square

— Ты вообще слушаешь меня? — Кехён хватает Минчана за предплечье и встряхивает. Хон нехотя поворачивает голову в сторону собеседника, но шаг не сбавляет. — Нихрена ты не слушаешь. — Прости, я задумался. Попавший под ноги камешек Минчан пинает без особой агрессии, но тот отлетает на приличное расстояние. В голове роятся сотни мыслей и он действительно почти не слушает, что говорит ему Кехён, а стоило бы — младший редко когда распаляется на длинные монологи, в которых так или иначе раскрывает свою жизнь. Кехён скрытный, и вытянуть из него какую-либо личную информацию больше похоже на попытку вытащить пальцами жало пчелы из кожи — так же трудоёмко, малоэффективно и в сопровождении нецензурной лексики. Минчан привык в какой-то момент и перестал лезть, хотя хочется послушать, что там нового у Чо творится. Сбоку одна витрина магазина сменяется другой, а потом и вовсе — кругом шумный поток людей; не в своём городе Минчан ничего толком не знает, кроме главной улицы, по которой прогуливается с Кехёном уже второй день подряд. Они должны были уехать сразу после выступления, но что-то тянуло Минчана задержаться ещё немного, и даже кехёновские выпады в стиле твоя компания утомляет, я хочу домой к Ёнхо его не остановили. Всего лишь пару дней в чужом городе с лучшим другом под боком после окончания тура. Прямо-таки великое событие. — Вот так и рассказывай тебе что-то, включаешь игнор сразу, — Кехён недовольно бурчит, пряча руки в карманы. На самом деле, его совсем не обижает поведение старшего, просто иногда стоит набить себе цену. В ответ Минчан смотрит на Кехёна с лёгкой усмешкой и зеркалит движения — руки в карманы старой видавшей виды джинсовки; дёргает плечами, чтобы поправить лямку чехла с гитарой за спиной. На кой чёрт он её таскает везде с собой, Хон и сам не знает — так просто нужно; так — комфортно. Кехён сначала шутит, что вдруг приспичит поиграть в парке и пособирать деньги, а потом спустя пару месяцев на полном серьёзе ругается с Минчаном из-за того, что тот не стал брать гитару с собой на прогулку по местности — упустили какого-то друга кехёновского знакомого, который помог бы продвинуть их новый кавер в массы. — Слышишь? — Кехён невольно останавливается, игнорируя поток людей и вслушивается что есть сил сквозь чужие разговоры. — Хон Минчан, ты точно слышишь это, не молчи. Минчан, по правде говоря, зарывается в свои мысли настолько, что даже не совсем осознаёт окружающую обстановку — свет фонарных столбов через каждые пять метров расплывается нечёткими гранями по асфальту и мешается с отблесками жк-вывесок на высотных зданиях через дорогу; поток людей шумит своими разговорами, а в близлежащих кафе играют разные радио-станции; ещё и Кехён на ухо монотонно рассказывает — тут кто угодно выпадет из реальности. Но сейчас он останавливается и вслушивается точно так же, как и младший. Бродячие музыканты и уличные танцоры — безоговорочная слабость Хон Минчана. Кехён вертит головой в попытках найти источник звука и наугад показывает идти вперёд, а когда толпа прохожих редеет, они сами всё прекрасно видят. Закатанные рукава мешковатой серой толстовки, чёрные джинсы; светлая, даже рыжеватая чуть взмокшая чёлка спадает на глаза от интенсивных движений — Минчан про себя клянётся, что он не видел ничего более эстетичного даже в повседневном. Скажи он это вслух — непременно получит тычок под рёбра со словами а как же я, блять. И совсем не обязательно Кехёну встречаться с Минчаном, чтобы выбивать из него ответы на подобные вопросы. Они подходят ближе и становятся под раскидистое, уже начавшее немного опадать, дерево, и неотрывно наблюдают за танцором — его руки уверенно двигаются в такт абсолютно незнакомой мелодии, а сам он будто порхает над асфальтом — каждое движение чётко выверенное и отточенное. Бог весть сколько времени этот парень потратил на тренировки. Минчан, кажется, не дышит, что Кехён замечает не сразу, но не сдерживает тихого хмыка — Хон действительно настолько падок на уличных артистов. Когда парень наконец заканчивает, проходящие зеваки благодарят его редкими хлопками, а сам он кланяется и выключает музыку, что уже пошла по кругу в небольших колонках по бокам от импровизированной площадки. Хон хлопает громче всех и делает шаг вперёд, привлекая к себе внимание. — Ты чудесно танцуешь, — Минчан с детским восхищением произносит эти слова, когда подходит на расстояние вытянутой руки. Парень неторопливо отключает провод от телефона, сворачивает его, накручивая на собственные пальцы, и мягко улыбается. — Спасибо. Разговор мог бы закончиться на этом, если бы Кехён настойчиво подгонял, как обычно это делает, но сейчас он стоит чуть поодаль и наблюдает, совершенно не желая лишаться подобного представления. Так что Минчан, даже не оглядываясь на друга, продолжает. — Музыка, под