* * *
Утро понедельника наступило со всей свойственной ему неотвратимостью. Готтфрид и Алоиз прибыли вовремя и неизменно встретили у проходной своего заклятого приятеля Штайнбреннера. — Фридляйн! Тебя вызывает хауптберайхсляйтер Малер. Надеюсь, он переведет тебя в санитарки Медэксперотсека. Кстати, ты удосужился вымыться после этого? — Слушай, Шайссебреннер, отвали, — выдохнул Готтфрид. — Малер и без тебя разберется. — Что это от тебя опять понадобилось Малеру? — недоверчиво покачал головой Алоиз, когда они уже вошли внутрь, оставив Штайнбреннера позади. — Понятия не имею. Вот схожу — и выяснится. Как там твои успехи на личном фронте? — Да никак, — Алоиз помрачнел. — Разговаривать с ней можно обо всем на свете. Гулять здорово... Один раз позволила себя обнять — и на этом все. — М-да, не позавидуешь, — Готтфрид в очередной раз порадовался, что ему в кои-то веки повезло. — Ладно. Ты передай нашим, что я наверху. Начинайте работу по расписанию. — Так точно, — Алоиз ухмыльнулся. — В следующий раз не забудь подписать бумагу о том, что делегируешь мне такие полномочия. А то Айзенбаум заявит что-нибудь в духе: я вовсе не обязан вас слушаться! — Слушай, — Готтфрид затормозил. — А может, это Айзенбаум капнул начальству, что мы коньяк пили? — Ты и правда в это веришь? — Алоиз покачал головой. — Ты, конечно, оттоптал ему хвост, но чтобы так... Ну не может же он быть до такой степени говнюком? — Наверное, не может... Просто... — Готтфрид замялся. — Ладно, жизнь покажет. Иди к Малеру, а то опоздаешь. Вальтрауд была, как и всегда, очаровательна и обходительна. Готтфрид исподтишка смерил ее взглядом, пристальнее посмотрел на ее пальцы, ловко управлявшиеся с рычагами и кнопками кофе-машины, на яркие губы и задался совершенно неуместным вопросом: умеют ли ее руки и губы быть такими же нежными, как руки и губы Марии? Должно быть, об этом доподлинно известно Штайнбреннеру. Готтфрид поймал себя на мысли, что больше не завидует ему так отчаянно. Малер вызвал его к себе практически сразу. — Садитесь, Веберн, — он кивнул. — Кофе? — Да, благодарю, — Готтфрид сел, гадая, что же на этот раз понадобилось от него хауптберайсхяйтеру. — Хауптгемайншафтсляйтер Адлер очень высоко отзывался о вашей работе в Медэскперотсеке, — Малер улыбнулся, причем даже без нотки издевки. — А также до меня дошла информация, что он заставил вас подписать подписку о неразглашении. Готтфрид хотел было поинтересоваться, что такой этот самый хауптгемайншафтсляйтер Адлер, ведь не может же быть у человека настолько говорящая фамилия(1). Но когда Малер сказал про подписку, все встало на свои места — все-таки может. — Вы ухитрились вляпаться еще во что-то, Готтфрид? Вальтрауд принесла кофе и скрылась за дверью. — Никак нет, херр хауптберайхсляйтер. Исполнял свой долг. — Исправно и рьяно, знаю-знаю, — покивал Малер и глотнул кофе. — Кстати, Готтфрид... Мы же с вами в пятницу не договорили. Он дернул ящик стола — тот не поддался. — Чертов ящик! — Малер нажал на кнопку громкой связи. — Вальтрауд! Я же просил вызвать слесаря! Вы его вызвали? Вызвали?! А где его в таком случае черти носят? Малер подергал ящик еще, выругался себе под нос и шумно выдохнул, покачав головой: — Простите, Готтфрид. С самого утра невозможно нормально работать. В общем... — он сцепил руки в замок. — Вы же помните фотокарточки, которые я вам показал? Мы ушли тогда к обсуждению оберайнзацляйтера Штайнбреннера и его неблаговидного поступка. Но я бы хотел вернуться в фотокарточкам бумаг, Готтфрид. Вы помните их? — Малер прищурился. — Смутно, — признался Готтфрид. — Но, если я ничего не путаю, их мне тоже показал оберайнзацляйтер Штайнбреннер. И... — Готтфрид прикусил губу. Хуже ему от этого уже вряд ли будет. Если, конечно, гестаповцы не найдут у него то, что он прячет прямо под их недреманым оком. — И