Мечты, которые не сбудутся

      Дождь стучит по крыше, пока Энни сидит в одиночестве за кухонным столом. Сейчас она вообще большую часть времени одна. Дети спят наверху, а ей хочется плакать. Как такое могло случиться с её жизнью? Раньше она была полна надежд, оптимизма и счастья. Но уже почти год не чувствовала ничего подобного. Энни скучает по Райнеру больше, чем готова признать.       Их разлука была обоюдной: никаких адвокатов или внезапных перемен, только два человека, которые приняли решение расстаться. Райнеру работа в НХЛ далась тяжелее, чем они думали, учитывая все выездные игры и пресс-конференции. Но это была его мечта. Он грезил ей ещё со школьных времен, поэтому Энни просто не имела права останавливать его. А теперь она эгоистично хочет отмотать всё назад и поступить ровным счётом наоборот.       Её кровать слишком пуста. Она с трудом может спать в одиночестве, без Райнера. И не пускает в свою постель кого-либо другого. Потому что лучше Райнера ей никто не подойдёт. Конечно, она получает приглашения на свидание от других мужчин, но либо сразу отвергает их, либо не прилагает усилий для развития отношений. Всё, чего она хочет — это вернуть мужа. Но уже, скорее всего, поздно.       Таблоиды публикуют статьи об их разводе; Энни перестаёт водить детей в продуктовый магазин. Пока они не разведены официально, но адвокат Райнера связался с ней несколько недель назад, поэтому всё может случиться в ближайшее время.       Стук в дверь отвлекает Энни от мыслей.       Она встаёт, хватает зонт в прихожей и направляется к передней части дома. Мина должна остаться на выходные, чтобы дать Энни отдохнуть от детей, но они договорились на завтрашнее утро.       Увиденного после открытия тяжёлой двери хватает для того, чтобы зонт тут же упал на пол.       — Райнер, — выдыхает Энни. Он стоит на крыльце, промокший насквозь, но выглядит так же, как она помнит из средней школы.       — Послушай, Энни, — начинает он, глядя на неё, стоящую в халате и тапочках, — я облажался. Мы не должны были… то есть, я не должен был уходить. Никогда. Ты для меня важнее всех и всего на свете, Энни, но я слишком увлёкся. Проклятая лига заставила меня забыть о тебе и наших детях. Я готов уйти оттуда и не вспоминать, если смогу вернуть тебя и детей. Просто… я знаю, что облажался, когда ушёл, но если бы мог вернуться… Всё было бы по-другому, — он делает вдох, — я чертовски сильно люблю тебя. Я скучал по тебе. Для меня нет ничего важнее нас.       — Райнер… — бормочет Энни, приближаясь к нему. Она почти боится дотронуться до него. Боится, потому что он может исчезнуть, а она вновь проснётся одна в своей постели, — ты… вернулся.       — Навсегда.       Поддавшись внезапному порыву, Энни утыкается в его грудь, прижимаясь как можно ближе, и они оба оказываются под дождём.       — Ты идиот, — шепчет она ему в губы. Целовать Райнера приятно так же, как и всегда. Он берёт её лицо ладонями, а затем в свадебном стиле подхватывает на руки.       — Что ты делаешь? — почти вскрикивает Энни.       — Собираюсь отнести тебя в постель, — голос Райнера становится хриплым.       После этого она крепко его целует. Всё-таки одиннадцать месяцев, не наполненных ничем, кроме одиноких ночей, берут своё. Энни нужен он; нужен практически до боли.       — Да, хорошо, — выдыхает она.       Едва они проходят за дверь, как Райнер прижимает её к стене, чуть не сбивая свадебное фото в торопливой попытке залезть под её ночную рубашку. Энни отрывисто стонет, когда он сжимает и пощипывает её грудь, а сама касается губами его шеи, царапая зубами кожу.       — Блядь, Энни, — ругается Райнер и снова целует её. На этот раз медленнее и гораздо интимнее. Ей так не хватало этого — близости с Райнером, который держал её в руках, как драгоценный камень, разбирал на части, а затем опять собирал воедино, — я компенсирую… за то, что не был рядом. За то, что был грёбаным придурком. За то, что не позаботился о своей жене.       Она даже не успевает ответить, когда он поднимает её повыше, крепко хватая за бёдра и опускаясь на колени.       — Так хорошо? — спрашивает он настолько невыносимо, что Энни чуть не плачет. Она кивает, и Райнер ухмыляется, сбрасывая её халат. Затем стягивает с неё нижнее бельё и припадает губами к внутренней стороне бедра, посасывая кожу, отчего Энни становится тяжелее дышать.       Она едва не всхлипывает, когда рот Райнера оказывается там, где она хочет. Он работает с ней как с прекрасным инструментом, дёргая за чувствительные струны и растягивая её языком, а после — пальцами.       — Ты… ты всё так же хорош, чёрт возьми, — выдыхает она. Райнер мычит в ответ, и чувства прознают её до глубины души.       Хорошо, что дети крепко спят, потому что Энни, не сдерживаясь, издаёт громкий стон, когда язык Райнера касается её клитора. Она вздрагивает и вскрикивает с большей страстью, а он продолжает целовать, пока она не обмякает в его руках, дрожа.       — Чёрт возьми, ты уже кончила… — бормочет Райнер, прерываясь.       — Да, — Энни прижимается к нему, ощущая собственную влажную и липкую кожу. Затем издаёт визг, когда Райнер забрасывает её на плечо и шлёпает по заднице. Он не сильно изменился почти за двенадцать месяцев, — ты что опять творишь? — со смехом спрашивает она.       — Собираюсь отнести в постель, как и обещал. Тут был просто… хм, пит-стоп. Теперь я намерен трахнуть тебя по-настоящему.       Энни хихикает и отвечает ему укусом. Они почти дважды оказываются на грани секса, поднимаясь по лестнице в спальню. Энни напоминает Райнеру, что дети могут проснуться в любой момент и обнаружить их почти подростковые обжимания. Райнер выглядит как ребёнок, который вот-вот впадёт в истерику от нетерпения, но оживляется, как только видит дверь в комнату.       Они едва успевают оказаться внутри, как Райнер начинает целовать её так, как будто это его последний шанс, после чего срывает с неё пижаму. Энни хочет возмутиться, но он стягивает с себя джинсы, и все слова моментально ускользают. Её муж всё такой же горячий. Они вместе четырнадцать лет, а он нисколько не изменился.       — Ладно. На кровать. Живо, — практически командует Энни.       — Да, мэм, — Райнер избавляется от нижнего белья и ложится. Сбрасывая остатки одежды, Энни забирается на него. Он уже твёрд и не сдерживает громких стонов, когда она гладит его член.       У неё это всегда хорошо получается, но неожиданно Райнер отталкивает её.       — Энни, я хочу войти в тебя, — бормочет он и тянется к прикроватной тумбочке за презервативами, однако Энни перехватывает его руку.       — Не беспокойся. Я принимаю таблетки.       Вновь издавая стон, Райнер тянет её на себя. Как же он обожает, когда она сверху.       Когда она опускается на него, они оба ахают. Энни прикрывает глаза, делая первый толчок, и имя Райнера срывается с её губ. Они двигаются вместе, кажется, целую вечность, пока она не начинает умолять о большем.       — Да. Да, — выдыхает Райнер, затем хватает её за бёдра, двигаясь сильнее. Он буквально подбрасывает Энни на себе, и она радуется тому, что в их доме толстые стены, потому что молчать она не может. Она замечает, что Райнер готов кончить по тому, как он стискивает челюсти — эта привычка у него ещё со старшей школы — и тогда тянется рукой к собственной промежности, но он справляется сам.       Энни требуется всего несколько толчков, чтобы кончить, выкрикивая имя Райнера. Вскоре он присоединяется к ней, притягивает к себе для поцелуя, а затем безвольно откидывается на подушку.       Энни расслабляется, прижимаясь к его груди.       — Я очень скучала по тебе, — шепчет она.       — Я скучал по тебе каждый грёбаный день.       Она судорожно выдыхает и продолжает:       — Столько всего произошло, пока тебя не было. С детьми, со мной, со всем.       — Давай поговорим об этом утром, ладно? — отвечает Райнер. — За ночь ничего не изменится. Клянусь, я всё ещё буду здесь, когда ты проснёшься. Тогда мы во всём разберёмся.       — Ладно. Нам нужно немного поспать, но через три часа я должна покормить Чарли.       — Ты что, завела собаку или типа того? — Райнер издаёт смешок.       Энни отворачивается от него, пряча лицо в подушку.       — Ты... тебя не было почти год, и… мы поговорим об этом утром.