которую ты танцевал, кажется совсем незнакомой, — Хон пальцами перебирает по ткани внутри кармана; нервничает немного. — Она какая-то новая или наоборот старая? — Этот трек написал один мой хороший друг, но он ещё не совсем известный музыкант, — танцор кивает, закидывая лямку своего небольшого рюкзака на плечо. Удивительно, как столько проводов и сами колонки только помещаются туда. — А ты любитель струны позажимать, как я вижу? У Минчана к щекам приливает краска от чужого тихого смешка; гитара на плечах до этого совсем не ощущалась, а теперь словно сотня килограмм свалилась и тянет к земле. Парень одёргивает рукава толстовки — ткань ложится неровными складками, почти окончательно пряча аккуратные пальцы. — Сомнительно музицирую для себя, своего друга и немногочисленных фанатов, — Хон тянет руку к уличному танцору. — Хон Минчан. — Хон — редкая фамилия, — парень усмехается и ответно тянет руку. — Ким Ёнсын. Минчан жмёт чужую руку и неловко улыбается — он совершенно не привык принимать комплименты и даже Кехён его ещё не научил этому, а уж он-то настоящий мастер в таких вопросах. Рукопожатие прекращается слишком быстро; Минчан убирает руку в карман джинсовки, чтобы скрыть нервозность, а Ёнсын свои руки прячет в растянутом кармане толстовки. — Не хочешь пропустить по стаканчику чего-нибудь? И кто Ёнсын такой, чтобы отказываться от расслабляющего вечера в компании новых знакомых. В конце концов, он заслужил хороший отдых наравне с похвалой своих танцев. Он так же скромно кивает и, сохраняя небольшую дистанцию между, направляется в указанную Минчаном сторону. Кехён выразительно фыркает, но вместе с ними идёт, просто потому что было бы скучно сидеть одному в номере отеля; именно сегодня настроение располагает пообщаться с кем-нибудь, кроме Минчана, так что, как только они устраиваются в более менее подходящем пабе — Чо щедро оплачивает всем по бутылке пива, встречая заинтересованный взгляд Минчана спустя пару минут. — Ну, подумаешь, когда мы ещё так посидим? — он делает первый глоток из своей бутылки и откидывается на спинку стула. — Я даже и не знаю, в любой день нашего тура, например? — Минчан прислоняет гитару к столику аккурат между собой и Ёнсыном, как будто её и вправду больше некуда девать; чуть погодя, и Ким свой рюкзак пристраивает рядом. — Заткнись и прими мой подарок. — Спасибо за пиво, — Ёнсын салютует своей бутылкой и тоже делает глоток. Минчан подтягивается последним. Вечер проходит спокойно и плавно перетекает в ночь; за бутылкой пива идёт ещё одна и потом ещё по две на каждого, а разговор от этого буквально растекается и обволакивает своей ненавязчивостью даже на бытовые темы. Однако Кехён, не выдержав первым, выходит покурить и позвонить Ёнхо, когда посетителей в зале становится чуть меньше. — Он всегда такой? — Ёнсын кивает вслед ушедшему Кехёну и опирается локтем на стол. — К нему нужно привыкнуть, — Минчан отвечает с какой-то даже отеческой улыбкой, от которой становится тепло на душе. — Зато он не зануда, по крайней мере, в вопросах морали. Иногда даже я могу быть более консервативным, нежели он. — Удивительное рядом, — Ёнсын посмеивается тихо. — Знаешь, хён, я будто тебя всю жизнь знаю. Ты мне не рассказал толком ничего о себе, кроме какой-то общей информации, но у меня чувство, что я всё о тебе знаю. Ты как… открытая книга. — Серьёзно? — Минчан водит пальцами по лакированной поверхности столешницы и лишь мельком смотрит на Ёнсына. — Мне и нечего скрывать, если подумать. — Этим ты и заинтересовываешь, — младший заглядывает под чужую спавшую на глаза чёлку. — Честность всегда приветствуется в моих кругах. Повисает тишина на несколько мгновений, но её нельзя назвать неловкой; между льётся тихая околоджазовая музыка и Ёнсын чуть покачивается в такт. Минчан про себя делает смутный вывод о том, что ему хочется посмотреть, как Ёнсын ещё умеет двигаться, просто потому что увиденное на улице — очевидно — лишь малая часть чужих навыков и умений, а потом собственный телефон разрывается серией надрывных оповещений катока.       я пошёл в отель, вай фай на улице крайне хуёвый 1:27       долго не засиживайся и тоже приходи 1:27       поезд в 12 дня 1:27       помнишь его? 1:28       это 1:28       * 1:28       сраная автозамена 1:28 Минчан коротко вздыхает; пальцы ловко набирают помню я всё, отправляя, а потом блокируют смартфон, опуская его экраном на стол. Ёнсын заинтересованно склоняет набок голову. В этот момент Минчану кажется, что даже если бы его новый знакомый не проявил никакого интереса к ситуации, то он бы всё равно посетовал, каким Кехён может быть иногда своевольным. — Кехён пошёл в отель, — Хон с лёгкой усмешкой наблюдает за тем, как чужие губы складываются в удивлённое о, а потом залпом допивает остаток хмельного, оставшегося на дне