он сказал, что... — Что он сказал?! — Малер впился глазами в Готтфрида так, точно хотел просверлить его насквозь. — Что этого ему с лихвой хватит, чтобы выписать мне порядочную порцию свинца. Простите, херр хауптберайхсляйтер. — Вам известно, почему он вам так сказал? — Никак нет, — Готтфрид тяжело вздохнул. Сердце подскочило вверх и теперь мешало дышать, застряв где-то в горле. — Готтфрид... — Малер поджал губы и рассматривал Готтфрида так, точно видел его впервые. — Вам знакомо имя Фридрих Веберн? Готтфрид почти почувствовал, как кровь застывает в венах, точно монолит. А вдруг он сейчас проговорится? Выдаст себя? — Это... — он медленно кивнул. — Это мой отец. — Вы в курсе, чем он занимался? — Малер прищурился. — Не больше, чем остальные, — обтекаемо ответил Готтфрид и потер переносицу. — Не заставляйте меня ждать, Готтфрид, — Малер дернул головой и налил себе воды. — Вы же знаете, я этого не люблю. — И вам всегда на помощь могут прийти бравые ребята из гестапо, — усмехнулся Готтфрид. — Веберн! Не зарывайтесь! — Малер постучал авторучкой по столу. — Виноват, херр хауптберайхсляйтер. Я знаю о том, что мой отец возглавлял одну из лабораторий по созданию Оружия Возмездия, или Оружия Х. А также, — Готтфрид замялся, думая, как помягче обойти антирадин. Ему казалось, что Малер видит его насквозь, чует его ложь не хуже, чем гестаповские ищейки — страх. Уж об этом легенды передавались шепотом из уст в уста. — И все? — Малер аж вытянулся вперед, точно собака, взявшая след и теперь отчаянно нюхавшая воздух. — Видите ли... — у Готтфрида снова вспотели ладони. — Я знаю, что он был задействован, как это формулировали, "во многих научных разработках". Мама мне ничего не рассказывала. Должно быть, и сама не знала. — То есть, вы не знали, что, например, он приложил руку к созданию антирадина? Вместе с биохимиками, в числе которых были такие личности, как Нойманн, Айзенбаум, Кох... — Айзенбаум? — притворно удивился Готтфрид и тут же пожалел об этом: Малер уставился на него ледяным взглядом, так, словно раскусил всю фальшь и наигранность. — Вы что, даже не знали, что отец вашего коллеги — знаменитый биохимик? — Малер скривился. — А ведь я уже было подумал, что вы неплохой руководитель. Готтфрид, устыдившись, опустил глаза и принялся рассматривать носки своих сапог. Благо, они были начищены практически до зеркального блеска. — Печально видеть такое невежество у столь многообещающего человека, Веберн, — Малер закурил и выпустил облачко дыма. — Но мы это исправим. Я напишу бумагу. Зайдете ко мне завтра за ней. А потом — в партийную библиотеку. И не вздумайте отлынивать, Веберн. Изучите — потом будем разбираться, с чего это вам оберайнзацляйтер Штайнбреннер угрожал. Свободны! Готтфрид встал и, стараясь не выказывать поспешности, направился на выход. — Ах да! Еще одну минуточку, — окликнул его Малер. — Мне доложили, что вы в последнее время очень много времени проводите в обществе беспартийных. Готтфрид повернулся, но даже не нашел, что ответить. — Ваше право, конечно, — Малер покачал головой. — Однако не забывайте, что ваше дело для Партии и для Империи — превыше всего! И помните о вашем статусе. Вы не должны послужить причиной утечки информации. Малер продолжал сверлить его глазами. — Никакой информации, Веберн! Ни рабочей, ни генетической! Вы поняли меня, Веберн? — Так точно, херр хауптберайхсляйтер! Готтфрид почувствовал, что, вопреки всему, отчаянно краснеет.* * *
