаза и змеи и так почти не слушаются. Сарданапал сам подпрыгивал с мелом в руках, отходя от доски и возвращаясь, как ювелир выцепивший изумруд в куче бутылочного стекла. Им обоим нужен перерыв. И чашечка бренди не помешала бы. Наконец спустя ещё одну пару, и парочку нюхательных бокалов*, они заставили себя отойти и не кромсать больше, вообще-то, не очень-то их научный труд. В хаосе меловой пыли, недостертых знаков и отпечатков пальцев был подведен жирной тройной линией их результат – слегка похудевшая формула. Медузия, до этого молчавшая как рыба, вдруг испустила смешок. – Невероятно. Сарданапал повернулся к ней. – Что именно? – А разве не всё?! Наш мир? Когда мы с тобой в последний раз читали об открытии, сделанном темным магом, некромагом и светлой недоучкой?! – Попрошу не выражаться по поводу Тани, это все же моя магспирантка. И, неужели ты думаешь, что идея пришла Шурасику, на его бесплотных магфордских харчах, или Свеколт, которая вдруг захотела сварить из наволочки и джинс Гроттер освобождающее зелье? – Но... – Никаких но здесь быть не может, доцент Горгонова. Академический каркас здесь несомненно не её, но, честно, разве мы не избавились от доброй половины формулы? – И всё равно, это был огромный риск!.. – Риск есть всегда, даже когда я выхожу из своего кабинета и мои сфинксы секунду другую думают, не враг ли я и не разорвать ли им меня на части. Где бы мы с тобой были без риска? Доцент Горгонова не выдержала и пальнула в академика магией глаз. Шкаф позади него окаменел. Они долго молчали. Солнце отпечатало их тени по бокам от уравнения, ставя скобки, и исчезло за тучей. – Феофил, Феофил... старый женоненавистник. Лео и Софья. Они бы рыдали, увидев, что вытворила их крошка. – И вытворила, заметь, чтобы отвадить очередного ухажера. Сарданапал посмотрел на неё с укоризной, но губы его все больше подрагивали, пока не перешли на хохот. Вот уж точно, насколько отец и дед были Казановами, настолько и схватила... внучка. – Ой ли? – усомнилась Медузия, – Мы же с тобой сами видели, как эти двое друг на друга смотрели. – Тогда что? – Скорее уж эксперимент в открытой среде – выживет ли его чувство, когда уже нечему будет его подпитывать – ни её присутствием, ни его «профессиональными заболеваниями». – И что ты думаешь, Меди? Горгонова пожала плечами. – Тьма его знает. Лучше будет, если нет. Некромаг и так получил гораздо больше, чем заслуживает. Сарданапал кивнул. – Ну а что же теперь наш подопытный кролик? Как он будет? – Поживем-увидим, дорогая Меди. Хотя сейчас, ты права, надобно усилить наблюдение за ним, как бы мальчишка не натворил глупостей. – Ещё бы, его же фактически... – Привили от невозможности разлюбить, да. Скорее всего, вывернутая магия Локона ещё и здорово подрубит его невозможность отказаться от поставленной цели, в своих пределах разумеется. – И что с ним было в магпункте?.. – Бросался в Ягге синими искрами и бился головой об стену, что же ещё. Меди усмехнулась. Но лицо её стало грустным. – И почему все самые нужные вещи появляются уже после того, как все самое страшное уже случилось?.. – Наверно, потому что судьба жестока, Меди. Они замолчали. В их памяти снова разыгрывались все битвы, все ужасы пережитой войны, произошедшие из-за того, что когда-то давно повелительнице мертвых Чуме-дель-Торт некому было обманом подлить в утренний сок подобное варево. И тогда одна потеря одного очень необычного человека, возможно, не стоила бы сотен тысяч других. В конце концов, могли бы они ожидать, что в то время роман пай-девочки и немного магически влюблённого некромага завершится очередным прорывом в магической науке? Меди бросила колючий взгляд на Сарданапала. – Мы же не позволим Магфорду зацапать права? – Ни за какие мозоли, Меди, ни за какие мозоли.