бутылки. — Прогуляемся или разбежимся здесь? Ёнсыну искренне становится интересно, как алкоголь может менять людей: например, таких, как Минчан — делать максимально прямолинейными. Он создаёт видимость задумчивости, но, на самом деле, у Ёнсына ответ на вопрос был готов едва ли не сразу же. И хотя голос здравого смысла в голове Кима настаивает на том, что Минчан может оказаться каким-нибудь серийным маньяком-убийцей, это его совсем не пугает — до тех пор, пока все держат себя в рамках адекватного поведения, бояться и нечего. На крайний случай, у Ёнсына чрезвычайно хорошо разработана дыхалка, чтобы успеть убежать. Ёнсыновский выбор приводит к тому, что Минчану всё же срывает все возможные тормоза и отшвыривает клинья примерно через час от прозвучавшего ответа — Ёнсын оказывается зажатым рядом со стеной пустующего номера, который Минчан щедро снял на одну ночь; неужели пытаться выселить Кехёна? Такое и не прокатило бы. Ёнсын цепко хватается за чужую шею и сжимает пальцы прежде, чем минчановские губы коснутся его. — Не дай тебе Бог попытаться причинить мне боль, Хон Минчан, — Ёнсын смотрит в чужие глаза с вызовом и чувствует, как под пальцами бьётся венка; Минчан судорожно пытается сделать вдох. — Сам тебя уничтожу. Минчану стоило бы прохрипеть я и не собирался, но Ёнсын отпускает и без этого, а Хон сразу же целует; требовательно, резко — Ким улыбается, потому что отчего-то знал, что старший может себя так повести. Он поддаётся поцелую, но слишком быстро его разрывает, грозясь заиметь сильно прикушенную нижнюю губу; когда руки Минчана упираются в стену по обеим сторонам от головы Ёнсына, преграждая пути отступления, тот кивает в сторону двери в номер — целоваться, безусловно, приятно, но лучше это делать не на виду. И только когда дверь в номер с хлопком закрывается, а гитара, рюкзак и минчановская джинсовка падают на пол, Ёнсын отпускает всё: он позволяет старшему целовать себя, скользить ладонями по своему телу и прижимать к стене; выдыхать пьяное шаблонное ты красивый куда-то под ухо, пока сам старается прижаться как можно теснее. Минчан, вопреки чужим ожиданиям, не лезет тут же в штаны, а наслаждается только прикосновениями — рук к телу; губ к губам. Ёнсыну странно, немного непривычно и садняще от чужих настойчивых поцелуев — он сам толкает Минчана от себя, а стоит Хону не особо приятно столкнуться с противоположной стеной, Ким опускается перед ним на колени. — Ты что вытворяешь? — Минчан растерянно наблюдает за действиями младшего и кусает нижнюю губу; вопрос звучит крайне глупо и бестолково, но он вылетает намного быстрее, чем сам Хон успевает это осознать. Красноречивый ёнсыновский взгляд снизу заставляет Минчана заткнуться без попытки продолжить диалог, а когда чужие руки выверенными движениями избавляют от лишних слоёв одежды, то Минчану остаётся только выдохнуть. Не то чтобы он замечал за собой способность быстро возбуждаться, скорее, отсутствие секса играет свою огромную, гадкую и весьма расстраивающую роль. Ёнсын ведёт пальцами по чужой длине и слабо сжимает у основания, будто только намечая прикосновение. Минчан матерится по большей части про себя, но совсем немного вслух тоже вырывается: низкое блять разлетается по узкому коридору и отскакивает от стен, когда Ёнсын первый раз касается губами покрасневшей головки. Тихий хмык тонет в чужом сбившемся дыхании и содержательный диалог больше не возобновляется, оставляя место лишь терзанию нижней губы и характерным звукам. Не доводилось Хону ещё попадать в такие ситуации; на задворках обрывистых мыслей мелькает одна — возможно, так и живут настоящие рок-звезды. Но Минчан считает, что ему до таковой ещё далеко, а сейчас — просто повезло. Когда Ёнсын вбирает глубже, Минчан невольно давит младшему на затылок; задерживает нарочно, чтобы продлить приятные ощущения, но Ким оказывается не так прост, как кажется на первый взгляд — зубы проходятся по нежной коже хоть и не нарочно, но позволяют ослабить крепкую хватку, и тогда он отстраняется. Минчан вплетает пальцы в светлые волосы и тянет выше к себе. — Иди ко мне. — Чтобы ты укусил меня? — Чтобы я поцеловал тебя. Он невыносимый, думается Ёнсыну, когда он поднимается, и тогда Минчан решает развернуть свой образ в чужих глазах градусов на сто восемьдесят одним рывком — пока младший ищет во взгляде напротив подвох, Минчан торопливо расстегивает пуговицу на чужих джинсах и залезает рукой под ткань. Ёнсын охает, потому что не ожидает ничего подобного, а потом Хон делает маленький шаг от стены в глубину комнаты. И ещё один. И ещё. Разумеется, когда чужая рука в твоих штанах, то возможно пойти хоть на край света, что Ёнсын и делает — отчего-то полностью доверяет; такими же мелкими неловкими шажками идёт за Минчаном. И хотя его рука не делает ничего специфического под тканью — лишь касается, даже