— И что от тебя хотел Малер? — спросил Алоиз, недоверчиво рассматривая явно разведенное в воде порошковое пюре и подозрительно ярко-розовый кусок мясного хлеба. — Не спрашивай, — выдохнул Готтфрид и принялся ковыряться вилкой в тарелке. — Жри давай, — наставительно заявил Алоиз. — Тебе еще после обеда обсуждать с Агнетой результаты. Она аж подпрыгивает от нетерпения. Как завалит тебя вопросами — с живого не слезет! — Точно, — бесцветно проговорил Готтфрид. — Да что он тебе такое сказал, что у тебя весь энтузиазм как ветром сдуло? — разозлился Алоиз. — Я тебя не узнаю! — Знаешь, если со мной поговорит гестапо, ты меня точно не узнаешь, — невесело засмеялся Готтфрид. — Да далось тебе это гестапо! Больно ты им нужен! Или ты все не забудешь штайнбреннеровские угрозы? Готтфрид оставил в покое и вилку, и несчастное порошковое пюре, сплел пальцы в замок и положил на них гладко выбритый подбородок. Страх сжимал ледяной рукой его внутренности, выкручивал их, подбрасывал и ловил заново. Мысль о еде казалась противной. То, как разговаривал с ним Малер, точно подняло со дна души Готтфрида всю муть, и теперь ему казалось, что разоблачение неминуемо. — Может, сдать ему все, что мы нашли? — Готтфрид потер затылок, побарабанил пальцами по столу, снова взял вилку и продолжил ковыряться в тарелке. — С ума сошел! — сверкнул глазами Алоиз. — Хочешь — я перепрячу это все? К себе? Или куда-нибудь... Ты даже не будешь знать, куда. — Сам с ума сошел! — возмутился Готтфрид. — Это мой отец! — А ты мой друг, — парировал Алоиз. — Ладно. Не бери в голову. У тебя другие задачи. А еще заткнись и ешь, фюрера ради, к нам сейчас подсядут! — Приятного аппетита! Надеюсь, вы не против, если я к вам присоединюсь! — с громким стуком поставив на стол поднос, Отто Фишер плюхнулся на соседний с Готтфридом стул. — Удалось сбежать из-под недреманного ока этого зануды, — шепотом добавил он. Готтфрид с Алоизом переглянулись. — Я бы посоветовал вам, Отто, все-таки почтительнее относиться к вашему куратору, — процедил Готтфрид. — Вы понимаете, что ставите и его, и меня в не самое приглядное положение? — Вы — деятельные, — в глазах Отто загорелся огонь. — А не ледяные статуи, способные только отдавать и выполнять указания. А это правда, что вы посещаете бары внизу? — он перешел на подсвистывающий шепот. — Не мешать частную жизнь с работой, — тихо, но твердо проговорил Готтфрид. — Понимаю, вы из своего опыта, — выдохнул Отто и покраснел до кончиков оттопыренных ушей. — Везет вам, Агнета такая девчонка... И внизу, наверное, тоже классные девчонки, хотя и беспартийные. У Готтфрида голова пошла кругом. Захотелось взять тарелку с уже остывшей едой и надеть на голову этому деятелю — Готтфрид тут же живо представил, как плохо перемешанное пюре комьями повиснет на ушах Отто. Ситуацию неожиданно спас Алоиз. — Ты что же это, все выходные провел трезвым? — он спросил это таким тоном, точно интересовался, не вытирал ли тайком Отто ноги о флаг Арийской Империи. — Н-никак н-нет, — заикаясь ответил Отто. — А ч-что... По... похоже? — Похоже, — кивнул Алоиз, придав лицу траурной серьезности. — Что я говорил про реактивы и про пиво? Ты не вывел из организма радионуклиды! И это негативно сказалось на твоем интеллекте. — Очень негативно, — мстительно добавил Готтфрид. — Поэтому попроси у своего куратора дополнительное задание. Только усиленной умственной деятельностью ты сможешь если не остановить процесс, то хотя бы немного его затормозить. Отто переводил глаза с Готтфрида на Алоиза, а потом по-детски надулся и выпалил: — Вы опять надо мной подтруниваете! — Никак нет, — Алоиз оставался убийственно серьезным. — Тот факт, что ты принял серьезный разговор за иронию, говорит о том, что у тебя наступили необратимые изменения, — подлил масла в огонь Готтфрид. — Немедленно к оберберайтсшафтсляйтеру Айзенбауму. — Если вам надо было поговорить без меня, сказали бы прямо, — голос Отто дал петуха. — Я лучше и правда пойду. Отто встал, подхватил поднос слишком длинными тощими руками и поплелся за другой стол, куда как раз с раздачи подходил пресловутый Айзенбаум. — Еще руководитель называется, — поддел Готтфрида Алоиз. — Обидел мальчишку. — Это была твоя идея, — парировал Готтфрид. — Что-то аж жрать захотелось. Он принялся за остывший обед. Алоиз многозначительно хмыкнул и посмотрел в сторону стола, за которым обосновались Отто и Айзенбаум. — Слушай... — он поджал губы и в упор посмотрел на Готтфрида. — У меня вызывает подозрение его навязчивость. Может, он только играет наивного дурачка? — Может, и играет, — неожиданно равнодушно отозвался Готтфрид. — Смысл гадать? Думаешь, он накапал про коньяк? — А, к черту. Какая теперь-то уже разница? — отмахнулся Алоиз. — Все равно уже пропесочили по это самое... Ты давай, ешь быстрее. А то опоздаем. — Не опоздаем. Там Айзенбаум только жрать сел. А уж он точно на бегу подкрепляться не станет.* * *
— Херр Веберн! — Агнета наконец села, разгладила несуществующие складки на белом халате и выжидательно воззрилась на Готтфрида. — Я слушаю вас, Агнета, — серьезно кивнул тот. — Херр Веберн. У меня есть одно предположение. Оно заключается в том, что то, что мы разрабатываем... Как бы вам сказать... — она смешалась. — Говорите как-нибудь, — кивнул Готтфрид. — В общем... Партия зря возлагает такие надежды на оружие N! — выпалила она. Готтфрид не поверил собственным ушам. Лучшие умы Империи занимались разработкой бомбы! Прекрасные ученые, прекрасные военные — да что вообще за чушь! Судя по тому, какие силы стянули в Берлин ради скорейшей разработки и испытания оружия N, над этим работали и Советы, и Америка. Не может быть, чтобы все заблуждались, а одна молодая девица, только-только допущенная к работе чуть более ответственной, чем приготовление кофе и расстановка по местам реактивов, вот так одним махом вывела всех на чистую воду! — Чушь, — раздраженно отмахнулся Готтфрид. — С чего вы вообще это взяли? Агнета осеклась и замолчала, опустила голову и принялась нервно теребить полу халата. Готтфрид мысленно обругал себя последними словами — вот тянул же его черт за язык! Надо было сначала выслушать, а потом уже выносить вердикт. Тем более он и сам-то явно не убеленный сединами профессор. — С чего вы это взяли? — он повторил вопрос, но куда мягче. — Простите, херр Веберн, — Агнета не поднимала глаз. — Мне не стоило... Готтфриду тут же подумалось, что она наверняка вот-вот расплачется, а он понятия не имел, что ему делать с надумавшей разводить сырость девчонкой. — Раз уж начали — говорите, — он постучал пальцами по столешнице. — Вы все равно меня не послушаете, — Агнета упрямо повела плечом. — Но я скажу, — она подняла на него голубые ясные глаза. В них не было ни слезинки, а лицо ее горело лихорадочным румянцем готового к ожесточенному спору человека. — Арбайтсляйтер Веберн! Готтфрид поморщился, точно от зубной боли. — Атмосфера! — она заговорила горячо, захлебываясь собственными словами. — В атмосфере поток нейтронов быстро рассеется и поглотится самой атмосферой! Посудите сами — при использовании сверхмощностей мы просто потеряем ресурс! Ядерное оружие куда эффективнее! — Проникающая способность позволит... — Да, она больше, чем у гамма-излучения, — Агнета настолько увлеклась, что перебила его. — Однако бетонные бункеры... — Поражение живой силы! — перешел в наступление Готтфрид. — ...Не больше, чем у ядерной бомбы! — стояла на своем Агнета. — Наведенная радиоактивность... — Готтфрид не желал уступать. — Да, остается, но не более, чем на несколько суток! — Сохранение материальных ценностей... — По-вашему, ударная волна их просто обогнет?! — фыркнула Агнета, вскочила на ноги и принялась ходить туда-сюда, отчаянно жестикулируя. — Вы же прекрасный физик, где вы начитались такой ерунды? Ой... — она испуганно остановилась, прикусила губу и густо покраснела. — Простите... Херр Веберн... Готтфрид... — Агнета опустилась на стул и сжалась в комок. Готтфрид рассмеялся. Громко, утирая выступившие на глазах слезы. — Вы... Вы... — Агнета продолжала