не двигается — Ёнсыну просто становится интересно поддаться. И такого интереса он за собой не наблюдал уже некоторое приличное время. Они падают на кровать; Ёнсын тут же седлает чужие бёдра, потому что это единственная поза, в которой удобно находиться на данный момент. Минчан делает первые движения; собственный член не особо приятно касается грубой ткани чужих джинсов, отвлекая от возбуждения — сам Хон максимально сосредоточен на чужом красивом лице; в лёгком удовольствии надломленных бровях и тихих редких вздохах, что срываются с ёнсыновских губ. Пожалуй, Минчан готов отдать многое, чтобы видеть это зрелище намного чаще, чем один случайный раз. Ёнсын подаётся чуть вперёд — упирается рукой в минчановское плечо и двигает бёдрами нетерпеливо; ткань футболки сборится и задирается, потому что Ким сжимает чужое плечо ради опоры, а собственная толстовка неприятно липнет к спине — совсем как во время тренировок. Минчан свободной рукой приобнимает Ёнсына за шею, проходится ногтями по затылку, когда сжимает пальцы в волосах; с чужих губ слетает тихий стон. — Кончим вместе? — Ёнсын выдыхает почти около уголка минчановских губ, но не целует; ему, по-хорошему, даже и ответ чужой не нужен. Он пересаживается чуть ниже и направляет руку старшего к его же члену; в идеале — ловко обхватить оба в ладонь и продолжить двигаться в одном темпе. Минчан теряется, но не сопротивляется, следует за чужими желаниями, воплощая их в реальность, которая чуть позже рассыпается миллионами мелких искр и осколков; двумя короткими стонами в тишине отельного номера. Оба пачкают минчановскую руку, одежду и немного покрывало на кровати. Минчан расслабленно прикрывает глаза и спускает руку на ёнсыновское бедро. Ёнсын же, едва отдышавшись, тут же уходит от прикосновения — подтягивает джинсы, слезает с чужих бёдер и идёт к своему рюкзаку. Тот валяется под гитарой и Ким мысленно в этот момент начинает молиться о сохранности колонок внутри, потому что никто не смотрел, куда нужно кидать свои вещи. — Что ты там забыл? — Минчан приподнимается на локте, с интересом разглядывая чужую взмокшую спину; по серой ткани пошли влажные разводы, а по краю своей чёрной — белые следы. — Салфетки, — Ёнсын кидает упаковку салфеток старшему, но тот её совсем не ловит — прилетает аккурат на живот. — Неужели ты будешь лежать в грязи? — Это можно было сделать позже, а ты мог бы полежать со мной, — возражает Хон, но салфетку из упаковки всё равно достаёт и силится вытереть подтёки с рук и футболки. Ёнсын усаживается рядом на кровати — не в его правилах распыляться на нежности, особенно с незнакомым человеком, но он всё равно целует Минчана в плечо зачем-то. Минчан не особо реагирует, будучи увлечённым оттиранием, и тогда Ёнсын целует его губы. Пальцами по щеке мягко и глаза закрывает обязательно, чтобы ещё на мгновение почувствовать себя в сказке, пока алкоголь окончательно не выветрится — чуйка ему подсказывает, что вместе ночевать они всё-таки не будут. Минчан, конечно же, на поцелуй отвечает. Но вопреки ёнсыновским мыслям и чудной чуйке, старший засыпает на кровати, свернувшись калачиком, и даже не думая куда-то уходить. Среди ночи Ёнсын застирывает чужую футболку и свою толстовку, потому что совесть и чистоплотность не позволяют ходить в грязном даже после балаганной ночи, а потом укладывается к Минчану рядом. Ему непривычно спать на кровати с кем-то, кроме себя самого, но сон затягивает в свои объятия намного быстрее, чем можно это проконтролировать, а потому, все беспокойства остаются на потом. До того момента, как сонный взъерошенный Минчан торопливо застёгивает ширинку своих джинсов и носится по небольшому номеру в поисках своей футболки. — Ванная, — сонно хрипит Ёнсын, когда вместо тепла чужого тела рядом ощущает лишь остывшие простыни. — Что? — Твоя футболка в ванной, — Ким потирает пальцами заспанные глаза и приподнимается на локте. — Я постирал её, она была грязная. Минчан смотрит несколько секунд на младшего перед собой и улыбается; его торопливость возвращается по щелчку пальцев и он несётся в ванную, без труда отыскивая и свою, и чужую одежду. Последнюю даже как-то горделиво кидает Ёнсыну на кровать — толстовка ещё влажная по низу и на рукавах. — Мне нужно бежать, правда, — улыбка слишком быстро становится грустной, когда Хон накидывает поверх футболки джинсовку, а потом гитару — на плечо. — Спасибо за всё. Особенно за футболку. Хотя и за ночь тоже. Ёнсын соображает туго спросонья, но ему хватает рабочих шестерёнок в голове, чтобы догнать, что его оставляют. Он поджимает губы, чуть кусая нижнюю, а потом откидывается на примятые после сна подушки. — Пожалуйста. Потолок кажется Ёнсыну таким интересным — какая разница, если он просто белый? Вон там по периметру ещё лепнина есть, красивая. — Ёнсын-а. Минчан садится