кусать губы. — Мне... Мне переходить обратно... Вы... Не станете работать со мной?.. — Отчего же? — выдавил Готтфрид сквозь смех. — Я... Это было... — Ужасно нагло, непростительно фамильярно с вашей стороны, берайтсшафтсляйтерин Мюллер, — Готтфрид попытался скроить серьезную мину, но у него не вышло — вместо этого он рассмеялся еще сильнее. Агнета робко улыбнулась и кивнула. — Я даже представить себе не могу, какого наказания вы за это заслуживаете, — Готтфрид потер затылок. — Например, расскажите мне о том, откуда вы сделали такие выводы. Особенно при наличии успешного эксперимента в сверхмалом объеме. — В том-то и дело, что объем был сверхмалый! — она схватила авторучку и принялась чертить схемы на чистом листе, который, в числе прочих папок и бумаг, принесла с собой. Готтфрид наблюдал за ней и думал об одном: если она сейчас убедит его принять эту гипотезу на проверку, как к этому отнесутся остальные? И дело было не только и не столько в его рабочей группе. Ему предстояло — а судя по аргументам Агнеты, действительно предстояло! — вынести эти заключения на суд нескольких рабочих групп. В части из них работали люди с куда как более внушительным списком, нежели у него. И потом, в любом случае им не избежать вопроса "кто вообще придумал такую чушь". Сказать правду? Их поднимут на смех. Взять огонь на себя? А если Агнета права? Руководитель рабочей группы, конечно, он, Готтфрид Веберн, но... — Видите! — Агнета выдохнула и посмотрела на Готтфрида в упор. — Вижу, — кивнул он. — Вот что, Агнета. Оставьте это все мне, я еще раз все пересмотрю. — Только сообщите потом... — Все сообщу, — Готтфрид кивнул. — Вы же понимаете всю серьезность вашего заявления? — Разумеется! — Нам нельзя ударить в грязь лицом, — Готтфрид пожирал глазами схему. Ему опять придется ставить все на карту. — Вы... — Агнета замялась. — Простите меня, что я... — Ерунда, — отмахнулся он, но тут же поправился: — Не вздумайте это повторять! Иначе нашей группе не будет никакой веры! — Благодарю вас! — она счастливо улыбнулась и выскользнула из его кабинета прочь.* * *
— Если уже в дерьмо — так по самую макушку, — резюмировал Алоиз. — Иначе ты, похоже, не умеешь. Готтфрид сидел за столом, обложившись научными трудами, разрозненными исписанными и исчерканными листами, и совершенно не обратил внимания на друга. Рабочий день уже кончился, и они остались с Алоизом вдвоем. — Пора сматывать удочки, — буркнул Готтфрид. — У нас сегодня нет допуска на сверхурочные. — Поехали вниз? Выпьем, обсудим дела. Только сначала давай сюда свои сокровища, я их перепрячу, чтобы тебя не прихватили за зад. — Внизу? Обсудить дела? — Готтфрид недоверчиво хмыкнул. — Мне казалось, внизу мы занимаемся чем угодно, но не рабочими обсуждениями! — Ну ты-то конечно! — Алоиз скривился. — Давай свои сокровища. — С ума сошел?! — возмутился Готтфрид. — Чтобы ты из-за меня... Да ни за что! Он встал из-за стола и принялся мерить шагами кабинет. — И потом... Как ты собираешься выходить отсюда с этим добром под мышкой? Тут везде дозиметры... И, кстати... Дерьмо... — пробормотал Готтфрид и потер затылок. Он вспомнил о том, что у него в аптечке недостает антирадина. Зато в столе лежал заботливо сохраненный пустой блистер. Это означало лишь одно: до среды, по которым производили пересчет медикаментов, ему нужно восполнить недостачу. Конечно, они не станут взвешивать каждый образец, но на случай, если вдруг понадобится весь учтенный запас, Готтфрид не хотел запаивать блистер порожняком — это означало лишить кого-то шанса на выживание. У него остался один день. Один день на исправление последствий своего решения. — Надо было отдать мой антирадин тебе, да и дело с концом, — вздохнул Готтфрид. — Не дури! — возмутился Алоиз. — У нас же есть рецепт! И реактивы! — Из шкафа, за который несет ответственность