к младшему на край кровати, игнорируя неудобство с гитарой. Хон выглядит максимально нелепо — Ёнсыну даже смотреть на него не нужно, чтобы знать, в каком неудобном положении Минчан сейчас находится. Возможно, не только физически, но это всего лишь догадки. — Давай без соплей, ладно? Иди. — Ёнсын-а, поехали со мной? Киму приходится снова приподняться. Возмущение клокочет внутри и не даёт объективно мыслить, а уж тем более, чтобы собрать услышанное в одну чёткую картинку и найти ей объяснение. Минчан только что позвал его с собой? Уехать в другой город? Может, и в другую страну даже. — Я что, похож на группис или шлюху, хён? — Ёнсын буквально выплёвывает эти слова; хмурится и даже злится, потому что адекватность ситуации явно не оценивается на сто по стобалльной шкале. — Я не буду таскаться за звездой и ждать, пока она обратит на меня своё внимание. Минчан меняется в лице — хмурится тоже, но скорее непонимающе и расстроенно; словно маленький ребёнок, у которого отобрали конфету. Он не собирался обижать младшего своими словами и уж тем более вводить в заблуждение, но факт налицо — точнее, недовольство на чужом лице. Прежде чем Минчан успевает ответить, его телефон разрывается звонкой вибрацией — на часах в углу экрана половина двенадцатого, а в контактах раздражающей настойчивостью Чо Кехён собственной персоной. Ёнсын хмыкает и откидывает от себя одеяло, тянется за ещё не высохшей толстовкой и натягивает её на себя, словно у него нет другого выбора. — Хон Минчан, блять, ты серьёзно опаздываешь на поезд сейчас? Ты на время смотрел? Я стою на вокзале с двумя чемоданами и, знаешь, совсем мне не улыбалось твой тащить, он блядски тяжёлый. — Кехён, я- — Десять минут, Минчан. Десять и не больше. Если через это время ты не заберёшь у меня свой чемодан с камнями, я нахуй ни в какой тур с тобой больше не поеду, понятно? И как только будучи на год младше Кехёну удаётся так влиять на Минчана — остаётся загадкой. Минчан провожает взглядом Ёнсына, когда тот натягивает свои джинсы и пытается застегнуть. Вся ситуация кажется в корне неправильной, но изменить её уже нельзя — Хон читает по чужому лицу раздражение и разочарование, а потому понимает, что любые извинения сейчас будут неуместны. Но когда Ким подходит к рюкзаку, чтобы поднять его с пола, Минчан делает последнее по его мнению, что в теории может хоть как-то сгладить впечатление. Минчан обнимает. Крепко, цепко; именно так, чтобы не дать выбраться из хватки и врезать по морде; так, чтобы отдать всё своё тепло во что бы то ни стало. Ёнсын цепенеет. Рюкзак из его рук грозится упасть на пол снова, потому что положение весьма неудобное — Ким даже обнять в ответ не может, как будто его что-то всерьёз останавливает. Он только кладёт голову Минчану на плечо и вздыхает едва слышно; только тогда хватка и ослабляется. — Запиши свой номер, пожалуйста. Хон пихает ему в руки свой телефон, а Ёнсын не задумываясь берёт — набирает заученные наизусть цифры и сохраняет контакт со смайликом кролика вместо имени. Ёнсын позже будет оправдываться перед самим собой, что другие смайлики невозможно было выбрать — растерянность берёт своё — а пока что просто вкладывает телефон в минчановские руки и выталкивает старшего в сторону двери, не позволяя поцеловать. — Я позвоню тебе, Ёнсын-а, — Минчан кивает серьёзно в подтверждение своих слов и нехотя направляется к выходу. — Я обещаю. — Знаю. — Я приеду сюда скоро, это я тоже обещаю. Давай тогда выберемся погулять? — Иди, Чани. Минчан грустно улыбается и салютует пальцами на прощание. У Ёнсына остаётся в руках ключ от номера и надломанное сердце в груди. Конечно, Минчан действительно звонит — и пишет тоже — и делает он это очень часто и настойчиво на протяжении двух недель после отъезда. Проблема в том, что Ёнсын не отвечает и делает он это нарочно. Он прекрасно понимает, что Минчан рано или поздно о нём забудет, поэтому лучше пусть сделает это сейчас — Ёнсын и так стал для него одним из дорожных развлечений, отчего-то понадеявшись на чужую искренность. Вероятно, у Хона ещё столько таких же, как Ёнсын, сколько и листьев на дереве. Это время Ким занимает бесконечными тренировками и привычными уличными выступлениями — Ёнсын даже на полном серьёзе подумывает поехать в Сеул и попробовать попасть в какое-нибудь агенство, чтобы стать трейни, но эти свои мысли не воплощает в жизнь. Только работает, тренируется, выступает, игнорирует телефон, и так по кругу. Никаких Хон Минчанов и звёздных дорожек. — Видеть тебя таким не могу, Минчан, подбери сопли, — хмурится Кехён, когда Хон распластывается по столу чужой кухни. Ёнхо панибратски хлопает старшего по плечу и усаживается рядом. — Что ты как баба, в самом деле. — А что, если он мне дал не свой номер? — минчановская щека так грустно прижимается к холодной поверхности, что Ёнхо добродушно двигает к нему бокал с вином поближе. — Не хочу, Ёнхо, спасибо. Что, если он мне дал номер человека, который не отвечает на звонки с незнакомых номеров? — Почему ты не берёшь в расчёт то, что он просто тебя игнорирует? Я бы так и сделал, — Ёнхо вытягивает ноги и чуть съезжает на стуле, усаживаясь удобнее. Кехён прописывает младшему смачный подзатыльник и торопливо делает глоток из чужого бокала. — Ай, больно! — Потому что заткнись, ему и так плохо, — Чо облизывает терпкие после алкоголя губы и снова возвращается к мытью посуды. — Минчан, соберись. Нам уезжать завтра, впереди опять несколько выступлений подряд, а за каким хером ты мне нужен такой рассеянный, как сейчас? Ты же лажаешь, когда думаешь не о сцене. Когда ты лажаешь, нам платят меньше. Когда нам платят меньше, Ёнхо грызёт моё плечо вместо вкусняшек и за то, что квартплату вносит он, а не я. Мне нужны эти проблемы? Нет. Так что соберись. И в прямом, и в переносном смысле. Ёнхо согласно поддакивает чужим словам, а Минчан грустно вздыхает и двигает бокал за ножку к себе ближе. Намерения напиваться у него нет, но по его жизненному опыту, алкоголь помогает совсем немного расслабиться и переключить сознание, так что это может быть одним из ключей к спокойной жизни. Кехён неторопливо домывает посуду, а потом выталкивает Ёнхо с кухни, потому что кто как не он поможет снова собрать вещи в новую поездку. Минчан залпом осушает остатки вина в бокале и выходит в коридор — совсем немного пошатывается, но это от того, что слишком долго сидел на одном месте. За дверью спальни слышатся шорохи и сбитое дыхание; шипящее он же ещё не ушёл, какого хрена, хён? и Минчану этого вполне достаточно, чтобы одеться скорее и оставить парочку наедине, а самому вернуться в свою маленькую серую квартиру одиночки. Кехён с Минчаном колесят по большим городам и играют в пабах на центральных улицах и крохотных клубах, потому что собрать большие площадки фанатов они ещё не в силах, а вот получить бесконечный запас алкоголя на вечер в приятном заведении — очень даже заманчивый бонус к маленькой заработной плате. Когда после очередного выступления в клубе Кехёну прямо на сцену прилетает бюстгальтер, он растерянно улыбается и благодарно кланяется девушке из первых рядов, но красноречивый толчок щеки изнутри языком отклоняет, а Минчан, с крайне довольной усмешкой хлопает его по плечу. Он буквально физически ощущает, как младшего передёргивает от такого внимания противоположного пола. — Нет, всё в порядке, пока они просто орут Кехён-оппа лучший, но вот так кидать бельё? Предлагать ещё чего другое прямо у всех на виду? — Кехён наиграно передёргивает плечами, отпивая из своего пивного бокала и откидывается на спинку кожаного диванчика в вип-зоне клуба. — А вдруг я семейный человек, что скажет моя жена? — Ёнхо оторвёт тебе член, не иначе, — Минчан фыркает в свой стакан джин-тоника и впервые за долгое время прикуривает из заныканной в чехле гитары пачки. Стеклянная пепельница переливается светомузыкой, которую включили после выступления, а на телефоне всё ещё ни одного пропущенного или смс. — Нужно составить брачный договор, ты прав. Дай прикурить. Минчан бросает пачку сигарет на стол и следом зажигалку, всем видом намекая, что Кехён и сам в состоянии справиться со своими желаниями. Громкая музыка давит на уши, и кажется, что совсем нечем дышать — Минчан давно разучился отдыхать в ночных клубах; только работать. Кехён дымит прямо в лицо, потому что больше толком и некуда, а собственная сигарета просто тлеет между пальцами. На языке и в мыслях горько. Они выходят из клуба за полночь и решают пройтись пешком до отеля; Кехён нагло ворует свой пивной бокал из клуба вместе с пепельницей, за что искренне благодарит бармена и охранника на выходе. Великое счастье, что им всё простили — Минчан только извиняюще улыбнулся и жестами обоим показал, что перезвонит завтра, чтобы обговорить кражу. Ночной воздух режет лёгкие и не помогает прийти в себя; у Минчана голова гудит алкоголем и мыслями. Прошёл почти месяц, а он всё ещё ругает себя за то, что вот так просто сбежал от Ёнсына, но у него ведь правда не было выбора? Да и чужая столь резкая реакция ему всё ещё непонятна. Хон достаёт свой телефон из кармана и делает одну из последних попыток достучаться — одну из только потому, что он уже столько раз пытался себя заставить не писать и не звонить, но всё никак не выходило. Кехён рядом пьяно рассуждает, что Ёнхо наверняка делает минет лучше, чем все те девушки из первых рядов, которые жаждут внимания Чо.       прости мою настойчивость, но я всё ещё жду от тебя ответа 0:44       завтра я снова буду в пхохане, потом ночью обратно в сеул 0:45       может, ты даже знаешь клуб, в котором мы завтра будем выступать. приходи? 