Айзенбаум, — горько проговорил Готтфрид. — Проверка не скоро, — возразил Алоиз. — Успеем что-нибудь придумать. И, кстати... Отто говорил, что его куратор не в восторге от нашей любви к выпивке. Может, это он накапал? — Он, не он... Это не повод его подставлять! И потом, не так-то уж мы любим выпивку, чтобы это мешало работе. И, — Готтфрид посмотрел в глаза другу, — ты серьезно думаешь, что это его рук дело? — Понятия не имею, — отозвался Алоиз. — Может, он решил помочь нам, заблудшим, вернуться в лоно Партии? Готтфрид скривился. По его мнению, они совершенно не давали повода счесть их потерявшимися в сетях пороков, которые могут негативно сказаться на самосознании гражданина Арийской Империи. — Ладно, — постановил он. — Нас сейчас отсюда выгонят. Пошли. Завтра я возьму сверхурочные, и мы возьмем айзенбаумовские реактивы. Потом придумаем что-нибудь. — Дневник! — напомнил Алоиз. — Завтра переделаешь печать. — Его надо убрать отсюда, — Алоиз стоял на своем. — Ты не пронесешь его! Разве что обернутым в двадцать два слоя свинца. Думаешь, у тебя не спросят, что это ты такое тащишь, а? — Готтфрид разозлился. — Ладно, завтра поговорим, — раздраженно отмахнулся Алоиз — пора было уходить, по громкой связи из огромных динамиков приятный женский голос вещал о том, что помещения очистить следовало в течение пяти минут и никак не позже. На улице стоял густой туман, поднимавшийся откуда-то снизу: после Катастрофы это было не редкостью. Готтфрид оглядел парковочную площадку. На нее высыпало множество народа из их подразделения; теперь все деловито, точно муравьи, расползались по флюквагенам — парами, тройками. Точно муравьи. — Пойдем, — пихнул его Алоиз. — О чем задумался? — Интересно, теперь есть муравьи? — Что? — Алоиз смотрел непонимающе. — Готтфрид... Первый день недели. Ты здоров? Что-то случилось? — Муравьи, — пояснил Готтфрид. — Помнишь, как мы мальчишками разворошили муравейник? — Где-то, должно быть, есть, — пожал плечами Алоиз. — Гигантские. С гигантскими муравейниками. — Как наши дома... — Да что с тобой? — Алоиз выглядел обеспокоенным. Готтфрид молча отмахнулся и направился к флюквагену, что-то тихонько насвистывая себе под нос. Алоиз поплелся за ним. — Вниз? — с нотками надежды в голосе спросил Алоиз. — Давай тебя докину? — предложил Готтфрид. — Мне еще поработать бы... — С чем? — в голосе Алоиза послышались насмешливые нотки. — У тебя же все материалы на работе. Готтфрид вздохнул — завтра стоило явиться хоть немного заранее. Прибрать тот апокалипсис, который он устроил на своем рабочем месте. А то, не ровен час, заглянет кто из начальства. — У меня есть пара справочников дома. И большую часть того, что мне надо обдумать, я помню. — Ну... — с сомнением протянул Алоиз. — Ладно. Заберешь меня утром снизу? — По рукам. Они летели точно сквозь густое грязно-синее молоко. Туман усилился и казался теперь почти осязаемым. Готтфрид всматривался в то, как нос "БМВ" рассекает это плотную толщу, и думал о том, что ему сказала Агнета. Если она ошибается, это может дорого стоить им — и ему в первую очередь. А если она права? — Что-то ты больно молчалив, — покачал головой Алоиз, когда Готтфрид, все так же не говоря ни слова, приземлился на посадочной площадке у бара, название которого они снова забыли спросить. — Ты здоров? Может, все-таки развеемся? — Нет, — Готтфрид с трудом вынырнул из пучины собственных мыслей. — Я поеду. Завтра будь готов пораньше, хорошо? Мне надо в кабинете убраться... — Так точно, — ухмыльнулся Алоиз. — Надеюсь, твой гениальный мозг стоит на пороге исторического открытия. Удачи тебе, — он потряс сжатыми в кулаки руками. — Мой мозг, как же, — проворчал себе под нос Готтфрид, выруливая обратно на воздушную трассу. Он чувствовал себя невероятно уставшим. _______________________________ 1) нем. Adler — орел