0:45       пожалуйста 0:45 — Ты слышишь? Вечно ты меня не слушаешь, Хон Минчан, — ворчит Кехён и рывком забирает у Минчана из рук телефон, вынуждая остановиться. — Кехён! Не очень культурно рыться в чужих переписках, но Кехёну это сейчас до самой далёкой звезды: он пролистывает всё до самого первого дня — до самого первого минчановского жалобного привет, это хон минчан, а потом ставит на блокировку и заводит руку с чужим телефоном за спину. Не то чтобы у Минчана были попытки забрать средство связи, но так надёжнее. — Послушай меня, — Чо приваливается спиной к стене, зажимая собственную руку; пивной бокал в другой руке опасно покачивается над асфальтовой дорогой. — Перестань ему писать. После этого у нас в Сеуле два выступления за один день, ты будешь либо трупом морально, потому что ты так существуешь уже месяц, либо, блять, физически, потому что я тебя нахрен прирежу складным ножом, который всегда таскаю с собой для самообороны. Не отвечает и хрен бы с ним. Перестань и иди дальше. Ты хорошо поебался в ту ночь, но, видимо, не он твоя судьба. Так что, когда тебе говорят нет — просто иди дальше. Минчан хмурится — в чём-то во всём Кехён как всегда прав и спорить нет смысла, но спорить хочется; хочется убедить, что до Ёнсына можно достучаться и у Минчана почти получилось. Хон хочет сказать, что это последняя попытка, но слова застревают в горле — он только тянет руку к Кехёну и взглядом просит вернуть телефон. Кехён смотрит нечитабельным взглядом — он иногда включает такую суку непроницаемую, что хочется размозжить ему голову кирпичом — но телефон всё-таки возвращает. Нехотя и чуть погодя, но возвращает. — Не пиши ему, Чани. Пока Минчан убирает телефон в карман, у него сердце бьётся в неприятно быстром ритме — как будто его что-то сильно напугало; резко становится трудно дышать и Хон хватается за грудную клетку, будто бы это хоть как-то могло ему помочь. Кехён тут же обнимает его и гладит по волосам; негромким голосом просит считать свои сбитые вдохи и выдохи и слушать только его. Несильный порыв ветра делает всё только хуже и Минчана окончательно накрывает — он вцепляется в Кехёна как в спасательный оплот и впервые за долгое время плачет. Паническая атака переходит в неконтролируемый плач и Кехёну ничего не остаётся, кроме как сжать старшего в своих объятиях — по спине особо не погладишь, ведь вездесущая гитара мешает. Хон не объясняет свою причину срыва, а Кехён не спрашивает, но догадывается отчасти. Истерическое состояние отпускает после долгих пяти минут неконтролируемых слёз, а потом Минчан будто бы и в порядке сразу. В порядке и с чётким осознанием того, что он вкрашился в незнакомого парня так сильно, что это просто невозможно; до панической атаки и истерики посреди улицы после приличного количества алкоголя в не родном городе. Кехён говорит, что это просто стресс и ему нужно скорее лечь спать. Минчан кивает; они решают взять такси до отеля. — Не ищи его в толпе, хорошо? — Кехён ставит высокий стул недалеко от края сцены и подходит к Минчану поближе, чтобы похлопать его по плечу. — Это выступление будет очень классным, а после него мы нажрёмся, сядем в поезд и уже в Сеуле нас встретит Ёнхо. Крутой план, да? — Лучше всех, — Минчан улыбается чуть натянуто, но почти сразу понимает, что кехёновский план и вправду очень хорош. Он кивает и сам обнимает Кехёна, когда тот этого не ожидает. — И ты лучше всех, Чо Кехён. — Хон Минчан, нас сейчас зашипперят бармены, блять, прекрати. И хотя Кехён усердно делает вид, что вырывается из объятий, ему на самом деле приятно слышать такие слова от Минчана. Он улыбается самым уголком губ, пока старший не видит, а потом отстраняется и поправляет аккуратными пальцами свою яркую чёлку. — Конечно, я самый лучший. Кто, если не я? Минчан впервые за некоторое время искренне смеётся. Он бы и перешёл на скиншип, который так сильно любит, но гитара толком не настроена, а собирающиеся в зале люди уже любопытно поглядывают на сцену. Выступление заканчивается быстрее, чем Кехён с Минчаном сами успевают заметить — на этот раз в них летят несколько бюстгальтеров и отмахиваться теперь приходится даже Хону. Они улыбаются, с поклоном благодарят всех и, когда прожектор, освещающий сцену, гаснет, начинают собираться. Кехён и правда намерен нажраться после такого оглушительного успеха, но сначала он улыбается Минчану и первым спрыгивает со сцены, рассекая толпу около, чтобы выйти из шумного помещения и позвонить Ёнхо по привычке — Чо всегда шутит, что этот ритуал и есть его талисман на все случаи жизни и залог идеально отыгранного сэта. Минчан отсоединяет кабель от своей гитары, периодически отвлекаясь на редкие фразы благодарности тех зрителей, которые не побоялись задержаться у сцены; он улыбается и в груди расплывается такое тепло, что ему кажется, будто даже алкоголь не может так согревать. Хон благодарит барабанщика, который согласился за символическую плату в виде пары стаканов вискаря подыграть им одну песню, и уже собирается направиться к барной стойке, как вдруг. — Я влюблён в твой голос, — Ёнсын неловко дёргает его за край рубашки, словно маленький мальчик, который пытается обратить на себя внимание своей матери. — Кехён тоже красиво поёт, но твой голос мне нравится больше. Минчан от удивления садится на кехёновский стул, который ещё не успели вернуть на место. В отсутствии нормального освещения Минчан не может толком разглядеть эмоции на чужом лице, зато прекрасно слышит неприкрытые нотки вины в голосе. Ёнсын отдёргивает руки и прячет их в карман толстовки — той самой, в которой он танцевал на улице в день знакомства с Минчаном. Минчану кажется, он узнает этот силуэт и толстовку из тысячи других и это не будет преувеличением. Только сухие факты. — Спасибо? — голос невольно поднимается вверх, создавая вопросительную интонацию. — Полагаю, любитель позажимать струны обрёл ещё одного фаната сейчас? — Может быть, — Ёнсын хмыкает тихо и кивает в сторону барной стойки. — Пойдём выпьем? Я не мастер объясняться, но хочу поговорить. Мы давно не виделись. — Подумаешь, месяц всего лишь, — Минчан передёргивает плечами и берёт в руки свой чехол с гитарой. — Я уже успел забыть тебя. Ёнсын достаёт телефон из кармана толстовки и демонстративно пролистывает весь диалог — скорее уж, минчановский монолог в пустоту. — Да, у тебя очень интересные методы забывания людей. Минчан не отвечает, потому что укол сомнительной раздражительности неприятно приходится прямо под самое горло; он спускается со сцены, не забыв захватить с собой чехол с гитарой, и направляется в сторону барной стойки, ухватив при этом и Ёнсына за руку. Младший не то чтобы возмущается — возмущаются люди вокруг, в которых ему приходится врезаться не по своей вине. Когда оба усаживаются на высокие стулья, Хон просит у бармена два джин-тоника; гитара привычно ставится к барной стойке, но сегодня рядом с ней не лежит ёнсыновский рюкзак. Это немного выбивается из ожидаемой картины, но и так тоже сойдёт. Ёнсын накрывает чужую руку своей, стоит Минчану дотронуться до только что поставленного стакана с алкоголем. — Прости меня, хён. — Поцелуй меня. Ёнсын смотрит на Минчана с каплей непонимания, а потом воровато оглядывается по сторонам. Хон внимательно наблюдает и не торопит — кому как не ему понимать, на какой риск прямо сейчас он идёт и подталкивает младшего. — Прямо здесь? — И прямо сейчас, — Минчан согласно кивает и тянет руку со стаканом к своим губам, чтобы сделать глоток; ёнсыновская ему совсем не мешает. — Или ты не для этого пришёл сюда? Ким немного теряется от чужой настойчивости, а потом вспоминает, как алкоголь раскрепощает таких мягких и осторожных людей, как Минчан — но проблема в том, что алкоголя он отпил уже после своих слов. Он ведёт ладонью вверх по чужой руке, минует плечо и пальцами касается шеи — прикосновения лёгкие и такие знакомые, словно Ёнсын имеет привычку так касаться Минчана уже долгое время. — Нет, — Ёнсын тянет старшего к себе чуть ближе, но всё равно сохраняя достаточно нейтральное расстояние между. — Поцелую в своей квартире. — У меня поезд через, — Минчан поднимает руку, чтобы взглянуть на несуществующие наручные часы, а потом озирается по сторонам — над полками с бутылками алкоголя цифровые висят как раз для таких ситуаций, — пять часов. — И этого хватит, чтобы повторить твой прошлый визит в этот город и не опоздать на поезд. Минчан восхищённо охает; чуть погодя, удивление сменяется лёгкой улыбкой на потрескавшихся от холодного ветра губах. — Ты всё просчитал. — У меня вся жизнь по расписанию, хён, — Ёнсын хмыкает тихо и осторожно убирает руку, по такому же пути возвращая её обратно к чужим пальцам и стакану. — Я иначе не умею. Было сложно, но я справился. Минчану хочется сказать какой-нибудь комплимент младшему, но слова вертятся на языке, а в предложения не собираются, так что он быстро расстаётся с этой затеей и касается ёнсыновских пальцев ответно. Проходящий мимо Кехён в этот момент тормозит за спиной Ёнсына; заказывает бармену выпить, а потом с издёвкой толкает щёку изнутри языком, смотря на Минчана через чужое плечо и кивая на младшего. Минчан одним взглядом говорит Кехёну съебаться, но с оттенком искреннего спасибо. Кехён салютует пальцами, едва получив свой стакан. — Не опаздывай, а то сам знаешь что будет, — бросает Чо старшему, проходя дальше и с лёгкой улыбкой салютуя и Ёнсыну, но уже стаканом. — Ёнсыни, выеби его хорошенько. — Чо Кехён! Кехён растворяется в танцующей толпе, потому что пришедший за пульт диджей включает его любимый трек, а Минчан с Ёнсыном не остаются в клубе ни секундой дольше, потому что Минчану жуть как хочется скорее поцеловать младшего.